Возьмем для примера попытки европейцев обосноваться на северовосточном побережье Америки. Ранние скандинавские колонии просуществовали там, видимо, не одно поколение, прежде чем угасли. Первая английская колония в плодородной Виргинии с ее умеренным климатом плохо кончила, и ее обитатели вернулись обратно. Успех сопутствовал, в конце концов, поселению в Плимуте, но только благодаря постоянным поставкам из Европы и помощи со стороны местного населения. Меня заинтересовала постигшая их катастрофа.

Они приплыли с севера Европы, примерно с пятидесятой широты, где, благодаря Гольфстриму, господствовали мягкие зимы. Путешественники устремлялись на юго-запад, к землям с предположительно более теплым климатом. Массачусетс был тогда покрыт дикими лесами и представлял собой нечто вроде парка; в момент высадки стояло теплое лето. Но с наступлением зимы грянули жестокие холода, каких поселенцы никогда не испытывали: ведь это побережье не согревается теплым морским течением. С нашей точки зрения, все проще простого, но они на своем уровне развития не могли предвидеть подобного. Холода усугубились болезнями и недоеданием. Результат — чудовищная смертность. Вообразите: из семнадцати замужних колонисток пятнадцать погибли в первую же зиму.

Йелластон делает паузу, глядя поверх голов.

– Аналогичные несчастья постигали бесчисленные колонии, чьи обитатели не могли предвидеть жары, засухи, болезней, хищников. Примерами могут служить хотя бы европейские переселенцы, в моей родной Новой Зеландии, в Австралии, а также народы, колонизировавшие острова Тихого океана. Археологические раскопки на Земле постоянно знакомят нас с народами, которые, появившись в каком-то районе, потом бесследно исчезали. Наибольшее впечатление на меня произвело то неоспоримое обстоятельство, что все они происходили в местах, которые мы теперь считаем благоприятными для человека. Люди перебирались на такой же участок земной тверди, им светило то же солнце, и так же действовал закон тяготения. Однако для гибели оказывалось достаточно мельчайших отклонений от привычного стандарта.

Теперь он смотрит на слушателей в упор, неспешно переводя зеленоватые глаза с одного лица на другое.

– Полагаю, нам не следует забывать историю человечества, когда мы рассматриваем захватывающие дух фотографии новой планеты. Это не уголок старушки Земли, но и не безвоздушная марсианская пустыня. Перед нами — первый, совершенно неведомый, живой инопланетный мир, с которым соприкоснулось человечество. Возможно, мы понимаем его сущность не больше, чем первые британские поселенцы новый континент.

Командир Ку и его люди уже проявили отвагу, добровольно вызвавшись проверить пригодность планеты для обитания. На этих фотографиях они предстают веселыми и в добром здравии. Однако я вынужден напомнить, что снимки сделаны год назад. На протяжении этого года они вынуждены были ограничиваться скудными припасами. Мы надеемся и верим, что они до сих пор живы. Однако не следует забывать об угрожающих им непредсказуемых трудностях. Здесь и ранения, и болезни, и нехватка продовольствия. Полагаю, мы должны трезво оценить ситуацию. Сами мы в безопасности, и нам подобает проявлять максимум осторожности. Возможно, им сейчас несравненно хуже, чем нам.

«Очаровательно!» — думает Эрон. Он наблюдает за выражением лиц. Кое-кто кривится, но большинство реагирует так же, как Эрон: они встревожены и отрезвлены.

Йелластон завершает свое выступление поздравлением в адрес Лори. Эрон почему-то вспоминает свои подозрения о том, что она что-то скрывает. А ведь всего десять минут назад он был готов мчаться на ее планету, закусив удила! Он не контролирует себя. Пора положить конец этим скачкам настроения… В голове проклевывается некая мысль, касающаяся Ку. Вот она: при повреждении гортани голос приобретает каркающие или свистящие тона; в голосе Ку он не расслышал ничего похожего. Надо будет проверить.

Люди покидают зал. Эрон выходит вместе со всеми. Лори окружена толпой. Оцепенение прошло, она способна отвечать на вопросы. Сейчас не стоит ее отвлекать. Он бредет вдоль манящих фотографий. Они по-прежнему таят соблазн, но Йелластону удалось бросить тень на сияющую цель. По крайней мере, Эрон уже несколько поостыл. Очень может быть, что все эти счастливчики лежат сейчас бездыханными.

Эрон вздрагивает — кто-то говорит ему в самое ухо:

– Доктор Кей! — Не кто-нибудь, а сам Фрэнк Фой! — Доктор, мне хочется сказать вам… Надеюсь, вы понимаете… Моя вынужденная роль во всей ее неприглядности… Но иногда приходится выполнять долг и совершать отталкивающие поступки. Как медику, вам, возможно, тоже доводилось…

– Не беспокойтесь. — Эрон собирается с мыслями. Почему Фрэнк так смущен? — Ведь это ваша работа.

Фрэнк с признательностью смотрит на него.

– Спасибо, что вы так к этому относитесь! Ваша сестра… я хотел сказать, доктор Лори Кей… она такая замечательная! Просто невероятно, чтобы женщина смогла совершить в одиночку такой перелет!

– Да… Кстати, о невероятном, Фрэнк. Я отлично знаю голос Лори и, кажется, понимаю, что вас встревожило. Более того, я склонен разделить вашу…

– Что вы, Эрон! — перебивает его Фой. — Не надо ничего говорить. Я полностью удовлетворен. Полностью! Ее объяснения все поставили на свои места. — Он перечисляет по пальцам. — Поломку записывающей системы, отсутствие сварочного аппарата и других инструментов, слова командира Ку, причину травмы — а Лори, несомненно, была травмирована. Признание доктора Кей относительно этого… конфликта стало недостающим звеном.

Эрон вынужден с ним согласиться. Он вспоминает, что Фрэнк любит решать шахматные задачи. Страсть к изящным решениям!

– А как насчет того, что она заварила ход к инопланетному организму и боялась на него смотреть? Между нами говоря, мне от него тоже не по себе.

– Верно, — трезво отвечает Фой. — Боюсь, в этом случае я отдал должное своей естественной ксенофобии. Но мы не должны копошиться в потемках. Не вызывает сомнений, что люди командира Ку унесли с корабля все, что только смогли. Какое страшное испытание для вашей сестры, Эрон! Я не стал заставлять ее снова переживать весь этот кошмар. Одна, среди сплошных китайцев, бедняжка!

Наложение ксенофобий… Эрон понимает, что от Фоя не добиться толку, но предпринимает еще одну попытку.

– Еще меня обеспокоили ее отзывы о планете как об идеальном месте, почти рае.

– По-моему, с этим отлично разобрался капитан Йелластон. Возбуждение, восторг… Сперва я неправильно это оценил, но теперь, познакомившись с фотографиями, сам готов прыгать до потолка.

Эрон вздыхает. Фрэнк не только пришел к изящному решению, но и услышал Слово. Капитан Йелластон, высший авторитет, избавил его от колебаний.

– Должен вам признаться, Эрон, я все это НЕНАВИЖУ! — неожиданно произносит Фой и обводит взглядом стены корабля.

Эрон бормочет в ответ что-то бессвязное. Возможно, лейтенант не кривит душой. Во всяком случае, с виду дело обстоит именно так. Улыбаясь и сдерживая слезы умиления, Фой произносит:

– У вас такая замечательная сестра! Она одна сильнее десятерых, ибо чиста душой.

– В общем… — На выручку Эрону приходит бой часов, созывающий на вечернюю трапезу. Он скрывается в ближайшем проходе.

От аромата вкусной еды у Эрона поднимается настроение. Хеморецепторы сильно влияют на примитивное сознание. К тому же в столовой его ждут голоса, музыка, свет.

Мужественно не обращая внимания на ощущение, что инопланетное существо находится прямо у него над головой, Эрон набирает на поднос еды и усаживается рядышком с Коби и Яном Ингом, старшим ксенобиологом, с которым ему предстоит работать завтра. Ян Инг — босс Лори; самой Лори что-то, не видно.

– Ну и народу сегодня!

В последние годы люди на «Кентавре» все чаще принимали пищу в одиночестве, в произвольное время, унося еду в каюты, Теперь же, здесь столпотворение. Океанограф-перуанец принес какой-то график и собрал вокруг себя кучку людей. Мириам Штайн и две ее подруги, разделяют общество Брюса Янга и двоих мужчин из команды Дона. Алестрем поступила оригинально и избрала компанию чернокожего фотографа Акина. Притихший было корабль возвращается к жизни, протирает тигриные глаза, прочищает обезьяньи мозги.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: