Джонатан Келлерман

Доктор Смерть

Посвящается Джерри Дэту

Глава 1

Ирония может быть очень вкусным десертом, поэтому когда была обнародована информация о содержимом фургона, кое-кто жадно набросился на нее. Это были те, кто считал Элдона Г. Мейта ангелом смерти.

Другие, видевшие в нем воплощение милосердия, не находили себе места от горя.

У меня, смотревшего на это другими глазами, были свои причины для беспокойства.

Мейт был убит в понедельник, в первые часы кислого туманного сентябрьского утра. До захода солнца в тот день не произошло ни землетрясений, ни крупных катастроф, поэтому убийство стало главной темой вечерних выпусков новостей. Во вторник о нем сообщили на первых полосах «Таймс» и «Дейли ньюс». Через двадцать четыре часа телевидение полностью забыло эту тему, но газеты в среду еще вспоминали об убийстве. Итого четыре дня внимания — максимум в славящемся своей короткой памятью Лос-Анджелесе, если только труп не принадлежит принцессе или убийца не может позволить себе адвокатов, жаждущих получить премию «Оскар».

Раскрыть это преступление по горячим следам не удалось; очевидных улик не было. Майло давно занимался своим ремеслом и не ждал ничего другого.

Лето выдалось простым; в июле и августе он поймал четырех примитивных глупых убийц — один случай домашней ссоры, перешедшей все границы, и три пьяных драки в грязных дешевых кабаках Вест-сайда. Четверо задержанных убийц. Высокий процент раскрываемости преступлений облегчал — но самую малость — существование Майло, единственного голубого в управлении полиции Лос-Анджелеса, не скрывавшего своей нетрадиционной ориентации.

— Я чувствовал, что настанет час расплаты, — сказал Майло.

Он позвонил мне домой в воскресенье. Труп Мейта коченел уже шесть суток, и средства массовой информации нашли новую тему.

Майло это было как нельзя кстати. Как и все настоящие художники, он предпочитал работать в одиночестве. Не раскрывая прессе ничего ценного. Приказ большого начальника. В одном Майло всегда соглашался с большим начальником: журналист практически неизменно является врагом.

В данном случае в газетах напечатали биографию из архива в сопровождении обязательных этических дебатов, старых фотографий и старых цитат. Помимо того факта, что Мейт был засунут в свою собственную машину смерти, в прессе появились только самые очевидные подробности.

Фургон стоял в глухой части Малхолланд-драйв. Его обнаружили рано утром случайные прохожие.

УБИТ ДОКТОР СМЕРТЬ.

Мне было известно больше, потому что меня просветил Майло.

Телефон зазвонил в восемь вечера, как раз тогда, когда мы с Робин закончили ужин. Я уже был в дверях, держа на поводке вырывающегося Спайка — нашего маленького бульдога. Мы оба с нетерпением ожидали вечерней прогулки по парку. Спайк обожал темноту, позволявшую притворяться благородным охотником, лая на шорох в кустах. Мне пришлось целый день работать с людьми, я же всегда любил уединение.

Робин, ответившая на звонок, успела меня перехватить. В итоге с собакой пошла гулять она, а я вернулся в кабинет.

— Ты ведешь дело Мейта? — спросил я, удивляясь тому, что Майло не позвонил мне раньше.

Внезапно мне стало не по себе. Прошедшая неделя, и без того сложная, стала совсем запутанной.

— Кто еще мог удостоиться подобного благословения?

Я негромко рассмеялся, чувствуя, как затылок сковывают обручи напряжения. Я забеспокоился сразу же, как только услышал об убийстве Мейта. После долгих колебаний сделал один звонок, но не получил ответа. В конце концов, я вынужден был обо всем забыть, поскольку у меня не было никаких причин не делать этого. И действительно, меня это не касалось. Но теперь, когда за расследование взялся Майло, все переменилось.

Все тревоги я оставил при себе. Звонок Майло не имел никакого отношения к моей проблеме. Совпадение, одна из маленьких отвратительных накладок. Или, возможно, на всем белом свете живет всего сто человек.

Причина, по которой Майло связался со мной, была простой: страшное сочетание слов «кто виноват?» В деле достаточно психопатологии, и я могу быть полезным.

К тому же я друг Майло, один из немногих, с кем он может быть искренним.

Против психопатологии я ничего не имею. Меня беспокоила другая составляющая — дружба. Те вещи, которые я знал, но не рассказывал Майло. Потому что не мог рассказать.

Глава 2

Я согласился встретиться с Майло на месте преступления в понедельник в 7:45 утра. Когда Майло дежурит в Западном участке, он заезжает за мной, но на этот раз он уже договорился о встрече в 6:15 в Паркер-центре, и мне пришлось вести машину самому.

— Утренняя молитва? — спросил я. — Будем доить коров вместе с большими шишками?

— Чистить стойло, а большие шишки будут мне мешать. Надо найти чистый галстук.

— Разговор пойдет о Мейте?

— А о ком еще? У меня будут спрашивать, почему я ни хрена не сделал, а я буду кивать, шаркать ногами и говорить: «Слушаюсь, сэр, слушаюсь, сэр».

Мейт был убит недалеко от моего дома, поэтому я выехал в половине восьмого. Первая часть пути состояла из десятиминутного отрезка по Беверли-глен на север. Мой «Севиль» буквально летел, потому что я ехал навстречу потоку, не обращая внимания на сердитые лица водителей, стоявших в пробке в сторону юга.

Экономический подъем и щедрые взятки подтолкнули в Лос-Анджелесе в последнее время стремительный рост дорожных работ, в результате чего движение по городу превратилось в сущий ад. В этом месяце наступил черед нижней части Беверли-глен. Нахальные рабочие в ярко-оранжевых куртках устанавливали новую дренажную систему как раз к началу засушливого сезона. Распределение обязанностей было в духе нашего муниципалитета — на каждого работающего приходилось пять стоящих рядом без дела. Чувствуя себя монархистом времен, предшествующих взятию Бастилии, я пронесся мимо вереницы шикарных «Порше» и «Ягуаров», медленно ползущих вперемежку с подержанными развалюхами. Демократия по принуждению: насильственная близость вплоть до ласковых соприкосновений бамперами.

У Малхолланда я повернул налево и проехал четыре мили на запад, мимо очаровательных особняков, пострадавших от землетрясения, и пустых автостоянок, своим видом предлагающих навсегда расстаться с оптимизмом. Извивающаяся дорога пробивалась сквозь густые кусты и ветви нависших деревьев, то и дело выписывая неожиданные резкие повороты. Вскоре асфальт повернул на восток, получив название Энчино-Хилл-драйв, а я поехал по укатанному рыжевато-бурому грунту.

Здесь, наверху, откуда открывается вид на город, Малхолланд не замощена. Еще студентом я частенько бродил по здешним лесам, восторгаясь встречам с оленями, увенчанными роскошными рогами, лисами, соколами, зачарованно глядя на колышущуюся высокую траву, в которой могла украдкой пробираться пума. Но это было много лет назад, а сейчас стремительный переход от шоссе к лесной глуши застал меня врасплох. Резко нажав на тормоз, я заехал на пригорок и остановился на обочине.

Майло уже был здесь. Его бронзовый внедорожник стоял перед предупреждающим дорожным знаком, заботливо поставленным местными властями: впереди семь миль незаконченной дороги, проезд воспрещен. Запертые ворота свидетельствовали о том, что одним знаком лос-анджелесских водителей не остановишь.

Подтянув брюки, Майло согнулся вперед, хватая мою ладонь обеими лапищами.

— Привет, Алекс.

— Привет, великан.

На нем были поношенная зеленая твидовая куртка, коричневые саржевые брюки, белая рубашка с перекошенным воротничком и галстук-шнурок с нелепой бирюзовой заколкой. Казалось, этот галстук был подобран на помойке. Новый писк моды; я понял, что Майло повязал его, чтобы позлить начальство на утреннем совещании.

— Ты решил стать ковбоем?

— Влияние Джорджии О'Киф[1].

вернуться

1

Многие сюжеты картин художницы Джорджии О'Киф навеяны миром природы, в частности пустынями (примеч. перев.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: