Все наши разговоры заканчивались абсолютно одинаково. Я ссылалась на усталость, а Джереми извинялся и через секунду возобновлял свой монолог. Так продолжалось еще минут десять, пока мне всеми правдами и неправдами не удавалось повесить трубку.

Когда мое терпение лопнуло, я набрала номер Джил.

– Джил, ты должна рассказать ему про Филипа, – заявила я без предисловий. Мне так надоело водить Джереми за нос, что я была готова разорвать всех в клочья. – Он без конца спрашивает меня, почему ты его бросила. Я больше не могу врать.

– Тогда пошли его, – хладнокровно посоветовала Джил.

– Не могу, он мой друг. Мне жаль его.

Но Джил прикладывала все силы к тому, чтобы в собственных глазах превратить Джереми в законченного подлеца, дабы приглушить угрызения совести.

– У него есть свои друзья, пусть им жалуется. Почему это он вздумал эксплуатировать моих?

– Он ужасно мучается, – упорствовала я. – И он понимает, что ты чего-то не договариваешь.

– Дело не в том, что я чего-то не договариваю.

– Джил! – взорвалась я. – Дело именно в этом, мать твою! Ты нагло надуваешь его. Ты поверишь, что шоу закончилось, если во время антракта кто-то потащит тебя к выходу, тогда как все повалят в буфет за мороженым? Люди дуреют, когда их кто-то бросает, но когда им при этом еще врут, они дуреют вдвойне.

– А не надо было пичкать меня мороженым, когда мне требовался самый настоящий банан! – И Джил довольно захихикала.

– Да иди ты… Слезь наконец со своего любовника и разберись с Джереми.

Мы помолчали.

– Джулс, я не могу, – жалобно проблеяла Джил. Слава богу, узнаю любимую подругу. – Я боюсь, что он станет рвать и метать, и я тоже стану рвать и метать, и останутся от нас обоих рожки да ножки. I

– Рано или поздно он все равно узнает, – мягко возразила я.

– Может, лучше ему узнать об этом от кого-то еще, а? Тогда это будет как-то проще.

– Ты же не предлагаешь…

– Нет-нет, что ты, – поспешно прервала меня Джил. – Я просто, так сказать, выдвигаю гипотезу.

– И на том спасибо.

– Хорошо, что позвонила. – Она резко переключилась на другую тему. – Я как раз хотела пригласить тебя пообедать и познакомить с Филипом.

Я позавидовала Джил: так непосредственно перестроиться с темы своего несчастного мужа на виновника их развода, да еще пригласить лучшую подругу в дом, купленный в основном на деньги Джереми, который вылетел из него как пробка из бутылки с шампанским! Впрочем, стоит ли раздувать трагедию? Джил влюблена и потому обуреваема угрызениями совести не больше, чем Билл Клинтон. У беспардонных любовников всегда есть отличное оправдание: они ни в чем не виноваты, их ведь сжигает такая страсть!

В свое время я вела себя не лучше Джил. Я-то знаю, что испытываешь, когда перемалываешь чужие кости в муку, и сколько при этом затрачиваешь нравственных сил, чтобы заткнуть свою совесть. Как бы там ни было, а знакомиться с милым Филипом в доме Джереми я не собиралась. Что, если бедняга узнает об этом? Ведь тайное всегда становится явным.

Однако жалкие одеяния пуританки мне явно не шли. Еще минута, и я стану вопить, что узы брака священны и Джил должна вернуться к Джереми и усмирять плоть тяжелой, но полезной работой.

– Знаешь что? – сказала я. – Давайте сходим в ресторан. Я последнее время до ночи сижу в офисе. Хочется куда-нибудь выбраться. Что скажешь?

– А я так хотела приготовить для вас ужин…

Я молчала (что всегда нелегко, но, как я убедилась за долгие годы, очень эффективно). Сжала зубы и ждала, пока Джил сообразит, что я не намерена вдаваться в дискуссию.

– Но Филип обожает мою стряпню… – сделала она последнюю попытку, уже признавая свое поражение.

– Кто же не обожает твою стряпню? – отрезала я. Все эти сопливые восторги по поводу Филипа начинали доставать.

Джил вздохнула, демонстрируя, как тяжко ей расстаться с мечтой о том, как мы с Филипом обмениваемся любезностями в уютной кухне, а сама она мечет на стол одно блюдо за другим. Но играть тот же спектакль, что я играла около недели назад в другом актерском составе, было выше моих сил. А что до Джил – она хотела лишь воссоздать картину стабильных отношений в домашнем интерьере.

Вот почему я была непреклонна. Джил хотела, чтобы я за секунду стала Филипу лучшей подругой, как когда-то произошло с Джереми. С ее точки зрения, я теперь должна притворяться, будто Джереми не существует в природе. Это к разговору о беспардонности любовников.

– Как поживает наша женщина-вамп со своим воздыхателем? – Мэл с наслаждением перекатывала слова во рту, как леденцы.

– Сегодня встречаюсь с ними в тайском ресторанчике. Ну, знаешь, рядом с моим домом.

– Очень удобно. Для тебя.

– Зря остришь, Мэл. Это Джил предложила.

– Джил? – не поверила Мэл. Еще бы: Джил не особенно любила покидать свою уютную норку ради дебрей Северного Лондона. – Вот мать твою! Ну да, в Чок-Фарм она не нарвется на Джереми. Он отродясь туда не заявится.

– Прямо в яблочко. Джереми никогда у меня не был, а скажи ему «Чок-Фарм» – и он наверняка решит, что это название каких-нибудь конюшен в Хардфортшире.

– Не понимаю, чего ты к ней не завалишься? – цинично спросила Мэл. – Еда получше ресторанной, зато в сто раз дешевле. Ты только и платишь за бутылку вина и за такси.

– Дело не в том. Придется пилить до Фулхэма на метро, а я допоздна торчу на работе. Будет слишком поздно.

Мэл издевательски хохотнула:

– Посмотрите, что за мадам!

– Я тебе не мадам, а госпожа София, – попыталась я отвлечь ее. – Или как там меня зовут на этой неделе?

– Придется пилить до самого Фулхэма на метро! – передразнила Мэл. – Ты что, забыла старые добрые времена? Да мы с тобой рыскали по всему Лондону как последние шавки, лишь бы найти хоть какую-нибудь паршивую работу. Да эта треханая схема метро у тебя в мозгах должна навечно отпечататься.

– Не только схема метро, – уточнила я, – карта города тоже. Если помнишь, я тогда меняла работу чуть ли не каждую неделю, до сих пор наизусть помню все переулки в Сохо, Ковент-Гардене, Холбор-не и Сити. Два чертовых года я скиталась по ним в поисках заработка. Да я могу на память карту нарисовать.

Кстати, мы с Мэл тогда и встретились, подрабатывая секретаршами в юридической конторе в Холборне. А поскольку Мэл – это всегда Мэл, она делала вполовину меньше, чем я; но боссы распускали перед ней слюни и не возражали, если она ограничивалась минимумом своих служебных обязанностей. А поскольку я – это всегда я, то меня такое положение вещей бесило. Мэл я просто игнорировала – пока не произошло то, что навсегда изменило наши отношения. Как-то я чем-то не устроила одну из жутких баб-юристок, которых там была целая прорва, ну и обозвала ее тупой коровой, а Мэл, сидевшая рядом, приняла эти слова на свой счет. Не отрываясь от журнальчика, она равнодушно кинула:

– Думаешь? – Затем лениво перелистнула страницу и добавила: – Ну свалили они на тебя всю базу данных, я-то тут при чем?

– Это я не о тебе, – испугалась я и махнула рукой в направлении юристихи, – а вон о ней.

– Ха! – Мэл наконец оторвалась от своего журнала и сверкнула на меня глазами. – Да эта сука ко мне и близко не подойдет. И знаешь почему? Месяц назад я застукала ее в клубе. Какой-то уродливый хряк запихивал ей в задницу огромный искусственный член.

Челюсть у меня отвалилась в самом буквальном смысле.

– Она была в маске, но я ее узнала! – И Мэл бросила многозначительный взгляд на юристиху, наблюдавшую за нами через стеклянную дверь своего кабинета. – Готова поклясться, теперь она от тебя отстанет.

Такое многообещающее начало не могло не вылиться в крепкую дружбу. И пленило меня, разумеется, не умение Мэл ловить рыбку в мутной воде, а то равнодушие, с которым она отнеслась к оскорблению.

– Ах, как давно мы с тобой не шлялись по блошиным рынкам! – Мэл пребывала в ностальгическом настроении. – Слушай, да ты вся разодета от Харви Никс и Джозефа!