Прямо на нас двигалась зеленая искрящаяся точка. Костя слегка свернул в сторону. Точка устремилась теперь под углом к ракете: одна из косаток шла на таран. Через несколько мгновений она врежется в борт и пробьет обшивку. Я как загипнотизированный смотрел на зеленую точку. Костя повернул ракету прямо на атакующую косатку. Я закрыл глаза и впился руками в поручни, ожидая страшного толчка. Ракета только сильно вздрогнула. Косатка прошла, лишь слегка задев «Мустанга» по правому борту. В последний момент Костя ухитрился увильнуть от прямого удара.

Атака следовала за атакой. Черный Джек наконец понял, что «Мустанг» не может постоять за себя, и посылал на нас косаток-комикадзе.

Все время нас дружески подбадривали товарищи, идущие на выручку, хотя они находились еще очень далеко. Все надежды мы с Костей возлагали на Петю и Ки, летевших на «Колымаге». Они уже несколько раз пронеслись где-то над нами и, как радостно сообщил Петя Самойлов, высыпали «прямо нам на голову» два контейнера ампул с усыпляющим ядом. И промазали, что было не мудрено при таком ветре и значительной высоте, на которой шла «Колымага»; ниже опуститься они не могли без риска рухнуть в бушующий океан.

Я предложил Косте прорвать кольцо и идти навстречу спасателям. Костя покачал головой:

— На повороте мы потеряем скорость, и тогда… Действительно, все наше спасение теперь в скорости. Косатки вряд ли могли протаранить ракету, не имея преимущества в скорости.

Время от времени корпус ракеты вздрагивал: какая-нибудь косатка выжимала всю скорость, что могла, и ударяла носом в корму. Зайти с борта им уже не хватало сил.

— Выдохлись. — Костя не спускал глаз с залитого водой стекла.

Волны стали выше, а склоны их более пологими. С пенистой вершины «Мустанг» прыгал теперь еще дальше. От ударов о воду гудело в голове, сиденье податливо уходило вниз, и поэтому экран эхолокатора, за которым я следил, взлетал вверх. Я боялся за жизнь Тави и Протея, хотя отсек и покрывал со всех сторон толстый слой губчатого пластика, к тому же там поддерживался необходимый уровень воды, все же кабина не была рассчитана на перевозку в ней дельфинов с такой скоростью.

На экране появилось лицо Лагранжа. Он улыбался несколько виновато и беззвучно шевелил губами. Наконец поняв, что мы его не слышим, он сделал движение руками, показывая, что надо медленно разворачиваться вправо. «Мустанг» сорвался с гребня волны, шлепнулся о воду с такой силой, что у меня потемнело в глазах, и экран погас.

Хотя «Мустанг» и был рассчитан на всякие передряги, наверное, сказалась старость, а может быть, его давно подтачивали какие-то кибернетические болезни, и вот теперь отказали его речь и зрение.

— Опять нас учат, — печально сказал Костя. — Советуют развернуть ракету вправо и получить в бок.

От сумасшедшей тряски и ударов вышла из строя и наша радиостанция. Правда, не совсем — некоторое время еще работал приемник, но как-то с перебоями.

Петя Самойлов и Ки опять пролетели над нами и высыпали очередную дозу снотворного. Чтобы нас подбодрить, кто-то на ракете рассказывал, как в прошлом году он сам очутился чуть ли не в худшем положении во время экспедиции в Антарктику. Приемник все время делал паузы, и мы так и не узнали, что же случилось с этим парнем в Антарктике. Несколько раз прорывался голос Лагранжа. Из обрывков его фраз можно было понять, что впереди нас ждет еще какая-то новая опасность.

— Наверное, он имеет в виду рифы, — сказал Костя. — Только я учел эти самые черепашьи камни, они остались северо-западнее, не то мы уже давно налетели бы на них. Мне, по правде говоря, не хочется иметь сейчас дело с рифами.

Костя сосредоточенно молчавший почти все время, неожиданно разговорился. Молчаливое напряжение, чувство ответственности давили его, ему надо было как-то подбодрить себя, перейти на другой ритм, и сейчас он говорил без умолку.

— Великий Кальмар и вся нечисть глубин! — неожиданно выругался он. — Кто это выключил гидрофон? Неужели я сам? Как там Протей? Протей! Жив, дружище?

В тот же миг Протей ответил:

— Впереди «твердая смерть»! Нельзя идти так прямо!

Мы поднялись на гребень и через экран локатора протянулась сверкающая полоса и тут же погасла: мы слетели в «долину».

Лот показывал тридцать метров.

Как далекий гром, рокотал прибой.

Костя посмотрел на меня. В глазах его мелькнула растерянность. То же самое он, наверное, увидел и в моем взгляде, и к нему вернулась прежняя сосредоточенность. Суставы его пальцев, сжимающие штурвальное колесо, побелели. Он не изменил курса, а вел ракету прямо на рифы. Я протянул руки, чтобы повернуть колесо.

— Оставь… Только так. Единственный выход!.. Пройдем на гребне…

Он стал сбавлять обороты двигателей. И скоро я заметил, что мы держимся на гребне водяной гряды, летевшей к рифам. Волна мелководья стала расти, ракета высоко задрала нос, мы уже не видели бушующей пены на рифе, только грохот сотрясал всю ракету и все наши внутренности. Представляю, каково было в эти минуты Тави и Протею.

Заскрежетало по днищу. Ракета развернулась лагом, то есть боком к волне, затем ее стало вращать вдоль продольной оси, она ударилась прозрачным куполом о скалу, и наступила тишина.

После скачки и судорожных прыжков «Мустанг» будто переминался с ноги на ногу. Я открыл глаза, стараясь понять, что произошло.

Низко, над прозрачным куполом кабины пролетали синеватые клочья туч. Ухали и шипели волны, обмывая мою гудящую голову, и бежали по лицу, шее, стекая за воротник рубашки.

— Наконец-то ожил! — услышал я знакомый голос. Повернув голову, я увидел Костю с термосом в рука. Тоненькая струйка стекала из блестящего изогнутого носика термоса мне на голову. Ледяная вода приятно обжигала кожу.

— Вот и все. — Костя заглянул в термос и бросил его в сторону.

— Что — все? — спросил я чужим голосом. — Вода кончилась?

— И вода, и ты наконец открыл глаза. Ох, и повозился я с тобой! Сидишь, блаженно улыбаешься и мычишь, как глухонемая сирена. Должен признаться, что ты дьявольски напугал меня. Почище Джека. Ну почему ты не пристегнулся ремнем?

— Сам-то пристегнулся?

— Я — Другое дело: у меня есть опыт кораблекрушений.

— Это с яхтой?

— Хотя бы.

— Но и я ведь там находился!

— Мало находиться. Я говорю об опыте. Вот и сейчас, какой ты извлек опыт? Боюсь, что никакого. — Костя ощупал меня взглядом и спросил голосом капитана из пиратского романа: — Проверь, цел ли корпус, рангоут.

— Рангоут? Ничего не соображаю!

— Я имел в виду исключительно твою особу. Ну, целы руки, ноги и не болит ли в грудной клетке, в животе.

— Как будто нет. Вот только слегка голова. Костя засветился в улыбке:

— Как мне пригодился опыт «бегущего по волнам»!

Помнишь, как я катался на доске? На Гаваях прибой повыше. Ты заметил, как ловко, прямо-таки изящно я взял этот барьерчик?

— Ничего себе изящно! — Я нащупал на голове шишку с кулак величиной.

Не обратив на мой жест никакого внимания, Костя продолжал хвастаться:

— И я не удивляюсь, что так все ловко получилось. Вот что значит сбалансированность рефлекторной деятельности!

— У кого?

— Не догадываешься?

Наверно, я и в самом деле здорово ударился головой, потому что только после этих слов вспомнил о Тави и Протее, и мне по-настоящему стало плохо. Прошиб пот и закружилась голова. Я показал глазами на корму.

— Все в порядке, хотя им досталось несравненно больше, чем тебе, — успокоил Костя. — Я раскрыл створки их каюты еще на рифе, когда нас первый раз ударило о коралловый кустик. Они недавно подходили и дали мне понять, что все в порядке. Наш переводчик молчит, и вообще все молчит! — Костя захохотал и шлепнул рукой по приборам.

Наверное, на моем лице до того выразительно отразилась мелькнувшая было мысль, что Костя поспешил меня успокоить:

— Не бойся, у меня все в порядке. А то, что я несколько возбужден, так это вполне объяснимо. Неужели ты сам недоволен, что все так здорово получилось? Черный Джек остался с носом. Мы вблизи настоящей земли или около нее — видишь, темнеют пальмы… Стекло все в трещинах, ты посмотри вот сюда, пониже. Видишь? Мы надежно укрылись за барьерным рифом. Минут через тридцать подойдут сюда ребята. Надо покопаться в электронике. Помнишь, когда-то мы с тобой собирали неплохие транзисторы? — Он посмотрел на меня, как заговорщик: