– А я не желаю отвечать ни на какие вопросы. Я – больная женщина. Я пребываю в состоянии нервного шока. А теперь убирайтесь отсюда.

– Мисс Кляйн, – проговорил Уиллис очень ровным тоном, – там было убито четыре человека.

Мисс Кляйн сначала некоторое время молча вглядывалась в него, а потом согласно кивнула головой.

– Оставьте здесь вашу таблетку, сестра, – сказала она наконец. – Я тут переговорю с мистером... кстати, как ваша фамилия?

– Уиллис.

– Да, да, хорошо. Так можете оставить эту таблетку, сестра. – Она выдержала паузу, пока за сестрой не затворилась дверь, и только после этого заговорила: – Понимаете, единственное, что сейчас действительно беспокоит меня, так это – обед моего брата. Он возвращается с работы к семи часам, а сейчас уже намного больше. Он обычно бывает очень недоволен, если стол не накрыт к его возвращению. А я валяюсь сейчас тут и ничего не делаю. Вот, собственно, и все, о чем я помнила до этой минуты. – Она немного помолчала. – А тут приходите вы и говорите, что убито четыре человека, и, знаете, до меня как-то сразу дошло, что мне страшно повезло и грех жаловаться. – Она решительно кивнула в подтверждение своих слов. – Так что бы вам хотелось узнать у меня, мистер Уиллис?

– Можете ли вы рассказать мне о том, что произошло в книжном магазине, мисс Кляйн?

– Разумеется. Я поставила ростбиф в духовку примерно в половине пятого. Это, конечно, безобразие – жарить ростбиф всего на двух человек: столько потом остается, но брат мой очень любит его, поэтому я иногда и готовлю. Значит, мясо я поставила в духовку в половине пятого; знаете, плитка у меня полностью автоматизирована и отключается сама, когда еда готова. Картошка у меня была уже начищена, а консервированную фасоль я могла приготовить буквально за пару минут, уже вернувшись домой. Вот я и решила использовать свободное время, чтобы взять книгу, которую собиралась прочитать. Понимаете, у них там что-то вроде библиотеки в этом магазине, и они дают желающим книги на время. Отдел этот расположен слева от кассы. Вот я как раз там и стояла, когда началась эта стрельба.

– Стрелявший был мужчина, мисс Кляйн?

– Да. Я так думаю. Видела я его только мельком. Так вот, я стояла у того прилавка, где мистер Феннерман выдает книги как в библиотеке, и тут я неожиданно услышала этот страшный грохот. Я сразу же повернулась в ту сторону и увидела человека с двумя револьверами в руках. Он стрелял из них. Сначала я просто не поняла, что происходит, я даже не знаю, что я подумала, наверно, решила, что это какая-то шутка, розыгрыш – не могу точно сказать. А потом я вдруг увидела, как очень милый молодой человек – он был в костюме из такой, кажется, индийской ткани – вдруг упал прямо на прилавок, и сразу же его всего залило кровью, тогда-то я и поняла, что никакого розыгрыша тут нет, таких розыгрышей просто не бывает.

– А что произошло после этого, мисс Кляйн?

– А потом я, по всей вероятности, потеряла сознание. Я вообще не выношу вида крови.

– Но вы сказали, что прежде, чем упасть в обморок, вы видели того человека, который стрелял.

– Да, видела.

– Не могли бы вы описать мне, как он выглядел?

– Я полагаю, что могу. – Она немного помолчала. – С чего мне начать это описание?

– Ну, начнем с самого простого. Человек этот был высокого роста или маленького? А может, среднего?

– Скорее, среднего, – она снова немного помолчала. – А что вы понимаете под средним ростом?

– Сантиметров сто восемьдесят, сто восемьдесят три. Да, он был примерно такого роста.

– Значит, вы не назвали бы его высоким?

– Нет, видите ли, он был примерно... – и она нерешительно остановилась.

– Вы хотите сказать, что он был такого же маленького роста, как я? – спросил улыбаясь Уиллис.

– Нет, он был, пожалуй, повыше вас.

– Но он не был все-таки по-настоящему высоким. Ну, с этим понятно, мисс Кляйн. А в чем он был одет?

– Он был в плаще, – сказала мисс Кляйн.

– Какого цвета?

– Черного.

– С поясом или без?

– Этого я не разглядела.

– Головной убор был?

– Да.

– И какой?

– Кепка, – ответила мисс Кляйн.

– Какого цвета?

– Черная. Такого же цвета, что и плащ.

– Он был в перчатках?

– Нет, без перчаток.

– А еще чего-нибудь приметного вы не запомнили?

– Запомнила. Он был в темных очках от солнца.

– Скажите, а с того места, где вы стояли, вам не удалось заметить каких-нибудь шрамов или родимых пятен?

– Нет, ничего такого видно не было.

– А каких-нибудь физических недостатков не заметили?

– Нет.

– Он был белый или цветной, мисс Кляйн?

– Белый.

– Вы хоть немного разбираетесь в пистолетах?

– Нет.

– Значит, вы не можете сказать, какой системы было у него оружие?

– Нет, не могу. А что вообще можно об этом сказать?

– Ну что это было – револьверы или пистолеты, какого примерно калибра... А скажите хотя бы, были они большими или маленькими, мисс Кляйн.

– Мне они показались очень большими.

– А вы представляете себе, например, как выглядит револьвер сорок пятого калибра?

– Нет, я, к сожалению, не имею об этом ни малейшего представления.

– Ну ничего страшного, мисс Кляйн, вы и так оказали нам неоценимую помощь. А могли бы вы определить, какого примерно он был возраста?

– На вид ему лет тридцать восемь.

– А сколько вы дали бы мне, мисс Кляйн?

– Тридцать шесть. Угадала?

– В следующем месяце мне исполнится тридцать четыре.

– Ну все равно, довольно близко к истине.

– Да, должен признаться, что вы в качестве свидетеля проявили необычайную наблюдательность, мисс Кляйн. А теперь я попытаюсь подвести итог тому, что мы тут с вами установили. Значит, вы утверждаете, что это был мужчина белой расы, примерно тридцати восьми лет, среднего роста. На нем был черный плащ, черная кепка и темные очки. Перчаток на нем не было, в каждой руке он держал по пистолету или револьверу, каких-нибудь особых примет, как то: татуировок, шрамов, родимых пятен или явных физических недостатков – вы у него не заметили. Я правильно излагаю?

– Все совершенно верно, – подтвердила мисс Кляйн.

Тут следует отметить, что хотя мисс Кляйн уверенно заявила “совершенно верно”, а мистер Феннерман несколько ранее ограничился тем, что сказал просто “верно”, их описания внешности все же не давали верной картины. Уиллис не имел возможности ознакомиться с рапортом, отпечатанным только что лейтенантом Бернсом, и поэтому не мог еще знать, что в этих двух описаниях внешности одного и того же человека, несмотря на некоторое сходство, имеется целый ряд весьма существенных различий. Так, например, мистер Феннерман заявил, что убийца был высоким человеком, по его словам, рост преступника составлял не менее шести футов, а скорее, чуть побольше. Мисс Кляйн же считала, что он был среднего роста – пять футов девять или десять дюймов. Феннерман утверждал, что на убийце было твидовое пальто, возможно, синего цвета. Мисс Кляйн – что на нем был плащ черного цвета. Феннерман – шляпа серого цвета. Кляйн – кепка черного. Феннерман – черные перчатки. Кляйн – перчаток не было вовсе.

Уиллис пока еще ничего не знал обо всех этих расхождениях, но если бы он даже и знал о них, это его совсем не удивило бы. Он уже долгое время проводил допросы людей с целью установления подробностей совершения самых различных преступлений и давно понял, что большинство свидетелей имеют, как правило, весьма смутное представление о том, что на самом деле происходило. И каковы бы ни были причины этого явления: волнение, сопутствующее данному событию, быстрота происходившего, а может быть, действительно верно утверждение, будто участие в событиях ослабляет наблюдение – как бы там ни было, но показания свидетелей неизменно проявляют тенденцию к тому, что можно назвать чистой фантазией. За время работы в полиции ему случалось обнаруживать, что показания свидетелей расходятся даже в самых, казалось бы, очевидных деталях. Ему приходилось выслушивать самые подробные рассказы домашних хозяек о том, во что именно был одет их собственный муж, когда он утром выходил на работу, и убеждаться потом, что рассказы эти не содержали ни слова правды. Он выслушивал показания, где пистолеты описывались как охотничьи ружья, лезвия бритв назывались ножами, толстяков называли худыми; был даже в его практике случай, когда рыжеволосую и весьма соблазнительную девушку неполных восемнадцати лет описывали как черноволосого мужчину двадцати трех – двадцати четырех лет.