— Ныряльщики оставались там не по своей доброй воле! Скорее всего, они запутались. Разумные животные такого типа никогда не пойдут на такой шаг по собственной воле: ведь сеть поднимается со скоростью метр в секунду. Причем с большой глубины!

Делагард бросил на Вальбена взгляд, исполненный откровенного вызова, и пробурчал:

— Все произошло так, как я рассказывал. Причины произошедшего мне неизвестны. — Но тень наглости мгновенно исчезла, и снова на доктора смотрели умоляющие, ожидающие чуда глаза. «Неужели он все еще питает какую-то надежду? Даже сейчас?» — изумился Вальбен. — Разве нет никакой возможности помочь им? Совсем безнадежно? Ведь вы могли спасти их?

— Ну, конечно, я мог! Я очень многое мог бы. Но, по всей видимости, находился не в настроении!

— Извините. Я сказал глупость. — Коммерсант выглядел почти сконфуженно.

— Понимаю, вы сделали все, что в ваших силах… Послушайте, я могу в качестве оплаты послать вам что-нибудь в ваш ваарг… Например, упаковку бренди из трав или несколько хороших корзин… А может, полуфабрикатов для бифштексов из мяса бангеров на целую неделю…

— Бренди… — повторил Лоулер. — А что? Неплохая идея. Я смогу напиться и позабыть обо всем, что здесь увидел. — На какое-то мгновение он закрыл глаза. — Кстати, джилли известно, что у вас сегодня ночью находились три умирающих ныряльщика.

— Известно?! Но вы-то откуда можете знать это?

— Я встретился сегодня утром с несколькими аборигенами во время прогулки по берегу залива, и они были так настроены, что мне показалось, джилли готовы оторвать голову не только с моих плеч. Гидранцы просто сходили с ума от гнева! А вы что, не видели, как они прогнали меня? — Лицо Делагарда неожиданно приобрело пепельно-серый оттенок, и он отрицательно покачал головой. — Да, да, прогнали! Но я ведь не сделал ничего дурного, кроме того, что, вероятно, слишком близко подошел к их электростанции. Но они раньше не считали эту территорию запретной… Поэтому пришлось задуматься и прийти к выводу… Да, да, не смотрите так удивленно. Их поведение напрямую связано со случаем с ныряльщиками!

— Откуда такие выводы?

— Вы считаете, есть и другие причины?

— Ладно. Тогда садитесь… Док, нам нужно поговорить.

— Только не сейчас.

— Послушайте меня!

— Не желаю ничего слушать! Понятно? Я не могу без толку тратить время… Существуют и другие дела. Наверное, меня уже ждут пациенты. Черт побери, в конце концов, я еще не завтракал.

— Док, подождите лишь секунду… Пожалуйста…

Делагард протянул к нему руку, но Лоулер отмахнулся. Внезапно Вальбена затошнило от жаркого сырого воздуха в сарае, смешавшегося со сладковатым запахом начинающегося разложения трупов. У него закружилась голова. Даже терпение и выдержка врача имеют свои пределы. Лоулер обошел Делагарда, словно столб, и вышел на улицу. Застыв у двери, доктор несколько мгновений стоял, покачиваясь и закрыв глаза. При этом он глубоко дышал и прислушивался к урчанию в пустом желудке и к скрипу пирса под ногами. Наконец Вальбен выплюнул что-то сухое и зеленое и уставился на собственный плевок, словно увидел нечто удивительное.

Господи! Ну и утро!

Наступил рассвет.

Сорве располагался вблизи экватора, и солнце здесь всходило над горизонтом очень быстро. Утреннее небо выглядело просто изумительно: ярко-розовые полосы перемежались с вкраплениями оранжевого и малахитового, разбросанными по небесному своду. «Как это похоже на саронг Делагарда», — подумал Лоулер.

Он уже полностью успокоился. Для этого многого не понадобилось — просто вышел из сарая и вдохнул свежего морского воздуха. Теперь в нем поднималась новая волна негодования, отдававшаяся неприятным резонансом во всем теле. Вальбен отвернулся, опустил голову и снова сделал глубокий вдох, стараясь избавиться от омерзительного ощущения гадливости. «Интересно, что мне нужно? — спросил сам себя доктор. — Наверное, поскорее добраться домой. Итак, дом, завтрак и капля или две наркотической вытяжки из трав… После этого можно приниматься за обычную повседневную работу». Облегченно вздохнув, он стал подниматься по склону.

А в глубине острова уже проснулись люди, засуетились и приступили к делам.

На Сорве никто не спал после наступления рассвета. Для сна существовала ночь, день полностью отдавался труду.

На обратном пути в свой ваарг, где ему предстояло ожидать очередную утреннюю партию как по-настоящему больных, так и хронических ипохондриков, Лоулер встретил и пожелал доброго утра значительной части всего человеческого населения острова. Здесь, на узком краешке Сорве, где жили люди, все постоянно сталкивались друг с другом.

Большинство из тех, с кем он здоровался, поднимаясь по пологому склону, были ему давно знакомы уже на протяжении десятилетий. Почти все население нынешнего человеческого поселка родилось на Гидросе, а более половины людей появилось и выросло прямо здесь, на этом острове, кстати, как и сам Лоулер. Поэтому о большинстве из них нельзя сказать, что они по собственной воле решили провести свою жизнь на чуждом им «водяном шарике». Сама Судьба соизволила распорядиться ими. Так что другого варианта просто не существовало. Лотерея жизни в момент рождения выдала младенцу билетик на Гидрос, и если он оказался здесь, то уже не мог покинуть планету ни под каким предлогом — здесь не имелось космодромов и не было другого способа сбежать отсюда, кроме как отправиться в мир иной. Появившись на Гидросе, вы будто приговаривались к пожизненному заключению. Представьте себе, насколько необычно обитать в Галактике, полной обжитых и более пригодных для человека планет, и не иметь возможности выбрать место жительства.

Но ведь существовали и другие, те, кто залетел сюда из иных миров в космическом челноке и у кого все-таки имелось право выбора, кто мог отправиться в любую точку Вселенной и, тем не менее, предпочел прибыть на Гидрос, заранее зная, что пути назад нет. Вот это уже выглядело совсем странно!

Даг Тарп, руководивший работой радиостанции и немного «подхалтуривавший» в качестве дантиста (а иногда и помогавший Лоулеру как анестезиолог), оказался первым, кого встретил доктор по пути домой. Даг выглядел невзрачно: маленький нескладный человечек с красноватым лицом, очень хрупкого телосложения, с тощей шеей и крупным острым крючковатым носом, возвышавшимся между маленькими глазками и тонкими, почти незаметными губами.