Иван-царевич с Марьей Моревною поспешали так споро, как только могли, чтоб шуму не наделать, и так бесшумно, как только могли на полном скаку. Большей частью молчали - все прислушивались, нет ли за ними погони. Лишь удостоверясь, что все спокойно, умерил Иван галоп своего скакуна и спрыгнул наземь отряхнуть комья грязи с ног его.

Поехали они дальше, уже не так быстро - к чему понапрасну животину гнать, притомился, поди, конь с двумя-то седоками на спине. По-доброму надо было б спешиться, дать ему роздых, да, не ровен час, доброта им боком выйдет. До Кощеевой крепости рукой подать, а конь, хоть и усталый, все скорей бежит, чем двое пеших. Не верилось Ивану, что Кощей спустит ему такую выходку.

Лишь когда выехали они на опушку леса, решил он, что настала пора словом перемолвиться. Знал, что нелегок тот разговор будет, но делать нечего: вопросов накопилось множество, да и по голосу ее стосковался, пусть уж корит, только б услыхать его вновь. Но Марья Моревна, против ожиданий, не его теперь корила, а себя.

- Надобно было тебя предварить о силе его и о слабости. Хотя, видит Бог, первая поболе второй будет. Ты мне вот что скажи, Иванушка, не наказывал ли тебе кто стеречься Кощея Бессмертного.

Усмехнулся Иван, а Марья Моревна все без слов поняла и легонько сжала руку его.

- Что ж я, неразумная, не растолковала тебе, как батюшка его изловил да в темницу заточил.

- Отчего ж только заточил, а не...- Иван запнулся, снова вспомнив Мишину присказку.- Отчего не расправился с ним, как ты с Мангую Темиром?

Уж на что отец его, царь Александр, мягкосерд, а и то не оставил бы Кощея в живых. Из любого заточенья вырваться можно, как ни крепки оковы да запоры. Все это напрямик выложил ей Иван и вознагражден был за прямоту серебристым смехом под стать лунному свету, серебрившему коня и обоих всадников.

- Отчего не расправился? - переспросила она.- Али ты, ясноглазый мой, не понял прозвища Кощеева? Его ведь не шутки ради Бессмертным нарекли, сей титул он по такому же праву носит, что и ты - званье царевича. Смекаешь, отчего нет у него в крепости ни кованых врат, ни засовов, ни стражи? Ведь я по тем палатам вольно гуляла, да и ты беспрепятственно туда взошел. Отчего это все?.. Оттого, милый мой, что у Кощея в запасе вечность, чтоб выследить вора и воротить беглянку. Правда, самой бы мне оттуда не выбраться: он меня околдовал. Да еще забавлялся. "Проверим,- говорит,- достанет ли мужу твоему смелости да безрассудства, чтоб и далее тебя любить".

- Так он все знает? - обронил Иван.

- Теперь уж наверняка. Эта погоня ему вроде игры, в коей сам он устанавливает и сам нарушает правила. Потому как знает: нет у меня батюшкиной силы и без книг его волшебных не засадить мне его обратно в темницу. А книги так далеки, что непременно успеет он настичь нас прежде, чем я до них доберусь. Все это знает злодей да с нами тешится!

- Так убей его! - выкрикнул Иван.

- Ты слышишь, Ваня, да не слушаешь! - досадливо отмахнулась Марья Моревна.- Бессмертен он, бессмертен, пойми! Ведь чернокнижник - не человек. Оттого не убить его ни человеку, ни оружью, человеком сработанному.- Она содрогнулась всем телом и добавила отрывисто: - Никому на свете это не под силу. Богом клянусь, я пыталась!

Наконец до Ивана дошло. Не будь Кощей сильней всех на свете, разве осмелился б похитить прекрасную богатырку на виду у всего ее войска? Такого Прекраснейшая из Царевен всея Руси никому бы не спустила. Бессмертен иль нет уж она бы превратила его бессмертие в муку вечную.

- Он предлагал батюшке замириться, но ценой того мира должна была стать моя рука. А отец ответил, что за все блага земные не пожертвует счастием родимой дочери, не отдаст на поруганье мешку с костями, коему только и надобно, что два аршина земли да резной камень сверху, девицу во сто крат его моложе.

Иван присвистнул сквозь зубы. Коли отец без опаски плевал в лицо бессмертному чернокнижнику, немудрено, что дочь громит полчища татарские.

- А дальше?

- Кощей двинул на нас войско. Впервые поняла я, что в ратном искусстве батюшка не уступит римским полководцам. Одним словом, рать поганая была разбита, а сам Кощей в цепи закован. Но сколькими жизнями за то заплачено - и не счесть... Убить чернокнижника отец не мог, потому запер в темнице и все остатние годы, Богом отпущенные, положил на то, чтоб разузнать, в чем его погибель. Да не успел - преставился от лихорадки. А мне наказывал перед смертью никогда не отпирать дверь темницы...

Иван спешился, ссадил с коня Марью Моревну и до тех пор целовал очи ее и волосы, покуда не осушил горючих слез.

- Я держала его взаперти, ровно крысу в норе,- всхлипывала она.- Авось, думаю, подохнет. Что и говорить, не много чести. Узников положено хоть иногда выпускать на свет Божий...

- Ну, выпустила, и что бы вышло? - спросил Иван и сам же ответил: - А то, что и вышло, только не по твоей, а по моей глупости.

- Зато руки мои чисты были бы!

Иван-царевич с благоговеньем поднес к губам эти руки.

- Для меня чище твоих рук на свете нет. Будет, любушка, не трать слез на злодея, который их не заслуживает. Ты, что смогла, сделала, а чужую вину исправлять - не твоя печаль.

- Ну-ну, вини себя, нам обоим легче станет! - Марья Моревна обратила к мужу заплаканное лицо и смахнула рукавом слезы.- Дурачина! Да на тебе и вовсе вины никакой нет.

- Как это нет? А кто ж отпер дверь, кто дал ему напиться?!

- Дурачина! - повторила она и ласково потрепала его по щеке.-Да ведь ты один во всем царстве не знал про зло, запертое в темнице. Один ни сном ни духом не ведал, что старика морят заживо... Кстати, когда отпер ты дверь, не слыхал ли звона в ушах, будто пчелиный рой в них влетел?

Иван кивнул, чувствуя дрожь беспричинную.

- Ну так вот. С той минуты, Ваня, ты лишь волю его исполнял. Кощей сам себя освободил, а ты был игрушкой в руках его.

Как услыхал Иван эти слова, вся кровь ему в лицо бросилась. Он, царев сын, игрушка в чужих руках, и за то Кощей Бессмертный еще благодарить его должен?! Не будь рядом Марьи Моревны - она хоть и сама войском командует, а все ж таки жена его и благородных кровей,- извергнул бы он поток брани, коей немало наслышался от гвардии капитана Акимова. Но заместо брани лишь кулаки стиснул да зубами заскрежетал.

- Ох, попадись он мне, уж я ему все скажу, что об нем думаю!

Взревел тут ураганный ветер и топот копыт с собою принес. Протянулась рука холодная, костлявая да и выхватила Марью Моревну из мужниных объятий, а вслед за тем тонкий голос проскрипел:

- Что ж, Иван-царевич, говори, а мы послушаем.

В неверном свете месяца явилось ему жуткое виденье: сидит Кощей Бессмертный на черном коне, положил Марью Моревну поперек седла и смеется. Конские бока рубцами кровавыми исполосованы - это Кощей в бешеной скачке плетью да шпорами турецкими его охаживал. Черная морда вся в клочьях белой пены, а глаза багровым пламенем горят, будто наковальня кузнеца.

- Дважды предупреждал я тебя, Иван-царевич,- втолковывал ему Кощей Бессмертный, накручивая на палец окровавленную плеть.-Думал, третьего не понадобится. Ну, попомни, это уж последний! - И со всего размаху огрел его плеткою.

Иван-царевич вылетел из седла и грохнулся оземь. Студеная кровь черного коня хлестнула его по лицу и согрелася, с его кровью смешавшись. И хоть света не взвидел он от огненной боли да раскаленной добела ярости, все ж с трудом поднялся на ноги и вытащил из ножен меч.

- А это зачем? - удивился Кощей и локтями, как на стол, на спину Марьи Моревны оперся.

- Это для костлявой твоей шеи, чернокнижник! - проговорил Иван тихо (в крике всего гнева не выплеснешь).- Слезай, биться будем.

Кощей Бессмертный пригладил бороду, ощерился, и клыки его в лунном свете могильными камнями блеснули.

- Мне ли биться с тобой, Иван-царевич? Это вы, люди, смертны, а я не человек. Потому на меч твой и на угрозы мне - тьфу да растереть!