— Посмотрим, — прошептала молодая девушка, предполагая, что ей придется читать историю таинственного арестанта.

Эта тетрадь, написанная рукой графини Артовой, содержала в себе краткое, но ясное извлечение из долгой, описываемой нами истории и начиналась со смерти полковника де Кергаца, отца Армана, и оканчивалась наказанием, совершенным Баккара на корабле «Фаулер».

Графиня Артова умалчивала о новом появлении Рокамболя, и следы бандита исчезали со дня его отъезда в Англию.

Пробило десять часов, а Концепчьона еще не засыпала. Заинтересовавшись рассказом возмутительной истории, которая нам уже известна, она решила дочитать ее до конца, и в то время, как на часах било десять, она оканчивала читать последние строчки этой рукописи.

Окончив чтение, Концепчьона задумалась и наконец тихо сказала:

Что же тут общего между мной и всем этим?

Девица Концепчьона де Салландрера не могла даже и представить себе, что блестящий маркиз де Шамери, человек, которого она так страстно любила и который должен был сделаться ее мужем, был тот отвратительный бездельник, начавший свое поприще тому шестнадцать лет в Буживале в кабаке госпожи Фипар. Но если она не могла найти никаких соотношений между Рокамболем и маркизом де Шамери, то она точно так же не могла отыскать какой-нибудь связи между арестантом и прочими лицами прочитанной ею только что истории.

Все эти вещи могут окончательно свести меня с ума, прошептала она, кладя тетрадь на столик.

Концепчьона почувствовала тогда, что ее ум, сердце и воспоминания — все это обратилось к прошедшему времени. Она задумалась о том, кого любила, и стала считать по пальцам число дней, прошедших с тех пор, как она отправила свое последнее письмо.

— Альберт, — мечтала она, — должен был получить его во вторник, а теперь у нас пятница. Если он мне ответил сейчас же, то я должна получить его дорогое письмо сегодня.

Рассуждая таким образом, Концепчьона обратилась к морю и заметила большую лодку, направлявшуюся прямо к берегу. Молодая девушка до того заинтересовалась этой лодкой, что навела на нее зрительную трубу.

Но едва она взглянула в нее, как почувствовала сильное волнение. Это была лодка коменданта. Концепчьона узнала ее, рассмотрев красные куртки каторжников — ее гребцов. Лодка приближалась к берегу, лавируя, так как около стен виллы море имело значительную глубину и быстрое течение.

Лодка все приближалась и приближалась.

Тогда Концепчьона заметила капитана Педро С, подле которого стоял арестант, командовавший лодкой.

Концепчьона сразу узнала его. Это был он.

Она хотела уйти от окна, но ее удерживала какая-то притягивающая сила, странное очарование, которому она не могла противостоять.

А лодка между тем подъехала к террасе и остановилась. Тогда Концепчьона увидела, как из нее выскочил капитан Педро С. и как арестант, стоявший с ним рядом, печально сел у руля. Он поднял кверху глаза и взглянул на Концепчьону, и этот-то робкий и кроткий взгляд окончательно смутил молодую девушку.

— Сеньорита, — проговорил в это время Педро С, подходя к ней, — я увидал вас, возвращаясь из моей ежедневной поездки, и не мог отказать себе в удовольствии засвидетельствовать вам свое почтение.

Концепчьона поклонилась, дала поцеловать ему свою ручку и не могла оторвать своих глаз от бедного арестанта, не осмелившегося даже поклониться ей.

Комендант пробыл у них очень недолго и, поговорив с Концепчьоной и ее матерью о вчерашнем бале, поспешил уехать, не упомянув даже об арестанте.

Концепчьона проводила его, то есть дошла с ним до края террасы, и, пока он сходил с лестницы, облокотилась на парапет. Молодая девушка смотрела на бедного арестанта, принявшего снова команду над лодкой.

И она следила за ней до тех пор, пока та не исчезла совсем за поворотом берега у самого порта.

— Я просто сумасшедшая, — прошептала она, когда лодка скрылась из виду, — сострадание к этому молодому человеку завлекает меня чересчур далеко.

В эту самую минуту ее горничная подала ей письмо и сказала:

— Из Франции…

Концепчьона вскрикнула и, распечатав его, совершенно забыла про арестанта.

Это было письмо от Рокамболя. прерваны двумя

Я очень

Возвратимся теперь обратно в Париж.

Через неделю после похорон управителя замка Оранжери, старика Антона, которого, как мы знаем, нашли мертвым в постели и смерть которого была приписана апоплексическому удару, маркиз Альберт-Фридерик-Оноре де Шамери возвратился в Париж в свой отель в улице Вернэль.

На другой день он проснулся очень рано и сидел у окна.

Кража портрета из замка Оранжери сильно беспокоила его.

Думы и размышления его были ударами в дверь его комнаты.

— Войдите, — крикнул он. Это был виконт д'Асмолль.

— Любезный Альберт! — сказал он, входя, рад, что ты уже встал.

— Это почему?

— Потому что нам необходимо сейчас же ехать в испанское посольство, где тебе придется подписать все бумаги, которые от тебя требовали, и тогда ты тотчас же будешь утвержден испанским подданным.

— Ты делаешь все очень скоро, любезный Фабьен, — ответил Рокамболь, ободряясь этим известием.

— Надо же похлопотать о твоем счастье. Мнимый маркиз пожал руку Фабьену и поспешно оделся.

— Ты знаешь, что мы уезжаем завтра вечером? — продолжал виконт.

— Да, — ответил Рокамболь, — но я уезжаю с небольшим беспокойством, несмотря на всю мою радость.

— Это почему?

— Да, кража моего портрета из замка Оранжери заставляет меня делать самые странные предположения.

— Действительно, — заметил Фабьен, — все собранные тобой сведения кажутся мне очень странными.

— Я боюсь только одного, чтобы какая-нибудь прежняя моя любовница не стала с помощью этого портрета расстраивать мой брак с Концепчьоной.

— Кто знает? Подобные твари способны ведь на всякую мерзость, — добавил Рокамболь.

— Ого, — проговорил Фабьен, — я тебе ручаюсь, мой друг, что сердце Концепчьоны запечатано и на нем написан твой адрес.

— Знаю хорошо это.

— И если бы ей доказали, что ты достоин каторги, то и тогда бы она любила тебя.

— Верно, — прошептал Рокамболь, едва удерживаясь от нервной дрожи.

Это все было ровно в девять часов.

Мнимый маркиз де Шамери и Фабьен д'Асмолль поехали в карете в испанское посольство.

Там их принял один из чиновников посольства и подал Рокамболю целую пачку бумаг, предложив ему подписать их.

В канцелярии в это время находился генерал С, которому маркиз поклонился.

Когда генерал С. узнал, что они едут на другой день в Кадикс, то он предложил Фабьену и мнимому маркизу де Шамери рекомендательное письмо к своему двоюродному брату, бывшему комендантом в Кадиксе.

— Я с радостью воспользуюсь вашим предложением, — заметил Рокамболь.

— А, кстати, — проговорил генерал С, — имя моего двоюродного брата Педро С. напоминает мне одно странное приключение, о котором я никогда бы не сказал вам ни слова, если бы вы не ехали в Кадикс.

— В чем дело?

— О, это целая история.

— В чем же она заключается?

— Вы долго служили в Индии?

— Да, даже очень долго.

— Не служил ли у вас там один французский матрос?

— Очень может быть, но я этого, право, не помню, — ответил Рокамболь, — у меня было так много под командою матросов… Для чего вы это, однако, спрашиваете?

— Я вам сейчас скажу… этот-то матрос отлично изучил все ваши привычки, ваш вкус и вообще все семейные дела.

— Что вы такое говорите? — заметил мнимый маркиз, вздрогнув всем телом.

— Его взяли на судне, торговавшем неграми, — сказал генерал.

— А, вот как!

— И приговорили к галерам.

— Потом?

— Потом… отгадайте-ка, что он осмеливается говорить в свое оправдание?

— Ну, право, не знаю, генерал.

— Он выдает себя за маркиза де Шамери, — докончил, смеясь, генерал.

Это ужасное и поражающее сообщение не произвело на Рокамболя того действия, какое можно было ожидать. Вместо того, чтобы побледнеть и обнаружить жестокий испуг, ученик сэра Вильямса сохранил гордое хладнокровие и ту ясность ума, которая уже не раз спасала весь клуб червонных валетов. Он понял, что настоящий маркиз жив, и у него достало силы улыбнуться и сказать: