Затем преподобный Биддлстоун, которого нашли без сознания на полу в его же церкви, и которого до сих пор держат под действием сильного успокоительного. И еще девушка, обнаруженная в автомобиле на дальнем конце поля. Она все еще не в состоянии рассказать, что же с ней там приключилось. Полиции удалось найти и допросить ее дружка, и он рассказал, что в окне их машины вдруг неожиданно появилось какое-то лицо, а сама машина каким-то непостижимым образом поднялась над землей. Он в страхе убежал, а девушка отказалась последовать за ним. Естественно, полиция задержала его для дачи дальнейших показаний. На следующее утро на берегу реки нашли мертвого мужчину. Говорят, что у него случился сердечный приступ, но, как утверждает молва, застывшее на его лице выражение ужаса свидетельствует о том, что причиной приступа был страх. Он в буквальном смысле слова умер от страха.

Констебль Уикхэм ощущал это нарастающее беспокойство и сам разделял его. Оно не покидало его вот уже несколько дней: это было чувство растущей напряженности, которая вот-вот достигнет своего предела. В воздухе ощущалось какое-то предгрозовое затишье, готовое взорваться в любой момент, и он понимал, что когда это произойдет, последствия будут ужасны. Охрана поля явилась для него малоприятным заданием: его подавляли зловещая тишина этого места и царивший здесь необъяснимый холод – не тот обычный зимний холод, а какой-то гораздо более глубокий, нагоняющий страх и вызывающий мрачные фантазии. Глядя через поле на искореженные груды обломков и на этот отливающий серебром корпус самолета, ставший огненной гробницей для своих пассажиров, он как будто наяву слышал отчаянные крики метавшихся в панике людей, объятых ужасом неминуемой смерти. Перед его мысленным взором стояли сотни этих испуганных лиц; он слышал их плач, мольбу о помощи, молитвы. Он слышал голоса и стоны умирающих. Чувствовал их боль. Страдал вместе с ними.

Даже животные не подходили близко к этому полю. Собаки останавливались на самом его краю, тела их цепенели от страха, глаза делались большими и жалобными, шерсть вставала дыбом, шеи напрягались. Наездникам, имевшим обыкновение прогуливаться верхом вдоль огибающих поля тропинок, приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержать своих охваченных паникой и не слушающихся узды лошадей.

Поле стало последним прибежищем для погибших, и констебль Уикхэм чувствовал, знал, что смерть еще не покинула этих мест.

Старик теперь редко покидал свой дом. С той самой ночи, когда произошла катастрофа и он стал свидетелем всех этих ужасов, какая-то часть его как будто надломилась, и слабость овладела его дряхлеющим телом. Врач сказал ему, что это последствия пережитого им шока и напряжения, связанного с его безумным кроссом к месту падения аэробуса. Этим бегом он надорвал свои силы, а вид кровавой трагедии вызвал у него сначала шок, а затем и психическую депрессию. Со временем угнетенное состояние пройдет, и силы вернутся к нему, но для того, чтобы преодолеть свою меланхолию, ему потребуется собрать всю свою силу воли.

Как ни странно, он почти ничего не помнил о той ночи. Помнил, как сидел на мосту и глядел в небо, как услышал затем низкий и сильный гул самолета и увидел короткую вспышку в тот момент, когда самолет раскололся. А после этого в памяти сохранились лишь смутные картины пожара, разбросанных повсюду останков человеческих тел и груд искореженного металла. С тех пор он часто видел один и тот же кошмар: из полыхающего пламени к нему направляется темная фигура, она становится все больше и больше и, наконец, останавливается рядом с ним. Она протягивает к нему руку и он видит, что вся плоть на ней сгорела, а к нему тянутся лишь обгоревшие до костей пальцы. В том своем сне он смотрит в лицо этой темной фигуры и видит перед собой два больших, глядящих на него в упор глаза, вставленных в пластмассовую голову куклы, розовые губки которой кривятся в злой, издевательской ухмылке. И тут он, весь в поту, просыпается, все еще видя перед собой таращащиеся на него из темноты спальни эти ужасные безжизненные глаза.

А иногда, в самый момент пробуждения, ему кажется, что он слышит шепот.

Теперь он выходит из своего крохотного домишки на Итон Сквэр лишь два или три раза в неделю, и то только в дневное время, и только по необходимости, чтобы купить еду. Ему кажется, что его там кто-то поджидает; мысль о том, чтобы выйти из дома, когда стемнеет, приводит его в ужас, хотя ему очень не хватает его ночных прогулок к старому мосту. Ему сказали, что на месте катастрофы он потерял сознание, и его нашел и отнес подальше от пожарища второй пилот с того Боинга, единственный, кто уцелел. Ему не пришлось встретиться с молодым человеком, чтобы поблагодарить его, но, по какой-то необъяснимой причине, он вызывал у него огромное сочувствие. Разве можно считать, что тебе повезло, когда более трехсот человек погибли? Легко ли жить на свете с таким грузом?

Старик вздохнул, отчаявшись найти ответ на этот вопрос; его мог знать только сам второй пилот. Он наклонился и пошевелил кочергой пылающие угли, затем откинулся на спинку кресла с деревянными подлокотниками – глаза полузакрыты, руки нервно сложены на коленях. Была лишь середина дня, но при мысли о наступающей ночи его сердце учащенно забилось.

Мальчики в Колледже были напуганы, однако атмосфера страха восхищала их, и они изо всех сил старались еще усилить ее, рассказывая фантастические истории одна страшнее другой. Они были в восторге от авиакатастрофы, этого самого захватывающего события, которое когда-либо происходило в истории Итона. Младших учеников практически оставила равнодушной ужасная смерть такого количества людей, их взбудоражила та широкая известность, которую приобрел город в результате этого происшествия. В ночь катастрофы они высыпали из своих домов одетые в странные наряды, состоящие из пижам и черных фрачных курточек; воспитателям так и не удалось удержать их стремительного побега на место катастрофы. Раскрыв рты, они смотрели на горящие обломки, красные отблески пламени отражались на их испуганных детских лицах, широко раскрытые от возбуждения глаза сияли. И только безудержный гнев директора и угрозы воспитателей заставили их вернуться в свои кровати, откуда те, кто мог, продолжали и дальше наблюдать за ходом событий из своих окон, в то время как остальные, возбужденные происшедшей трагедией, продолжали обсуждать ее до самого рассвета.

Директор с несколькими воспитателями и старшеклассниками вернулись на место катастрофы на случай, если вдруг понадобится их помощь, но полиция вежливо, но твердо попросила их вернуться обратно в Колледж и не мешать бригадам скорой помощи выполнять их нелегкую работу по сбору мертвых тел и поиску оторванных конечностей.

Для учеников (за исключением тех, которых против их воли забрали домой родители, не видевшие в катастрофе ничего хорошего и не желавшие, чтобы их отпрыски были свидетелями неизбежной рекламной шумихи вокруг нее) последующие дни были заполнены разговорами и предположениями о том, как и почему разбился Боинг. Через несколько недель то состояние подъема, в котором пребывал Колледж, наконец, улеглось, на смену ему пришла какая-то странная подавленность, которая обеспокоила Энтони Григс-Мида, директора Колледжа, даже больше, нежели предшествовавшее ему нездоровое радостное возбуждение, столь непосредственно выказанное подростками. Многие из учеников, и не только малыши, стали страдать от ночных кошмаров, что было вполне естественно после такого ужасного события, но директор обратил внимание на то, что даже некоторые представители персонала стали более раздражительными и нервными.

А теперь эта странная смерть Тетчера. Он не пользовался особой популярностью среди других подростков, и директору было известно, что они безжалостно издевались над ним из-за его чрезмерной полноты. Но подросток должен был сам постоять за себя, доказать, что он мужчина. В жизни иногда приходится сталкиваться с ее жестокими проявлениями и преодолевать их, и юный возраст здесь не дает никакого права на скидку. Но как мальчик оказался на железной дороге? Он должен был быть вместе с другими учениками на спортивном поле, а не болтаться в одиночку по окрестностям. Его воспитатель непременно получит дисциплинарное взыскание, ведь Тетчер находился под его ответственностью. Григс-Мид безуспешно пытался выбросить из головы тревожившую его мысль, мысль, возвращающуюся вновь и вновь и подрывавшую основы его педагогического метода, который можно было сформулировать как «каждый должен помогать себе сам». Неужели жизнь мальчика стала настолько невыносимой, что он решился на самоубийство?