— Анонимка, товарищ генерал, не беспочвенная, — сказал Зубцов. — Я запросил Краснокаменск и получил спецдонесение от полковника Патрина: Северотайгинский райотдел проверял документацию в старательской артели рудника Октябрьского. Выявлено несоответствие между объемами перемытых отвалов и съемками металла. Не хватает больше килограмма.

— Проверку начали в связи с анонимкой? — спросил Шадричев.

— В плановом порядке. За пять дней до получения нами анонимки. Это и настораживает.

— Действительно, — согласился Шадричев, медленно поднялся с места, пошел по кабинету, раздумывая вслух: — Похоже, анонимку сочиняли, зная о проверке, предвидя ее результат, стремясь приковать наше внимание к артели и сбить с главного направления поиска.

— Но ведь золото, Василий Матвеевич, утекает именно из старательской артели, — заволновался Орехов. — Экспертизой подтверждено: самодельные колечки и протезные пластины из металла Октябрьского месторождения. Почему все это кажется вам отвлекающим маневром? Мне это видится единой цепью преступлений.

— Нитью скорее, — весело сказал Шадричев. — Где это видано, чтобы такие добрые молодцы, как наши кладоискатели, с их-то прытью, с психологическими подходами, да удовольствовались жалким килограммом.

— И донос написали на себя, — сказал Зубцов.

— Вот именно, — подтвердил Шадричев. — Нет, у них цель потоньше: подставить кого-то из своих в артели и направить по ложному следу. А самим укрыться получше и взять Аксеновых в клещи.

— Но коммерческие связи этого Мамедова с кем-то в старательской артели, пусть косвенные связи, — настаивал Орехов, — они же в свете анонимки и сообщения из Октябрьского бесспорны. И это может стать кончиком, держась за который мы размотаем весь клубок.

— Об этом нет спора, — Шадричев примирительно улыбнулся. — Вскрыть сообщников Мамедова среди старателей для нас очень важно. Кстати, я, Анатолий Владимирович, — генерал обернулся к Зубцову, — не могу согласиться и с вами, что анонимку они писали, зная о нашей проверке. Предвидели результаты? Да. Но о проверке не знали. Их расчет — вынудить нас на проверку, выиграть для себя время и свободу маневра. — Шадричев потянулся было за сигаретами, вспомнил о строгом запрете врачей, отдернул руку, улыбнулся грустно и продолжал: — Дальше — Аксенов. Проверить его связи сложно: управляющий рудником ежедневно общается с десятками людей. Но проверять в свете новых фактов придется. Деликатно, осторожно, тщательно. Соучастие Аксенова в хищениях металла и в хранении клада сомнительно… А взять под наблюдение надо, ради его же безопасности. На этом направлении мы наверняка выйдем и на интересующих нас лиц. — Шадричев сделал паузу и обратился к Зубцову: — Ну, а ваши соображения о визите к вам Мамедова…

— Мне кажется, товарищ генерал, визит ко мне, кроме прямой провокации, преследует еще одну цель: убедить нас, что Мамедов в Москве. Он буквально вызывает огонь на себя. А в это время тот, кто над ним, после его визита (я убежден: в их шайке есть кто-то повыше рангом Мамедова, похитрее, поопаснее) движется в Сибирь или уже находится там. Словом, мне пора получать командировочное предписание…

— Правильно, пора, — согласно повторил Шадричев. — Только вот куда, в какой пункт?

— В Краснокаменск. Тем более, что, как сообщил полковник Патрин, Агния Климентьевна Бодылина-Лебедева вчера возвратилась в родной город.

— А меня, товарищ генерал, — начал Орехов и прокашлялся, — очень тревожит поселок Октябрьский. Ведь исключать полностью сопричастность Аксенова пока не приходится. Нет у нас для этого веских фактов. Одни психологические нюансы: фронтовик, авторитетный руководитель. А ну как руководитель-то в матушку свою — конспиратор! И покуда мы в Краснокаменске обхаживаем Агнию Бодылину, ее отпрыск и дедовский клад пустит с торгов, и заложит собственный из краденого золота.

— Ну зачем же так мрачно, Михаил Сергеевич, — недовольно возразил Шадричев. — Северотайгинский отдел исполняет службу. Да и мы не собираемся оставлять без догляда поселок Октябрьский.

В дверях кабинета появилась секретарша Шадричева:

— Василий Матвеевич, старший лейтенант Федорин явился по вашему вызову.

— В самое вовремя, как говорится, на ловца и зверь… — Шадричев усмехнулся обрадованно. — Я на контроле держу дело Игумнова. Старший лейтенант меня информирует ежедневно.

— Сегодня новости хорошие, — сказал Федорин весело и стал рассказывать…

Валентин Игумнов сидел у стола Федорина, спрятав под стул ноги, стесняясь своих неотутюженных брюк. Оттягивая начало трудного разговора, смущенно улыбнулся и сказал:

— За тридцать лет жизни обзавелся известными привычками. Например, по утрам бриться, причесываться перед зеркалом, разумеется, утюжить брюки. И вот как-то сразу лишен всего.

— Не страшно. Выйдете на свободу и…

— Свобода! — Игумнов горестно вздохнул. — Вы сделаете все, чтобы упрятать меня надолго.

— Я — не суд, сроки не определяю. Взяли вас с поличным. Дальнейшую вашу судьбу определят ваша искренность, ваше стремление к честной жизни.

Игумнов исподлобья посмотрел на Федорина, но тотчас же его запавшие глаза зажглись злостью.

— С поличным! Я пришел в гостиницу, в парикмахерскую, я туда хожу два раза в месяц. Мастер Володя может подтвердить. А вы подставили мне этого щенка — Светова, под руки — да на Петровку.

— Сколько же вы платите за стрижку? — насмешливо перебил Федорин. — Правильно, Светов — щенок. Но шел он к вам, и не пустым. И ждали вы не его одного. Иначе зачем бы вам иметь с собой пять тысяч рублей. Для карманных денег многовато, а для скромного администратора театра — сенсационно много.

— Я экономный человек.

— Не надо, Игумнов. Не надо. Соберитесь с духом сказать правду, сказать все. Это облегчит вашу участь.

— Чего вы хотите от меня?

— Правды. С кем были связаны в своих валютных махинациях? Кого ожидали в гостинице? Кстати, посмотрите эти фотографии, не сыщете ли на них своих клиентов?

Игумнов внимательно разглядывал фотографии, откидывался назад, склонялся поближе, клал на стол, брал снова. Закончил просмотр, отодвинул от себя пачку, один снимок положил перед Федориным.

— Вот этого вроде бы узнаю.

Это был фоторобот Мамедова.

— И кто же это?

— Джафар, по-моему.

— Фамилия? Адрес? Место работы? — Федорин уже справился с волнением, придвинул к себе бланк допроса.

— Фамилии не знаю и не знал никогда. Адреса — тем более. У нас не принято дружить семьями. — Игумнов криво улыбнулся: — Навещал меня в моем служебном кабинете в театре. Предварительно звонил по телефону. Брал контрамарку. Помногу раз пересматривал у нас все спектакли.

— И только? — Федорин с трудом скрывал разочарование.

Игумнов снова растирал свои щеки, сказал устало:

— Искренность так искренность. Нет, конечно, не только контрамарки. Солидный клиент. Покупал много, за ценой не стоял. Случалось, что и продавал.

— Иностранец он или советский гражданин?

— Откуда-то из Средней Азии, судя по некоторым фразам.

— А его профессия?

— Поминал о скорняцком промысле. — Игумнов хитро сощурился и продолжал: — А ведь я, Эдуард Борисович, оказал вам услугу. Вы мне предъявили не фотографию, а фоторобот. Джафара-то взять надо…

— Загоскина опознала на фотороботе Мамедова своего иностранного друга Закира, — закончил Федорин свой рассказ, — зубной же техник Шпрингфельд — иностранца, который продал ему зубопротезные пластинки. Среди скорняков я начал проверку…

— Ну что же, зоркий, значит, взгляд у свояченицы Никандрова, не ошиблась в приметах «азията», — весело сказал Шадричев. — Ты вот что, товарищ Федорин, собирайся в Сибирь, в поселок Октябрьский. Подробные инструкции получишь у подполковника Орехова. Свои действия координируй и согласовывай с майором Зубцовым, который пока будет в Краснокаменске. Подполковнику Орехову возглавить в Москве розыск Мамедова, в том числе и проверку скорняков, и следствие по делу Игумнова, Шпрингфельда, Светова, Загоскиной. Что еще? Да, о кодовом названии операции. Отдел предлагает «Кладоискатели». Я думаю, лучше восстановить название, которое дал ей когда-то Лукьянов: «Золотая цепочка». Иван Захарович вкладывал в него глубокий смысл…