— Почему же?

— Стокгольмец.

Уже стемнело, когда Колльберг вернулся в гостиницу. Он продрог, устал и проголодался, поэтому вместо того, чтобы сесть за руль и уехать, снял номер в гостинице. Первым делом он принял душ и заказал ужин. Ожидая, пока приготовят еду, он дважды звонил по телефону. Первый разговор у него был с Меландером.

— Не мог бы ты проверить, кто из моего списка имел автомобили в июне пятьдесят первого года? И какой марки.

— Конечно. Завтра утром.

— И какого цвета был «моррис» Ёранссона.

— Хорошо.

Потом он позвонил Мартину Беку.

— Ёранссон приехал сюда не на своем «моррисе». У него был другой автомобиль.

— Значит, Стенстрём был прав.

— Ты не мог бы распорядиться, чтобы выяснили, кто был владельцем той фирмы на Холлендергатан, где работал Ёранссон, и чем она занималась?

— Хорошо.

— Завтра около полудня я буду в Стокгольме.

Он спустился вниз и принялся за еду. Внезапно он вспомнил, что однажды уже был в этой гостинице. Он проживал здесь ровно шестнадцать лет назад. В то время он уже служил в полиции и заминался убийством в такси. Его расследовали в течение трех или четырех дней. Если бы тогда он знал то, что ему известно сейчас, то наверняка смог бы раскрыть загадочное убийство Терезы в течение десяти минут.

Рённ думал об Ольсоне и счете, обнаруженном в кармане рубашки Ёранссона. Во вторник днем ему кое-что пришло в голову, его начала мучить какая-то смутная мысль, и он пошел к Гюнвальду Ларссону. Несмотря на сдержанные отношения на службе, Рённ и Гюнвальд Ларссон были друзьями, о чем мало кто знал. Они вместе провели рождественский вечер и новогоднюю ночь. Известие об этом невероятно удивило бы большинство их коллег.

— Я думаю об этом листочке с буквами Б. Ф., — сказал Рённ. — В списке, составленном Меландером и Колльбергом, имеются три человека с такими инициалами. Бу Фростенсон, Бенгт Фредриксон и Бьёрн Форсберг.

— Ну?

— Можно было бы незаметно понаблюдать за ними, посмотреть, не похож ли кто-нибудь из них на Ольсона.

— А ты знаешь, где их нужно искать?

— Меландер, наверное, знает.

Меландер знал. Ему понадобилось двадцать минут, чтобы добыть информацию, что Форсберг находится дома, а после обеда придет в свой офис в центре. Обедать он должен был с одним из клиентов в двенадцать часов в «Амбассадоре». Фростенсон был на киностудии, он играл небольшую роль в фильме Арне Матссона.

— А Фредриксон пьет пиво в «Десятке». Его там всегда можно найти.

— Я поеду с вами, — довольно неожиданно заявил Мартин Бек. — Возьмем автомобиль Монссона. Ему я дал один из служебных автомобилей.

Бенгт Фредриксон, художник и забияка, действительно сидел в пивной в Старом городе. Он был очень толстый, с буйной запущенной рыжей бородой и взъерошенными седыми волосами. Он уже был пьян.

Директор фильма провел их по длинным узким коридорам в угол большого киноателье в Сольне.

— Фростенсон будет сниматься через пять минут. Это его единственный эпизод во всем фильме.

Они встали на безопасном удалении, однако сюда тоже доставал резкий яркий свет прожекторов. Они видели декорации, позади которых на полу змеились перепутанные электрические кабели. Декорации изображали, судя по всему, магазин.

— Внимание! — крикнул режиссер. — Тишина. Камера. Мотор!

Человек в высоком колпаке пекаря и белом фартуке вошел в поток света и сказал:

— Слушаю вас. Чем могу служить?

— Стоп! — зарычал режиссер.

Фростенсону пришлось пять раз повторять одну и ту же фразу. Это был худой лысый мужчина, он заикался, уголки рта и веки у него нервно подергивались.

Спустя полчаса Гюнвальд Ларссон притормозил в двадцати пяти метрах от калитки виллы Бьёрна Форсберга в Стоксунде. Мартин Бек и Рённ скорчились на заднем сиденье. В открытую дверь гаража был виден большой черный «мерседес».

— Ему уже пора выезжать, если он не хочет опоздать на обед.

Они ждали минут пятнадцать. Наконец дверь виллы открылась и на крыльцо вышел мужчина в сопровождении привлекательной блондинки, пса и девочки лет семи. Женщину он поцеловал в щеку, девочку обнял и приподнял. Потом широким быстрым шагом направился к гаражу, сел в машину и выехал из гаража. Девочка посылала ему воздушные поцелуи, что-то кричала и смеялась.

Бьёрн Форсберг был высокий и стройный. Его неописуемо красивое лицо с крупными чертами и открытым взглядом походило на те, которые изображают на иллюстрациях к романам, публикуемых еженедельниками. Он был загорелый, двигался ловко и пружинисто. Форсберг выглядел очень молодо, с непокрытой головой, волнистыми, зачесанными назад волосами, в светло-сером плаще. Ему никак нельзя было дать его сорок восемь лет.

— Как Ольсон, — сказал Рснн. — Особенно фигура и одежда, этот светлый плащ.

— С той разницей, — произнес Гюнвальд Ларссон, — что Ольсон на свое барахло потратил три сотни три года назад на дешевой распродаже, а этот уплатил за свой плащик эдак тысяч пять. Однако такие, как Шверин, разницы не замечают.

— Честно говоря, я тоже, — признался Рённ.

— А я замечаю, — заявил Гюнвальд Ларссон. — Есть еще на свете люди, которые знают толк в хорошей одежде. Если бы не это, можно было бы построить бордели на всей Савил-Роу.[16]

— Где? — изумленно спросил Рённ.

Колльберг совершенно выбился из расписания. Отчасти потому, что проспал, отчасти оттого, что погода была отвратительная как никогда. До половины второго он смог доехать до мотеля на окраине Линчёпинга. Он выпил кофе, съел пирожное и позвонил в Стокгольм.

— Ну как, ты выяснил?

— Только у девяти из них были автомобили летом пятьдесят первого года, — сказал Меландер. — У Ингвара Бенгтсона был новый «фольксваген», у Руне Бенгтсона — «паккард», модель сорок девятого года, у Кента Карлсона — «ДКВ» тридцать восьмого года выпуска, у Уве Эриксона — старый «опель-капитан» довоенной модели, у Бьёрна Форсберга — «форд-ведетта», модель сорок девятого года выпуска…

— Стоп. А еще у кого-нибудь из них был такой же автомобиль?

— «Форд-ведетта?» Нет.

— Ладно, пока что достаточно.

— «Моррис» Ёранссона первоначально был окрашен в серый цвет. Естественно, он легко мог перекрасить автомобиль.

— Хорошо. Пожалуйста, переключи телефон на Мартина.

— Еще одна деталь. Летом пятьдесят первого года Ёранссон сдал свой автомобиль в металлолом. Его автомобиль вычеркнут из реестра пятнадцатого августа, через неделю после допроса Ёранссона.

Колльберг бросил в телефон-автомат очередную монетку и, пока на линии раздавался треск, с нетерпением думал о двухстах сорока километрах, которые ему еще предстоит преодолеть. При такой погоде на это понадобится несколько часов. Он пожалел, что не отправил вчера по почте регистрационную книгу автомастерской.

— Комиссар Бек слушает.

— Привет. Так чем же занималась та фирма?

— По-моему, продавала краденые вещи. Впрочем, доказать это не удалось. У них было несколько продавцов, которые выезжали в провинцию и сбывали одежду и другие вещи.

— Кто был владельцем?

— Бьёрн Форсберг.

Колльберг немного подумал и сказал:

— Поручи Меландеру заняться только Форсбергом. И попроси Хелма, чтобы он или кто-нибудь из его сотрудников задержался в лаборатории до моего приезда. У меня есть предмет, который нужно отдать на экспертизу.

Около пяти Колльберга все еще не было. Меландер постучал в дверь кабинета Мартина Бека и вошел с трубкой в одной руке и несколькими листами бумаги в другой. Он сразу начал говорить:

— Бьёрн Форсберг женился семнадцатого июня пятьдесят первого года на некой Эльзе Беатрисе Хокансон, единственной дочери директора Магнуса Хокансона, владельца фирмы строительных материалов. Хокансона считали очень богатым человеком. Форсберг немедленно ликвидировал свою фирму на Холлендергатан и прекратил заниматься подозрительными делишками. Он начал упорно трудиться, изучил торговлю и экономику и стал ловким предпринимателем. Когда девять лет назад Хокансон умер, дочери достались в наследство его состояние и фирма, однако, уже начиная с середины пятидесятых годов, Форсберг исполнял обязанности директора. Виллу в Стоксунде он купил в пятьдесят девятом году. Она обошлась ему примерно в пятьсот тысяч.