– Девятнадцать, – ответил он, спохватившись.

«Я ж на два года старше! Тоже мне, младенец-подкидыш… «– подумала Алина и про себя улыбнулась.

– А что не уехал-то? Сейчас бы не мерз. Там теплее – на юге и на востоке.

Видно, что парень не хотел отвечать… Но она была хозяйкой и не ответить – значит так или иначе обидеть ее. Пересилив себя, он сказал:

– У меня мать больная… была. Ее завалило сегодня ночью. Я до утра пытался раскопать ее. Раскопал. Потом закапывал. Ее перерезало пополам.

Алина неискренне сказала:

– Сожалею…

– Она так и так бы умерла скоро… – сказал он с грустью. – У нее опухоль мозга неоперабельная была. Врачи еще до наводнения говорили, что ей пару месяцев максимум оставалось жить. Пока могли, приезжали, морфий кололи, а как это все началось… Она постоянно стонала и кричала. Она просила ее убить. Но я не мог… Если бы у нас эвтаназия не была запрещена, она бы так не мучилась…

«Жутко…» – подумала Алина, представив себе, какие страдания должна была испытать женщина.

– Я, правда, сожалею… А ей сейчас, поверь, лучше, чем нам здесь…

Алексей передернул плечами и сказал:

– Да, я знаю… Но… Я боюсь… Я сам хотел сегодня того… за ней… Не получилось. Представляешь, прыгнул с пятого этажа и только воды наглотался… Там грунт на метра три размыло. Только головой больно ударился и все.

Алина хмыкнула. Только истерика она и жаждала увидеть. Сопляк. Что поделаешь.

Опять, словно прочитав ее мысли, паренек сказал:

– Ты не думай, что я того… Просто я все обдумал, взвесил… Решил… Ну, куда мы? В лагеря? На трехразовую кормежку? Где каждый каждого придушить готов? А у меня-то еще вдобавок и родственников нет. Друзья тоже… неизвестно где сейчас. Так что, я правда решил…

– Так что не доделал? – спросила спокойно Алина.

– Знаешь… я, когда выплыл… там течение было. Я сел на берегу… тьфу, что я говорю. На крыши гаражей забрался… Я подумал… Значит, так и надо.

– Ты в бога веришь? – спросила быстро Алина.

– Скорее да, чем нет, – неуверенно сказал Алексей.

– Даже после всего этого? – Алина кивнула на окно.

Алексей тоже посмотрел в хмурое небо и медленно ответил:

– Именно после всего этого. А так бы и не верил никогда.

Они замолчали, глядя за окно. Алина снова подобралась вся и сказала:

– Я не хочу, чтобы ты мне мешал… Понятно?

– Я уйду, – честно сказал Алексей. – Это твой дом… Я не буду мешать. Ночь пережду и пойду. Я просто устал.

Алина посмотрела в его глаза и кивнула:

– Я дам тебе в дорогу лодку и еды.

Он улыбнулся благодарно:

– Спасибо.

– Не за что. У меня еще одна есть, в магазине спортивном случайно нашла. Все удивлялась, как ее никто не прибрал раньше к рукам… А ты греби на юг. Или на юго-восток. Может, там найдешь и друзей, и…

– Спасибо… – еще раз сказал Алексей, видя, что Алина не собирается договаривать.

Она поднялась и сказала:

– Ладно, спи здесь. Я тоже пошла спать. И кстати, уже десять часов. Ты не смотри, что светло.

Все так же держа в руках нож, Алина вышла за дверь, оставив в одиночестве и без того одинокого человека.

Антон посмотрел на спящих Виктора с Александром и решился их будить.

– Что случилось? – спросонья залепетал Саша.

– Только что поступила информация с юга, что ветер поменялся. Теперь он дует на север.

– И? – спросил Виктор.

– Нас затопит приливом.

– Ты бредишь. Восемь километров? Не верю…

Рухлов пожал плечами и сказал:

– Мне все равно, веришь ты или нет. Вы берете с собой еду и уходите на север.

– А ты?

– Я остаюсь.

Смешок. Да, героизм нынче не в почете.

– Что ржешь?

– Я тогда тоже остаюсь. Мог не будить. Кстати сколько времени? Эй, блин, Санек, а ну башку подними, через пятнадцать минут твоя смена.

– Знаю, дай поспать спокойно.

Антон раздраженно сказал:

– Смен больше не будет. Я все сказал. Поднимайтесь и уходите. Собирайте вещи и валите на хрен отсюда.

Саня открыл глаза и вместе с Виктором удивленно посмотрел на Антона.

– Через десять минут чтобы вас тут не было. Ясно?

Не дожидаясь ответа, Антон вышел под дождь и направился на вертушку снимать показания. Ветер усиливался. И он был южный. На целых полградуса теплее, чем северный и недавний западный. Антон грустно улыбнулся…

Виктор приподнялся на локтях со стола, на котором спал, и посмотрел на продирающего глаза Санька.

– Что на него нашло? – спросил Павленко.

Александр отмахнулся. Пытаясь прочистить горло, он только хрипел. Наконец он поднялся со своего стола и сказал Виктору:

– Пошли, что ли?

Виктор тоже опустил ноги на пол и, посмотрев на товарища, спросил:

– А Антон?

– Так к нему и пошли, – пояснил Саня.

У Антона в аппаратной его подчиненные тщетно пытались изобразить бунт. Рухлов был непреклонен и даже несколько грубоват. Когда его допекли «правильными» словами, он просто обматерил сотрудников и сказал, что они ему будут тут только мешать. В чем и как мешать, он не вдавался в подробности. Немного обиженный Саша вышел из аппаратной. Павленко, сказав только «Зря…», тоже покинул начальника.

Скоро они оба вернулись со своими заранее подготовленными наплечными сумками и сказали, что готовы.

Рухлов сказал им забирать сложенную резиновую лодку и убираться с глаз долой на север.

– Может, выйдешь, попрощаешься с нами? – спросил Павленко. Саша просто молча наблюдал за склонившимся над снимками начальником.

Рухлов очень желал просто отмахнуться, мол, идите и не мешайте. Но он пересилил себя и вышел с ними на улицу. Ветер и ливень одновременно ударили по замершим в хоздворике людям. Не зная, какими словами проводить товарищей, Антон сказал:

– Дождь в дорогу… Хорошая примета.

Саня нервно хихикнул. Он просто представил, сколько людей сейчас отвергли эту примету.

Выйдя за сетчатые ворота поста, Саня поправил свою сумку на плече и поудобнее схватил лямку мешка с лодкой, которую они несли вдвоем.

– Блин, – сказал он, мотнув головой. – Так же нельзя. Ну, нахрена мы, спрашивается, тогда вообще оставались?

Пожимая свободным от сумки плечом, Павленко сказал:

– А ты что, рассчитывал тут героически погибнуть? Рано или поздно все равно бы уходили.

– Я понимаю. Только почему не все вместе? Почему Антон остался? Оставались втроем – надо было и уходить втроем.

Павленко, который не хотел продолжать бесполезный разговор, сказал немного грубо:

– Слушай, не парь меня, а? Ну, решил он, что ему будет проще без нас. И слава богу. Все, теперь мы свободны. Сейчас дойдем до поселка и там уже будем думать, что дальше делать. А пока тащим ее… – он дернул ручку мешка с лодкой, – и не загаживаем друг другу мозги.

Саня насупился и довольно долго следовал молча. Только когда они остановились, чтобы переменить руки на лямках лодочного мешка, он сказал:

– Слушай, а у него хоть еда осталась?

– Угу, – промычал Павленко, поудобнее берясь за ремень.

– Хорошо. А то если бы мы все забрали, я бы вообще себе места не находил.

Павленко поджал губы и сказал приятелю:

– У тебя как? Все нормально? Ты вообще как? Что за словечки такие? Места себе находить не будешь? – передразнил Виктор. – Что за инфантильность такая?

– Чего? – не понял Саня.

Покачав головой, Павленко сказал:

– Ничего. Времени жалко. Пока я тебе объясню, что такое инфантильность, нас тут затопит точно. Шагу прибавь… Не видишь, что отстаешь? Ладно лодку… но тебя вдобавок я тянуть не буду.

– Ты не спеши. Тяжело же, – сказал Саня. – И неудобно.

– Надо спешить, – только и сказал Павленко.

Спустя час они ступили на улочки большого поселка городского типа и сквозь ливень с удивлением рассматривали тусклый свет в некоторых окнах пятиэтажки.

– Со свечками сидят, – сказал Александр.

– Им бы бежать отсюда… – шмыгая носом и утирая воду с лица, сказал Павленко. – А они со свечками непонятно чего ждут.