Широко распространено убеждение, что мужчины используют любовь, чтобы получить секс, а женщины — наоборот. Подобно большинству так называемых житейских мудростей, этот закон не является абсолютным; я знал женщин, превративших неразборчивые половые связи в своего рода высокое искусство, и мужчин, настолько привязанных к одной женщине, что сама мысль о сексе с кем-то посторонним внушает им отвращение, приводящее к временной импотенции.
Я так и не смог установить, какое место между этими двумя крайностями занимает Ричард Досс. К тому моменту, как я с ним познакомился, он уже больше трех лет не был интимно близок со своей женой.
Досс поведал мне об этом уже через несколько минут после того, как я переступил порог его кабинета. Как будто было очень важно, чтобы я узнал об этом вынужденном посте. Во время телефонного разговора Досс начисто отвергал саму мысль о том, что я буду заниматься кем-либо кроме его дочери, однако при личной встрече он первым делом начал рассказывать о себе. Я так и не понял, что именно он хотел мне сообщить.
Досс познакомился с Джоанной Хеклер еще в колледже. Пара из них получилась идеальной — в доказательство этого он приводил факт, что брак продлился более двадцати лет. К моменту нашей первой встречи Джоанны не было в живых девяносто три дня, но Досс говорил о ней как об отдаленном прошлом. Он утверждал, что очень любил свою жену, и у меня не было причин сомневаться в его словах, если не считать полного равнодушия в голосе, во взгляде и в жестах.
С другой стороны, Досса ни в коем случае нельзя было назвать человеком бесстрастным. Когда я открыл перед ним входную дверь, он ворвался в дом, возбужденно разговаривая с кем-то по сотовому телефону, и продолжал разговаривать после того, как мы прошли ко мне в кабинет и я сел за стол. Он поднял указательный палец, показывая этим, что освободится ровно через одну минуту.
Наконец он сказал в крошечный серебряный аппарат:
— Ладно, Скотт, извини, мне пора заканчивать. Играй на разнице цен, сейчас это главное. Если они согласятся на наши условия, дело в шляпе. В противном случае нам останется только слить воду. Скотт, делай что хочешь, но пусть они примут решение прямо сейчас, не откладывая на потом. В общем, ты сам знаешь.
Он говорил, оживленно размахивая свободной рукой. Его глаза блестели от возбуждения.
Разговор доставлял ему наслаждение.
Наконец, Досс бросил в трубку:
— Ладно, поболтаем потом.
Закрыв аппарат, он сел и закинул ногу на ногу.
— Сложные переговоры? — поинтересовался я.
— Как всегда. Но давайте к делу. Сначала поговорим о Джоанне.
Произнеся имя своей жены, Досс умолк.
Внешне он оказался совсем не таким, каким я его представлял. Казалось бы, большой практический опыт должен был научить меня объективному подходу, но все же определенные предубеждения остались.
Мысленный образ Ричарда Досса, сложившийся у меня, основывался на том, что рассказала Джейн Маниту, а так же на пятиминутном спарринге по телефону.
Агрессивный, четко выражающий свои мысли, властный. Душа общества, спортсмен. Партнер по теннису Боба Маниту. Потому-то я представил себе человека, и внешне похожего на Боба: высокого, импозантного, чуть полноватого; коротко остриженные волосы с безукоризненным пробором, у висков тронутые серебром. Строгий дорогой костюм, белая или светло-голубая рубашка, завязанный внушительным узлом галстук.
В действительности Ричард Досс выглядел на пятьдесят — пятьдесят пять лет. Его сморщенное маленькое лицо напоминало лицо гнома: широкое в скулах, оно сужалось внизу до острого, почти женского подбородка. Телосложение профессионального танцора — стройный, широкоплечий, узкая талия. Непропорционально большие руки с тщательно ухоженными ногтями, выкрашенными бесцветным лаком. Темный южный загар, какой в наши дни встретишь нечасто из-за страха получить рак кожи. Досс же, судя по цвету его лица, нисколько не боялся бывать на солнце.
Волосы у него были черные и курчавые, а их длина воскрешала в памяти прошлое десятилетие. Белый с прической негра. Тонкая золотая цепочка на шее. Черная шелковая рубашка с карманами с клапанами; две верхние пуговицы расстегнуты, демонстрируя лишенную растительности грудь, также покрытую загаром. Просторные слаксы из серого твида, подпоясанные ремнем из змеиной кожи с серебряной пряжкой. Штиблеты в тон ремню на босу ногу. В одной руке Досс держал что-то вроде небольшого черного бумажника, в другой серебристый сотовый телефон.
Красавцем я бы его не назвал. Так, неудачник, завсегдатай кафе на бульваре Сансет. Дешевая меблированная квартира, старая взятая напрокат машина, чересчур много свободного времени, ворох неосуществленных прожектов в голове.
Ричард Досс был олицетворением пародии на провинциала с Севера, перебравшегося в Лос-Анджелес.
Он начал:
— Моя жена стала свидетельством бессилия современной медицины.
Зазвонил телефон, и Досс поднес серебряный аппарат к уху.
— Да. Что? Ладно. Хорошо... Нет, не сейчас. Пока. — Щелчок крышкой. — Так, о чем я говорил? Бессилие современной медицины. Мы перепробовали десятки врачей. Всевозможные анализы, новейшие методы исследований. Компьютерная томография, серология, токсикология. Джоанне дважды делали пункцию спинного мозга. Как я потом узнал, в этом не было никакой необходимости. Невропатолог просто «решил сделать на всякий случай».
— Каковы были симптомы? — спросил я.
— Боли в суставах, мигрень, экзема, усталость. Все началось с того, что Джоанна стала быстро утомляться. Раньше она была прямо-таки сгустком энергии. В сорок два года весила сто десять фунтов. Танцевала до упаду, играла в теннис, ходила по горам. Перемены происходили постепенно. Сперва я валил все на грипп или какой-нибудь другой вирус, которых в последнее время развелось полно. Я решил, что Джоанне надо просто немного отдохнуть, прийти в себя. А когда понял, что происходит что-то серьезное, к ней уже нельзя было подступиться. Она уже была словно на другой планете. — Он потеребил цепочку. — Родители Джоанны умерли рано. Возможно, наследственность... Она привыкла со всеми нянчиться; этому тоже пришел конец. Наверное, вот в чем заключается главный симптом. В полнейшей отрешенности. От меня, от детей, от всего.
— Джуди мне сказала, ваша жена была микробиологом. Чем именно она занималась?
Досс покачал головой.
— Вы делаете очевидное предположение: Джоанна «подцепила какую-то заразу у себя в лаборатории». Предположение логичное, но неверное. Эта проблема рассматривалась с самого начала, и со всех сторон. Какой-то болезнетворный микроб, аллергия, повышенная восприимчивость к химическим реактивам. Действительно, Джоанна работала с микробами и бактериями — но только с теми, что поражают растения. Она занималась плесенью и грибками, уничтожающими сельскохозяйственные культуры. В особенности спаржевую капусту. У нее была специальная лицензия Департамента сельского хозяйства на изучение спаржевой капусты. Кстати, вам нравится спаржевая капуста?
— Конечно.
— А мне нет. Как выяснилось, существуют микроорганизмы, воздействующие как на растения, так и на животных, но среди того, чем занималась Джоанна, таких универсальных вредителей не было. Были проверены реактивы, оборудование. Ее кровь была исследована всеми известными медицине методами.
Досс сдвинул большим пальцем манжету на левой руке. Его часы с черным циферблатом были настолько плоскими, что производили впечатление татуировки.
— Давайте не будем отвлекаться, — сказал он. — Никто и никогда не узнает наверняка, что произошло с Джоанной. Вернемся к главному: она стала отрешенной. Сначала Джоанна перестала появляться на людях. Ни с кем никуда не выходила. Отказывалась от деловых обедов: то слишком устала, то совсем не хочется есть. Хотя на самом деле она, оставаясь дома, только и делала что ела. Мы состоим членами спортивного клуба «Клиффсайд». Джоанна играла в теннис, немного в гольф, занималась в тренажерном зале. Все это было оставлено в прошлом. Она стала раньше ложиться и позже вставать. Вскоре она уже целыми днями лежала в кровати и жаловалась на то, что боли становятся все сильнее. Я говорил ей, что, возможно, плохое самочувствие объясняется недостатком физической активности — мышцы сжимаются, теряют эластичность. Джоанна меня не слушала. Вот тогда я начал показывать ее врачам.