Дознаватель с полчасика посидел за столом, мурлыкая себе под нос полюбившуюся ему песенку «Strangers in the night» [42], из которой Станислав Иммануилович знал только первые четыре слова, испил еще винца и вызвал к себе для опроса задержанного утром алкоголика, на которого соседка по коммунальной квартире, известная на весь район сборщица бутылок, накатала заяву с обвинением в сексуальных домогательствах.
Бухарика доставили минут через десять.
Пугало окинул одетого в камуфляжную куртку тщедушного мужичка оценивающим взглядом и спросил:
– Охотник, что ли?
– Охотник, – подтвердил задержанный и про себя добавил: «...до баб-с».
Дознаватель нахмурился.
Охоту и охотников дознаватель Пугало недолюбливал.
Хотя сам некоторое время назад увлекался хождением по лесу и попытками попасть из старой двустволки в какую-нибудь живность.
Но всё закончилось одним отнюдь не прекрасным днем, когда Станислав Иммануилович решил подшутить над товарищами. Он втихаря вскрыл патроны, вытащенные из ружья начальника отдела вневедомственной охраны Приморского района, высыпал из них картечь, заправил обратно и весь вечер доставал подполковника тем, что тот, дескать, плохой стрелок.
В конце-концов, когда была выпита третья литровая бутылка водки, они поспорили, что начальник ОВО с десяти метров ни в жисть не попадет Пугало в задницу.
Спор двух ментов – дело святое.
Хихикающий дознаватель отошел на положенное расстояние, спустил штаны, дабы в темноте было лучше видно, нагнулся и приготовился поднять подполковника на смех, когда выстрел не возымеет никакого результата.
Но тут начальник ОВО вспомнил, что его ружье заряжено слишком крупной дробью и, пожалев Пугало, сменил патроны на «утиные».
Попасть в белеющий на фоне темных кустов круп дознавателя оказалось раз плюнуть, чего нельзя сказать о дальнейшем отлове Станислава Иммануиловича в ночном лесу, доставке его в больницу и операции по извлечению из ягодичных мышц сорока восьми дробинок...
Поэтому доставленный в кабинет Пугало алконавт в камуфляжной форме вызвал в дознавателе приступ глухого раздражения.
– Встань вот сюда, – Станислав Иммануилович указал задержанному место перед шкафом, на который он предварительно взгромоздил коробку с подготовленным к списанию видеомагнитофоном.
– Зачем это? – подозрительно спросил бухарик.
– Надо. Буду проводить визуальные замеры, – разозлился дознаватель.
– Ладно, – мужичок встал на предложенное место, опасливо косясь через плечо на вышедшего из-за стола Пугало.
– Стой смирно и смотри перед собой! – приказал страж порядка.
Когда алконавт уставился в стеклянную дверцу шкафа, в которой прекрасно отражалось всё, что происходило за его спиной, дознаватель занес для удара ногу и от души врезал, целясь мужичку по заднице.
Крупа задержанного на пути обутого по такому случаю в новенькие яловые сапоги Пугало не оказалось – подлый мужичок в последнее мгновение отскочил вбок и практически севший от неожиданности на продольный шпагат Станислав Иммануилович самостоятельно пнул ногой шкаф, расколотив и стекло, и своротив коробку с надписью «Aiwa». Тяжелый видеомагнитофон стукнул его по голове, дознаватель дико заорал и завалился в сторону, отчаянно размахивая руками и сбросив со стола на пол пухлые папки с материалами различных дознаний. Вверх взметнулись разрозненные листки и закружились по кабинету, словно стайка испуганных голубей.
Бухарик отпрыгнул к подоконнику и уставился на ворочающееся среди перевернутых стульев тело:
– Мы так не договаривались, начальник...
– Урод! – разверещался Пугало, расшвыривая в стороны стулья, различные вещдоки и протоколы допросов. – Ты зачем дернулся?
– Сам урод, – неожиданно произнес мужичок, распахнул створку окна и встал на подоконник. – Бывай, начальник...
– Куда?! Стоять! – завопил дознаватель, но было уже поздно.
Алконавт спокойно прыгнул из окна, благо кабинет Пугало находился на втором этаже здания РОВД, удачно приземлился на мягкий газон и благополучно удрал за угол многоэтажки, оставив Станислава Иммануиловича мучаться от боли в паху и от сознания собственного бессилия.
Правда, видеомагнитофон дознаватель всё-таки списал.
Уже по-настоящему, по причине треснувшего в момент соприкосновения с его черепом пластмассового корпуса нежного изделия фирмы «Aiwa». Объяснив нанесенные технике повреждения дракой с убежавшим подозреваемым...
Если первый инспектор ДПС, встреченный Глюком после отъезда из кабачка, оказался сообразительным, то второй, на перекрестке возле метро «Черная речка», был молод, рьян и чуть не попал под колеса джипа, пытаясь остановить летящий со скоростью полторы сотни километров в час золотистый внедорожник.
Его глаза, расширенные от ужаса, напомнили Аркадию тот славный день, когда он, молодой и неопытный, взялся перевести труп младенца из роддома в лабораторию на предмет вскрытия и установления причины смерти.
Мороз в ту зиму стоял жуткий.
По приезде в роддом стал вопрос – как везти трупик?
В полиэтиленовом пакете – неэтично, за пазухой – глупо, чай, не замерзнет.
Поэтому одна санитарка завернула мертвого ребенка в тонкое одеяло и отдала Клюгенштейну. Он, естественно, поехал на общественном транспорте, который, разумеется, был набит под завязку.
Стоит, одной рукой держит трупик, в другой руке книга. Читает «Сто лет одиночества» Маркеса и морщится, если кто-то наступает ему на ногу.
Неудобно, но делать нечего.
Тут ему одна старушка предложила присесть и, как только утомленный поездкой Аркадий уместился на сиденьи, бабушка завела разговор о ребеночке. Как его зовут, не холодно ли ему в таком одеяльце, да почему он не кричит. «Отец» отвечает, что, мол, спит дитё.
Естественно, что старушку распирало желание посмотреть на лицо ребенка, «отец» же всячески этому препятствовал.
И вот, в один прекрасный момент автобус резко затормозил. Не ожидавший этого Клюгенштейн слетел с сиденья, ребенок вывалился у него из рук и ударился головкой о поручень. Приоткрылось одеяло и все пассажиры увидели синюшнее лицо мертвого младенца...
Павел Молодцов по кличке Вазелиныч, обретенной им за угон микроавтобуса с этим ценным медицинским препаратом, который он по непонятному стечению обстоятельств спутал со стоявшим совсем рядом инкассаторским броневичком, прославился еще в своем родном поселке Опухлики Псковской губернии, когда на одной из местных турбаз принял участие в подготовке и проведении чуждого россиянам праздника под названием «Ночь всех святых», он же – Хэллоуин.
Правда, задолго до этого события, когда Паше исполнилось всего семь лет, родители умоляли его сбежать из дома. Но это была совершенно другая история...
Итак, в составе команды из четырех человек, которым было поручено организовать «комнату страха», являвшейся кульминацией праздненства, были следующие известные в Опухликах личности: учительница химии из местной школы, по причине юного возраста называемая всеми Юлечка, ответственный за электронику поселковый гений Вася, престарелый и сильно пьющий турбазовский снабженец Трофимыч и самый главный поселковый раздолбай – Паша.
Для проведения полевых испытаний им выделили тёмный, длинный и узкий коридор на втором этаже деревянного дома, с небольшими нишами для окон. Задумка была гениальная – коридор увешивался маскарадными масками с маленькими лампочками внутри, кружками с водой и измазанными черной краской елочными игрушками, а в конце висело покрывало с большой безграмотной надписью фосфоресцирующей краской «HelloWin» [43], за которым под потолком скрывался типа вампир – Молодцов.
На входе должен был лежать «труп» по имени Вася – завёрнутый в простыню, с тёртой картошкой на лице и со свечкой в руке. В общем – вылитый вурдалак.