Джил словно и не замечала ни нашей натянутости, ни того, что нас с Филипом воротит друг от друга. Она мечтательно глазела на нас – точнее, в основном на Филипа, – и стоило тому улыбнуться, Джил едва не трескалась от счастья. Впрочем, улыбался Филип не часто – он вовсе не находил меня остроумной особой. Когда я отпускала шуточки, которые у нормальных людей вызывают по меньшей мере улыбку, его физиономия оставалась невыразительно-равнодушной, и паузы, которые я оставляла специально для смеха, заполняла неловкая тишина.

Джил до жути напоминала влюбленную простушку с обложки женского романа. Для полного сходства не хватало лишь вентилятора, который бы романтично развевал ее волосы, и декольте, загадочным образом съехавшего на середину груди. На обложках вышеупомянутых романчиков героиня с поразительной настойчивостью в немом обожании пялится на героя, а он в свою очередь норовит пригвоздить искушенным взглядом читательницу, как бы желая еще раз доказать, что предпочитает карьеристок двадцать первого века их грудастым, падким до обмороков предшественницам.

Нет, меня просто воротило от этого Филипа. Его счет на данный момент составлял минус двадцать с чем-то, и список моих претензий к нему рос как на дрожжах. С точки зрения банальной логики Филип, разумеется, не виноват в том, что мой китайский супец горячее, чем костры ада, а в носу свербит от острого красного перца. Но если бы Филип не торчал тут, я бы хоть могла облегчить душу крепким словцом, высморкаться и громко пожаловаться на суп, который ударяет по мозгам сорокаградусным перцовым раствором, о чем посетителей неплохо бы предупреждать наклейками на каждой тарелке с изображением черепа и скрещенных костей. А вместо этого я должна была сидеть паинькой и улыбаться человеку, который находил мои шутки плоскими, и все, что мне дозволялось, – это украдкой сморкаться в платок.

– Ну, как он тебе? – с воодушевлением вопросила Джил, как только тарелки с треклятым супом убрали, а Филип удалился. Возможно, его суп тоже оказался взрывоопасным, и бедняга сейчас обчихался в сортире. Эта мысль подбодрила меня.

– Адски горячий, – ответила я, притворяясь слабоумной. – У меня просто отбило нюх. Я полностью лишилась обоняния.

Прежняя Джил наверняка посоветовала бы мне поправить здоровье хорошей понюшкой белого вещества, но Джил нынешняя возмущенно воскликнула:

– Да нет же, я о Филипе! Что ты о нем думаешь. Милый, правда?

– Очень милый, – лицемерно выдавила я. – Только, знаешь, мне нужно время, чтобы сказать наверняка. Двадцати минут, что я потратила на пустую болтовню и пожирание термоядерного супа, который прожег дырку у меня в животе, маловато для объективной оценки.

Ответом Джил была явно разочарована.

– Честное слово, мне жутко хочется узнать его получше, – соврала я.

Мне вдруг вспомнилась наша первая встреча с Джереми. Мы с ним до потери пульса подтрунивали над Джил – как и полагается бойфренду и лучшей подруге, если они желают подружиться, – мы болтали о кино, даже немного поругались на этой почве, в общем, вели себя как нормальные люди, а не запрограммированные роботы. Джил не уловила в моих словах ни грамма фальши. Она улыбнулась, и это была первая нормальная улыбка за весь вечер, не похожая на слащавый оскал героини мыльной оперы.

– Я невероятно счастлива, – заявила она. В чем не было ни малейшей необходимости.

– Здорово. – Я отхлебнула пива.

– Ты больше не видела того парня, с которым познакомилась на конференции?

– Ты о ком?

– Как о ком?! – Джил с изумлением посмотрела на меня. – О Томе!

– Ах, о Томе!

Я прикончила пиво и махнула официанту, чтобы принес еще. Похоже, Джил пребывала в состоянии эйфории настолько, что желала и всех вокруг видеть столь же опьяненными любовью. Обычно, пока такой приступ у человека продолжается, все успевают сойти с ума. Да и как иначе, если пораженная коварной стрелой Амура подруга пытается свести тебя с мужиком, от которого тебя тошнит в самом буквальном смысле.

– Это была фигня, Джил, – сказала я. – Пора об этом забыть.

– А тот, второй?

– Голландец-фетишист? Он еще не звонил. И очень жаль. Он будет погорячее этого супчика. Спасибо.

Последнее относилось к официанту. Я залпом ополовинила новый бокал. Сегодняшний стресс надо чем-то снять, а под рукой ничего, кроме пива, нет.

– Ну что ж, с глаз долой – из сердца вон, – вздохнула Джил, вложив в эти слова больше упрека, чем обычно.

Я пожала плечами.

– Нужно же отличать серьезные отношения от дурачества. Ненавижу притворяться. В большинстве случаев клин клином вышибают. Да и вообще, мужика можно приклеить и отклеить, как пластырь. Если один отрывается, нужно срочно приляпать другой По крайней мере, будет весело.

Мне пришлось признать про себя, что Джереми как раз не мог воспользоваться этой незамысловатой философией, коль скоро Джил бросила его. Бедняга. Я хлебнула еще пива, предвкушая очередную нотацию Джил. Меня всегда глубоко впечатляло, как меняются люди с каждым новым партнером.

Они готовы поклясться чем угодно, что твердо стоят на земле, и свято верят в то, что говорят. Тем не менее очередной партнер заставляет резко сменить траекторию. Например, когда Джил была с Джереми, она устраивала овации по поводу моих любовных похождений. А сейчас ей вдруг приспичило, чтобы я утихомирилась.

Вскоре из сортира вернулся Филип, и я с удовольствием отметила, что нос его гораздо краснее, чем прежде. Думайте, что хотите, но я до безобразия мелочна и мстительна.

Сверля Филипа взглядом, я пыталась догадаться, с какой стати он уцепился за Джил. Филип не из аристократов, как Джил и Джереми, а заурядный представитель среднего класса – как я. Может, поэтому его и заинтересовала Джил? Ведь не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сразу понять: перед вами законченный карьерист. Правда, трудно сказать, каких успехов он уже достиг, – я не умею оценивать успехи человека по его наружности. В высшем свете есть такие особы, которые могут определить доход и социальный статус своего визави по галстуку и часам. Эти достойные дамы – просто пираньи современного общества. Они обгладывают мужиков до костей и сваливают в поисках новой жертвы, как только кончается мясо. Не похоже, чтобы у Филипа была своя компания. Его крем после бритья, часы и гель для волос какие-то пресные. Впрочем, Джил сделает их еще преснее.

Когда принесли главное блюдо, мы вернулись к Лайаму. Это было неизбежно – нет на свете лучшей темы для разговора, чем Лайам.

– Как называется его шоу? – спросил Филип, когда официант поставил передо мной карри с уткой.

– «Лайам без границ», – ответила я. Тонкий аромат кокосового молока приятно щекотал ноздри. – Мы планируем тур по стране. Каждую неделю – новый город. Лайам отлично сходится с людьми и легко завоевывает аудиторию. А все его жизнерадостное обаяние. В одной из серий есть классный эпизод, когда он чуть ли не прыгает в койку к хозяйке мотеля. А в конце эпизода они перебрасываются двусмысленными пошлостями, как в старом комедийном сериале. Обхохочешься.

– Надо будет посмотреть, – дипломатично откликнулся Филип.

Я выудила кусок утки из ароматного соуса и разочарованно уставилась на него. Филе, как и полагается, было обжарено и порезано на кусочки, но, увы, жир соскрести они не догадались. Каждый кусок был окружен толстым слоем жира, и вместо хрустящей поджаристой корочки утка была вся в мерзкой размазне. Дело вовсе не в диете. Карри и так достаточно тяжелая еда, но после этого утиного сала мой желудок точно взбунтуется.

Лайам на моем месте устроил бы целое шоу. Просто вижу этот спектакль. Он подозвал бы официанта и ткнул ему в нос тарелку, а может, даже отправился бы на кухню, чтобы лично растолковать повару, как нужно готовить. Как-то раз мы зашли в итальянскую пиццерию и заказали пиццу с чили. Нам принесли пиццу, сплошь усеянную перчиками, как крошечными гранатами. Лайам накинулся на парня за стойкой и вступил с ним в продолжительную словесную перепалку, указывая, что нет большей глупости, чем совать в пиццу целые перцы. «Или уж посыпать пиццу готовой перечной смесью, если тебе лень резать!» – орал Лайам. Вся бригада поваров сгрудилась у стойки, пытаясь умаслить его, и, естественно, расстались они большими друзьями. Эти дурни даже не обиделись на то, что Лайам сдабривал поток брани итальянскими словечками. В этом весь Лайам. Яростно жестикулируя, он орал: «Мамма миа! Вы, итальяшки, ни хрена не умеете! Моя мамма миа скорее сдохла бы от стыда, чем подала такое дерьмо на стол в своем ристоранте!»


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: