Дарелл молчал — что тут скажешь?

Голова Гарри Фрича откинулась набок. Он был мертв.

Нужно позвонить Виттингтону. Дарелл схватил болтающуюся трубку. Линию не разъединили, и на том конце провода Барни Келз, слышавший выстрелы, дурным фальцетом выкрикивал имя Дарелла. Когда он поднимал трубку к уху, было такое ощещение, будто она весит не меньше пуда.

— Алло…

— Господи Иисусе! О, Господи! — захлеблывался Келз. — С тобой все в порядке?

— Все кончено, — вымолвил Дарелл.

— Послушай, прибыли ребята из Комиссии по атомной энергии.

— Давай их сюда, — вымолвил Дарелл.

Газеты ничего не сообщили и никогда не сообщат о страшных событиях этих дней. Дарелла отвезли в гостиницу, в прежний номер. Он проспал весь день, поужинал у себя и опять завалился в постель.

Было позднее утро, когда он окончательно продрал глаза и почувствовал, что наконец-то отдохнул. Заявился Барни Келз и рассказал о Кортесах. Они оказались на борту яхты "Эль Триунфо", которую береговая охрана перехватила при выходе из Сэнди Хук. Всех арестовали кроме Хустино, которого пришлось застрелить при попытке к бегству. Генерала и Карлотту ждет процесс в Верховном суде по обвинению в заговоре с целью посягательства на нейтралитет США.

Дарелл заказал завтрак в номер и, пока его несли, успел принять душ, побриться и дослушать Барни. Виттингтон уже вернулся в столицу. Допивая третью чашку кофе, Дарелл позвонил генералу Дикинсону Макфи, начальнику отдела К, и тот сказал: возвращайся на работу, когда посчитаешь возможным. Дарелл ответил: дескать необходимо еще кое-что выяснить. Временем его не ограничивали.

Стояла необычно теплая погода. Витрины магазинов на Пятой авеню и универмага напротив гостиницы были красочно оформлены к Рождеству. Дарелл смотрел вниз на многолюдную бойкую улицу и никак не мог взять в толк, почему его не отпускает чувство попавшего в беду, затравленного зверя. Хотя физически почти окреп после пыток Хустино. Вспомнил о его любовнице обуреваемой жаждой власти Карлотте. Представил ее в тюрьме. Ни одна струнка в душе не дрогнула.

Совсем иное — Гарри Фрич. Мысль о нем причиняла душевную боль. Он никогда не забудет Гарри. Если бы не Гарри, пуля Переса сразила бы его самого. Как будто Гарри знал заранее, зачем пошел в мансарду.

Ему Дарелл обязан жизнью и никогда уже не выплатит свой долг.

Однажды, несколько лет назад, от постоянного напряжения на передовых рубежах навалилась смертельная усталость и он почувствовал, что наступил предел. Сейчас совсем не то. Он ни за что не сдастся. Не имеет права. Тайная война, активным участником которой он является, так скоро не закончится. И ему из нее не выйти, бросив все на произвол судьбы напутствие Гарри не позволит.

— Мистер Сэм?

В дверях номера стояла Плежер. И рядом с ней — О'Брайн. Девушка очень изменилась. Перед мысленным взором почему-то возник образ мифической Галатеи. На Плежер был скромный серый шесртяной костюм, отделанное мехом пальто и кокетливая шляпка. На лице почти никакой косметики. Глаза сияли, но при виде высокой угрюмой фигуры Дарелла в них промелькнула озабоченность. Интересно, кто заплатил на сей раз за ее новый наряд? Он вспомнил, что родственники О'Брайна далеко не бедные люди в Латинской Америке. Впрочем, это не его дело.

— Мистер Сэм, у вас все хорошо? — спросила Плежер.

— Конечно. А у тебя?

— Спрашиваете! То есть да, спасибо! — Она взглянула на Пабло. — Пит рассказал мне об отце. Вы ведь знали, что его тоже убили, да, мистер Сэм?

Пабло поморщился при слове «Пит», но продолжал крепко держать Плежер за руку, как видно, не собираясь отпускать ее.

— Да, знал, — подтвердил Дарелл.

— Вы были очень милосердны, что не сказали об этом в те трудные часы.

— Рад, что ты это понимаешь. Наверное, нужно готовиться к возвращению домой, Плежер?

— О нет, — живо произнесла она. — Я не поеду домой.

— Но тебе нельзя здесь оставаться. Я не могу…

— Пит и я собираемся пожениться. А потом отправимся к нему домой. Я уже учу испанский, и у меня неплохо получается.

Дарелл поднял глаза на Пабло. Тот улыбнулся и ударился в искренность:

— Я всегда искал вот такую целомудренную девушку, чтобы взять ее в жены, амиго. Благодаря вам я ее нашел.

— Ты очень любишь Плежер?

— Даже очень, амиго. Всем сердцем. Как говорит Плежер, мы пришли сюда, чтобы испросить вашего согласия.

— Моего согласия? — изумился Дарелл. — Даже не знаю, что и сказать по этому поводу.

Плежер подошла к Дареллу, встала на цыпочки и поцеловала его. Невинным поцелуем ребенка.

— Помнится, вы обещали папе, что будете заботиться обо мне, мистер Сэм, — сказала она. — Вы и заботились. А теперь, когда папы нет на свете, вы вроде как заняли его место. Папа должен был бы решить, можем ли мы с Питом пожениться. Вот почему мы справшиваем у вас.

— Не скажу, что очень польщен, — промолвил Дарелл. Он перевел взгляд на Пабло, который расплылся в блаженной улыбке. — Если вы уверены…

— Мы уверены, амиго!

— Нам бы хотелось, — застенчиво молвила Плежер, — чтобы вы меня благославили, как это сделал бы папа.

Дарелл тоже не сдержал улыбки. Он видел, как молода, как чиста эта девочка. Да, все в мире относительно. Для Гарри Фрича он был сопляком, только начинающим жить. Для Плежер — достойной заменой отца. Ну что же не так уж плохо. Он было как раз посредине своего жижзненного пути. Как раз там, где ему и следует быть.