Рождество.

Мартин Бек получил рождественский подарок, который, вопреки ожиданиям, не вызвал у пего улыбки.

Леннарт Колльберг получил подарок, который довел его жену до слез.

Оба обещали себе не думать ни о Стенстрёме, ни о Терезе Камарао, и обоим это не удалось.

Мартин Бек проснулся рано, но остался лежать в постели и читал книгу до тех пор, пока его семья не начала подавать признаки жизни. Тогда он встал, одежду, в которой вчера пришел домой, повесил в шкаф и надел джинсы и шерстяной джемпер. Жена, которая считала, что на Рождество нужно быть элегантно одетым, приподняла брови при виде его наряда, однако пока что ничего не сказала.

Когда жена по традиции поехала на могилу родителей в Стогкюркогорден, Мартин Бек вместе с Рольфом и Ингрид нарядил елку. Дети были возбуждены, очень шумели, и он старался изо всех сил, чтобы не испортить им праздничное настроение. Исполнив свой долг по отношению к умершим, жена вернулась, и Мартин Бек мужественно участвовал в поедании хлеба, вымоченного в рассоле, хотя с трудом переносил этот старый обычай.

Вскоре после этого дала знать о себе боль в животе. Мартин Бек настолько привык к этой надоедливой ноющей боли, что не обращал на нее внимания, однако ему казалось, что в последнее время боль участилась и стала более сильной. Теперь он никогда уже не говорил Инге о своем плохом самочувствии. Раньше он это делал и она едва не прикончила его своими травяными отварами и навязчивой опекой. Болезнь для нее была событием первостепенной важности.

Рождественский ужин был невероятно обильным, особенно если учесть, что предназначался он для четырех человек, из которых одному с трудом удавалось проглотить нормальную порцию еды, другой худел, а еще один слишком устал при приготовлении всего этого и вообще не мог есть. Оставался Рольф, который, надо признать, ел за четверых. Сыну было двенадцать лет, и Мартин Бек никогда не переставал удивляться тому, каким образом в этом худом теле умещается ежедневно столько еды, сколько сам он с огромными усилиями впихивал в себя за целую неделю.

Посуду мыли все вместе, что тоже случалось только на Рождество.

Потом Мартин Бек зажег свечи на елке, думая при этом о братьях Асарсон, которые импортировали пластмассовые елки, а в ящиках с елками — наркотики.

Они пили подогретое вино с сушеными фруктами, и Ингрид сказала:

— Наверное, уже пора вводить лошадь.

Как всегда, все обещали, что каждый получит только один подарок, и, как обычно, каждый купил их несколько.

У Мартина Бека не было лошади для Ингрид, зато взамен она получила бриджи для верховой езды и деньги для оплаты занятий в конном манеже на ближайшие полгода.

Сам он среди других подарков получил двухметровый вязаный шарф. Ингрид выжидательно глядела на отца. Оказалось, что в шарф завернут пакет, в котором находится пластинка. На глянцевом конверте красовалась фотография толстого мужчины в знакомом шлеме и униформе лондонского бобби. У него были пышные усы, а руки в вязаных перчатках он засунул за пояс. Он стоял перед старомодным микрофоном и, судя по выражению лица, хохотал во все горло. Помещенный на конверте текст гласил, что бобби зовут Чарльз Пенроуз, а пластинка называется “The Adventures of The Laughing Policeman”.[15]

Ингрид принесла проигрыватель и поставила его на пол возле стула Мартина Бека.

— Погоди, ты сейчас просто лопнешь от смеха. — Она вынула пластинку из конверта и посмотрела на этикетку. — Порван песенка называется «Смеющийся полицейский». Ну как, нравится?

Мартин Бек плохо разбирался в музыке, но сразу же узнал эту песенку. Она была написана в двадцатых пли тридцатых годах, а может, и того раньше. Он слышал ее в детстве и внезапно вспомнил один куплет:

Насколько он помнил, эту песенку пел кто-то на диалекте провинции Сконе. После каждого куплета следовал взрыв хохота, по-видимому, заразительного, потому что Инга, Рольф и Ингрид буквально покатывались со смеху.

Мартин Бек не сумел напустить на свое лицо соответствующее выражение. Он не смог даже улыбнуться. Чтобы не разочаровать дочь, он встал, и, повернувшись спиной, сделал вид, будто поправляет свечи на елке.

Когда пластинка перестала крутиться, он вернулся на свое место. Ингрид смотрела на него, вытирая слезы с глаз.

— Папочка, ты ведь совсем не смеялся, — укоризненно сказала она.

— Да нет, я считаю, что это очень смешно, — заверил он ее совершенно неубедительным тоном.

— А сейчас послушай эту песенку, — сказала Ингрид, переворачивая пластинку. — “Jolly Coppers on Parade”.

— Веселые копы маршируют, — перевел Рольф.

Ингрид, очевидно, уже не один раз слушала пластинку, потому что тут же начала петь дуэтом вместе со смеющимся полисменом:

Елка приятно пахла хвоей, свечи горели, дети пели, а Инга в новом халате то дремала, то грызла марципанового поросенка. Мартин Бек наклонился, поставил локти на колени, уперся подбородком в ладони и, глядя на конверт со смеющимся полисменом, принялся думать о Стенстрёме.

Зазвонил телефон.

В глубине души Колльберг вовсе не был доволен собой. Однако, поскольку трудно было установить, что именно он упустил, то не стоило огорчаться и портить себе рождественское настроение.

Он старательно перемешал компоненты грога, несколько раз попробовал и наконец остался доволен. Сидя за столом, он глядел на окружающую его обстановку, которая производила обманчивое впечатление идиллии. Будиль лежала под елкой и гулила. Оса Турелль сидела на полу по-турецки и играла с ребенком. Гюн бродила по квартире с беззаботным видом, босиком, одетая в нечто среднее между пижамой и спортивным костюмом.

Он положил себе порцию сушеной трески, вымоченной в молоке. С удовольствием подумал о заслуженной им сытной, обильной еде, которой сейчас начнет наслаждаться. Воткнул салфетку за воротник и расправил ее на груди. Налил себе полный бокал. Поднял его. Посмотрел на прозрачную жидкость. И в этот момент зазвонил телефон.

Он на какое-то мгновение заколебался, потом одним глотком осушил бокал и пошел в спальню, чтобы взять трубку.

— Добрый день. Моя фамилия Фрёйд.

— Очень приятно, — сказал Колльберг в блаженной уверенности, что он не числится в списке резервных сотрудников и даже новое групповое убийство не сможет вытащить его на снег. Для таких дел выделяются соответствующие люди. Например, Гюнвальд Ларссон, которого внесли в список тех, кого следует поднимать по тревоге, и Мартин Бек, которому приходится расплачиваться за то, что он входит в состав высшего руководства.

— Я работаю в психиатрическом отделении Лонгхольменской тюрьмы, — сказал голос в трубке. — У нас здесь есть больной, которому обязательно нужно поговорить с вами. Его фамилия Биргерсон. Он утверждает, что обещал и что это очень важно…

Колльберг нахмурился.

— А сам он не может подойти к телефону?

— К сожалению, нет. Это противоречит нашим правилам. В настоящий момент он проходит…

Лицо Колльберга грустно вытянулось. Даже в рождественский вечер он не имеет права…