– Что он собирается делать?

– Жениться на ней в июне.

– Он что, сошел с ума? – поразилась я.

– Он любит ее, жалкий нытик. То ли еще будет. – Мэл погрозила воображаемому Кевину беленьким пальчиком с лаковым ноготком. В свете свечи блестки на ногте полыхнули бриллиантами. – Ни за что пропадет, а?

Ага, вот еще одно подтверждение, что женитьба – это петля, в которую двое добровольно суют головы, прекрасно сознавая, чем им это грозит. Каждый раз, когда я думала о свадьбе, мне казалось, что я слышу грохот захлопывающейся железной двери. В моих кошмарах это была дверь от гаража рядом с домиком в пригороде, в котором я буду жить, когда выйду замуж. Дверь будет открываться по моей команде, я буду въезжав в гараж на большой блестящей машине, проводив детишек в школу. На крючке, заботливо прибитом моим мужем к деревянной доске, будет висеть бейсбольная экипировка. Тяжело звякнув о цементный пол, дверь гаража неспешно опустится, поймав меня как в мышеловку. Я посижу немного в машине, обводя тупым взглядом белые стены гаража, жаровню для барбекю, складные стулья, свернутый змеей блестящий поливальный шланг. Затем врублю двигатель, вылезу из машины и запихну голову в выхлопную трубу.

– Знаешь что, Мэл? – Ну?

– Пару месяцев назад Джил спросила меня, как я определяю, что кто-то со мной заигрывает.

– Да ну?!

– Угу. И я не знала, что сказать. Что-то такое промямлила, мол, «сама знаешь, они как-то особенно смотрят на тебя…». Мне стало страшно.

– Вот дерьмо, – вздохнула Мэл. – Представляешь, что делает с людьми замужняя жизнь? Интересно, в каком состоянии я должна быть, чтобы до меня не дошло, что кто-то ко мне подъезжает?

– Джил сказала, что отдала бы все, только бы поцеловать кого-то в первый раз.

Мы в ужасе посмотрели друг на друга. Нет, жизнь Джил – скудная сексом, зато богатая холестерином – не для меня. Но что, если Мэл права и я действительно перегорела? Что тогда делать? Господи, как скверно.

– Знаешь, что самое трудное? – пробормотала я.

– Ну?

– Решить, какого черта мне действительно нужно. Именно это меня и смутило в истории с Томом. Раньше я просто выполняла определенные действия. Но если каждую минуту задумываться о том, что тебе нужно, то очень скоро сойдешь с ума.

Вот это открытие! Даже для меня самой.

– Понятно, в чем проблема? – медленно произнесла я, осмысливая свои слова. – Я просто не знаю, чего хочу. Может быть… – я взяла еще одну сигарету, – может быть, я просто не задумывалась, чего на самом деле хочу от мужчины, просто шагала себе по проторенной дорожке, не останавливаясь и не ведая, куда иду…

Так, теперь и я напилась. Несмотря на все усилия четко произносить слова, они расплывались, как жидкое тесто на сковородке. Но, как известно, истина в вине. Ну хорошо, в мартини.

Это была самая трезвая мысль за долгие, долгие годы.

Глава третья

В обеденное время на Оксфорд-стрит самый настоящий час пик. Толпы людей снуют туда-сюда, создавая невообразимую суету и толкотню. Бедные туристы беспомощно мечутся по сторонам и вместо обещанных модных магазинов находят лишь свалки дешевого барахла: сляпанные кое-как пальто с рисунком «под зебру», разваливающиеся сапоги на высоких каблуках, солнечные очки «от дизайнера» и прочий хлам. Если бы эти дураки внимательнее читали свои путеводители, то до них бы дошло, что они находятся лишь на подступах к торговой Мекке, о которой столько слышали, и что их цель впереди. Но они, скорее всего, укатят в противоположную сторону на первом попавшемся автобусе, вконец достанут водителя, и он их высадит где-нибудь в Холборне. Вот тогда они точно пропадут.

Впрочем, мне-то какое дело? У меня важная встреча с клиентом, а я уже опаздываю на десять минут. Чуть ли не бегом я свернула на Уордор-стрит и врезалась в толпу голландок (со спины их запросто можно было принять за голландцев), которые тут же напали на меня, требуя сказать, какой автобус вывезет их из этого ада. Я лишь красноречиво развела руками.

Может, мне и не стоило так нестись, потому что Лайам почти никогда не приходит вовремя. Но раз уж он такой безалаберный, мне надлежит думать за двоих и не давать себе поблажек.

У Лайама есть все данные, чтобы стать звездой. Я не без основания гордилась тем, что такая рыбка угодила в мои сети. Пару месяцев назад я стала полноправным партнером в нашем рекламном агентстве. Лайам был для нас золотым руном, и я преследовала его как гончая, желая еще больше укрепить свою репутацию. В моем графике он шел под номером один, и я с трудом выискивала время для других клиентов. К тому же возня с Лайамом отнимала все двадцать четыре часа в сутки. Я играла роль няньки, агента и бог знает кого еще.

Ради этого двадцатишестилетнего жеребца, обладавшего профессиональным магнетизмом жиго-ло, роскошные девицы легко расставались не только с трусиками, но и с последним фунтом (по его собственному заверению). Невысокий, гибкий и жилистый, он излучал энергию каждой клеточкой тела. Лайам даже ходил особо – пружинил на носках как боксер, быстрый как молния и невесомый как перышко, готовый в любую минуту кинуться на ринг. Он был из тех счастливчиков, которые на телеэкране выглядят просто шикарно, хотя в жизни, да еще в дурном настроении, Лайам так себе. Слишком низкий лоб, слишком тонкие губы и слишком выпирающие скулы. Однако камера сверхъестественным образом делала из него голливудского идола. Она выделяла его голубые глаза, черные волосы, широкие плечи и даже несколько девчачьих веснушек. В общем, сраженные телезрительницы должны были грохаться без чувств.

Лайам был воплощением животных инстинктов. Он жрал как свинья, пил как рок-звезда и, если верить его россказням, готов был «лезть на каждую проходившую мимо сучку. Все это ужасно утомляло, но не могло не развлекать.

– Джулс! Моя красавица! Чапай сюда! – заорал Лайам, как только я появилась в дверях.

Он сидел за стойкой бара и заигрывал с прилизанной барменшей (назови я ее так, она бы смертельно разобиделась).

Лайам, кажется, даже не заметил, что я опоздала. Еще бы – развлекался на всю катушку, скаля зубы с симпатичной девицей и выпивая за счет агентства.

– Эй, Джулс, глянь-ка, цыпа! У меня новая та-тушка!

Соскочив с табурета, Лайам повернулся ко мне задом и нагнулся. Мысль о том, что он сейчас спустит штаны, молнией пронеслась у меня в голове. Лайам обожает оголять задницу, что вполне понятно: он молод, озабочен, возможно, даже извращен, и у него превосходная попка. Он ею ужасно гордится. Аппетитная как персик, задница резко отличалась от всего тела, сухого и жилистого.

Я застыла, глядя, как он задирает рубашку, потом, сделав над собой усилие, постаралась расслабиться. В конце концов, если Лайам засветится голым задом в одном из модных лондонских ресторанов, то интерес прессы ему обеспечен. Я же теперь совладелец агентства и вовсе не обязана отвечать за идиотские выходки Лайама. Как бы там ни было, пытаться его остановить – это все равно что удерживать на цепи шимпанзе, объевшегося стимуляторами.

К счастью, Лайам желал продемонстрировать всего лишь поясницу. Прямо над ягодицами синели готические буквы. Черная краска въелась в кожу и приобрела характерный темно-синий цвет.

– Красота! – Я не удержалась и провела рукой по татуировке.

Лайам, конечно, псих, но по крайней мере с ним не соскучишься. Татуировка была жутко сексуальной.

– У тебя не руки, а ледышки. Придется тебя согреть, детка.

Лайам так и стоял, нагнувшись. Артист! Рядом с ним любой громила из числа моих знакомых тухнул и превращался в ноль. А тут еще предстоящая кампания в прессе, которая совсем снесла Лайаму крышу… Интересно, он когда-нибудь затормозит? Не иначе, только после того, как раскроит себе башку.

– Сечешь? Она у меня уже давно.

– Давно?

– Угу. С прошлой недели. Я ее никому не показывал, потому что кожа облезала.

С видимой неохотой Лайам опустил рубашку и повернулся ко мне.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: