В очах царицы Людмилы и поныне светится любовь, которая не померкла с годами, а лишь сделалась нежнее, привычней. Не пряча боле улыбку, сказал он себе, что нечего ждать возвращения посыльного, но тот уже влетел в горницу, едва переводя дух.

- Ваше Величество, там казначеи считают и взвешивают прибыток. Навскидку двадцать пудов в казне прибавилось! Царь слегка наклонил голову.

- Двадцать пудов серебра - это уж больно щедро, князь Финист. Вздумай, к примеру, я давать за дочкой приданое, пожалуй, не собрал бы столько. Ведь ежели по старинке...

- Нет, Ваше Величество,- перебил посыльный, не видя предостерегающих знаков Стрельцина,- не серебра - злата. Цельных двадцать пудов!

Над головами их, словно крышка табакерки, сомкнулся сводчатый потолок. Впервые в жизни увидел Иван-царевич, как отец утратил царское достоинство. Царь Александр открыл рот, как рыба, и так же беззвучно закрыл. Даже Дмитрий Васильевич не нашелся, что сказать. Чародейство чародейству рознь, от этаких чудес поневоле рот разинешь.

Знать, в сказках, что Ивану сызмальства мамки да няньки сказывали, не всё блажь да безделица. Глядя на выпученные глаза и отвисшие челюсти, не утерпел царевич, рассмеялся от души. И отнюдь не пополненье царской казны так его порадовало, а удачная шутка князя. Финист Ясный Сокол ему вослед захохотал, а там и остальные за животы взялись.

Одна Катя в полный голос не смеялась. Лишь робкая улыбка озарила девичье лицо, ровно вся душа на нем сияла.

Митрополит Левон самолично свершил брачный обряд - даже оглашенья ждать не стали, уж больно стосковался стольный град Хорлов по свадебным колоколам. Правда, поартачился малость владыка, не без того. Пробурчал что-то насчет сомнительного происхожденья жениха и еще более сомнительного способа починки крыши, одним словом, высказался Левон не в духе христианской терпимости и всепрощения.

Но царь Александр так его отбрил, что митрополит после венчанья удалился к себе в опочивальню и пропустил великолепное зрелище, когда Катерина-царевна отбыла с нареченным в богатой колеснице литого серебра, запряженной серыми рысаками (колесница во мнении хорловского владыки была столь же сомнительна, сколь и явление жениха с его богатым выкупом).

Минуло тому полгода. Уж посеребрили окна зимние морозы, подле крепостных стен сугробы по шею намело. В зимнюю пору народ все больше по избам сидит, особливо под вечер, когда волки воют за околицей, а озорник Иван-царевич мечет с крепостных стен снежками в островерхие шлемы продрогших сторожевых.

С утра ему озорничать недосуг: наукам обучается. Три часа истории, три государственному праву, а под конец на вопросы отвечает. Тысяча и одна заповедь для царского сына!.. Нынче еле удержался, чтоб не зевнуть в лицо Дмитрию Васильевичу, главному управителю, первому министру, придворному чародею да вдобавок наставнику при наследном царевиче. Подивиться можно тому терпенью, с каким Стрельцин науку в Ивановы мозги вкладывает. Недаром говорят: капля камень долбит. Все одно и то же, одно и то же - ничего за полвека в своих знаньях обновить не удосужился. А ученик рано иль поздно усваивает его наставления из одной надежды поскорей отделаться.

Иван давно уж наизусть выучил, Как Надлежит Цареву Сыну Печься о Благе Государства. Вступив в Законный Брак, Должен Он Обеспечить Наследника Трону, Явив Тем Самым Отцу Наилучшее Доказательство Сыновнего Почтения, а Народу Пример Царского Величия. Слова эти Стрельцин выводил с заглавных букв (видно, текла в нем греко-византийская кровь, разбавленная мочой и ледяной водою) и повторял по три раза на день, пока не возникли у Ивана опасения, что вольготной жизни его приходит конец.

А тут еще посыльный их подтвердил: явился и пригласил царевича в тронную залу.

Тронная зала хорловского кремля отстроена и отделана была сто лет назад с явным намереньем внушить священный трепет всем сюда входящим. В пышности убранства зодчие и богомазы себя превзошли. На полу мозаика, изображающая деяния святых и героев. Искусно расписанный сценами войн и охоты сводчатый потолок подпирают колонны, облицованные мрамором да усеянные каменьями самоцветными. В зале свободно поместятся тысячи две народу, а удобство только одно (его, к слову сказать, по всей Руси в избытке) - холод. Лишь когда зала переполнена, можно тут чуток согреться, но Даже в летнюю теплынь от стен веет прохладою, а уж в зимнюю стужу зуб на зуб не попадает.

Вот и сейчас Иван-царевич, отвесив почтительный поклон, поспешил к двум печам, что по обе стороны престола. Царь Александр красовался в зимнем венце, мехом подбитом, и в длинном кумачовом кафтане с горностаевою оторочкой. Подле него притулился к печи главный управитель Стрельцин. Вид у обоих был необычайно торжественный.

- Сын мой единственный...- начал царь тоном, присущим разве что святым да многодетным родителям,- тебе скоро двадцать стукнет, а мне шестьдесят пять. Думаешь ли продолжать род наш?

Отцовская прямота застигла Ивана врасплох. Он ожидал долгих предисловий, на которые Стрельцин большой мастак, и думал за это время подготовить возражения либо оправдания - смотря как дело обернется. Но такая постановка вопроса напомнила ему грабли, забытые в густой садовой траве: он наступил на них ненароком и, ясное дело, получил по лбу. Вот так и отец с порога его огорошил.

- Так ведь...- пролепетал Иван и умолк, не имея иных доводов.

- Так я и думал,- удрученно покачал головой царь.- Все на том же месте. Вот и давай детям волю! Что ж теперь, прикажешь сватовством заниматься? Коль надо, займусь.

Царь исподлобья глянул на первого министра. В голубых глазах мелькнула усмешка и тут же спряталась в бороду, как лиса в нору.

- Дмитрий Василич меня уверяет, что, мол, никому из великих князей в ум не придет посягнуть на царство наше захудалое.

Иван кивнул.

- Правда, в последнее время кой-что переменилось.

- Князь Юрий! - выдохнул царевич. Отец хлопнул в ладоши.

- Славно, славно! И тебя хвалю, Дмитрий Васильевич! Все же что-то из мудрых твоих речей в его памяти застряло.

Иван скривился, что лишь при очень большом желании можно было принять за улыбку. Он не мог без отвращения вспоминать о "мудрых речах" Стрельцина и уже подумывал вдолбить себе в голову всю науку с помощью невинной ворожбы. Да главный управитель, он же придворный чародей, отсоветовал. Чары, говорит, частица памяти, и ежели с их помощью что-то запоминать, такая путаница в голове образуется, что сотни книг перероешь, покуда вспомнишь, какой нынче день. Иван подумал, что в этом чары водке подобны, однако почел за лучшее промолчать: ежели Стрельцин чем и славился в Хорлове, так не чувством юмора.

- Верные твои слова, сынок,- продолжал царь Александр.- Великий князь Киевский Юрий Владимирович. Но отчего не помянул ты Бориса, князя новгородского, и брата его Павла?

- Потому что новгородские князья против ворога нипочем не выступят, будь он хоть сам Мангую Темир из Золотой Орды. Не выступят из одного страха, что, покуда один ведет войско, другой захватит его трон и скипетр.- Иван помолчал и вдруг лукаво улыбнулся, даже не подозревая, что улыбка эта впервые показала царю, как вырос его младший сын.- А Юрий, он сам по себе. Все трое давно зарятся на наши земли, но только князь киевский дерзнет покинуть свой кремль, чтобы посягнуть на них.

Истинная правда, хотя и малоутешительная. Открещиваться от нее себе дороже. Хочешь не хочешь, а царство надо оборонить от ненасытного Юрия. Ведь он жаждет прибрать Хорлов к рукам не по закону, то бишь взяв в жены одну из царских дочерей на выданье, а силою. Могущественный правитель никогда не упустит возможности оттягать себе лишний кусок и присовокупить к своим обширным владениям, тем паче - ежели не сопряжено это с чрезмерными расходами.

А появись у Ивана сын, князь Юрий поневоле призадумался бы посягать на трон с обеспеченным правом наследования. Как расценят подобные действия в иных вольных княжествах Святой Руси?.. Вот именно, этого никто не потерпит, все князья скопом ополчатся против Юрия, а Киев ныне уже не так силен, чтоб со всеми тягаться.