Но все было нормально. Я даже предположил, что способности, которыми наградил меня Фил, постепенно исчезают, осталось совсем немного, и я стану таким же, как раньше. Честно говоря, я почувствовал себя разочарованным и обманутым. Я даже попытался оживить в памяти испытанные мною ощущения, но ничего не получилось.

Несколько минут спустя Энн погасила свет.

– Как ты думаешь, тебе снова приснится этот сон? – тихо спросила она.

– Не знаю. Мне кажется, что нет.

– Думаешь... все прошло?

– Возможно.

– Милый, – Энн говорила напряженно, с трудом подбирая слова, – я хотела извиниться. Вчера ночью я позволила себе лишнее...

– Тебе не в чем себя винить, дорогая. И давай больше не будем об этом.

Обменявшись нежными поцелуями, мы пожелали друг другу доброй ночи и затихли. Часы на тумбочке у кровати показывали половину двенадцатого.

– Нет!

Меня подбросило на постели. Женщина в черном ждала меня в гостиной. Это знание тончайшим лезвием вонзилось в мой мозг. Широко открыв глаза, я не мог отвести взгляд от двери.

Энн тоже проснулась. Сдерживая дыхание, она лежала неподвижно, прислушиваясь.

– Опять? – спросила она чуть дрогнувшим голосом.

– Д-да.

– О нет! – Теперь ее голос звучал громко, пожалуй, даже сердито.

В спальне было тихо. Ночное спокойствие нарушало только мое громкое хриплое дыхание.

– Что ты намерен делать?

– А что я могу?

– Встань и посмотри, – зло выдохнула она.

– Милая, ты о чем?

– Ты отлично знаешь о чем, – всхлипнула она. – Вставай и иди туда.

Я прилагал отчаянные усилия, но все же не мог сдержать дрожь. И чувствовал себя совершенно беспомощным. Перед глазами стояла она, бледная, растрепанная, молящая о чем-то, зовущая меня.

– Хорошо, – сказал я, адресуясь не зная кому – Энн или женщине в черном, решительно отбросил простыни и спустил босые ноги на ковер, собираясь встать.

– Подожди, я пойду с тобой.

– Ты останешься. – Трясущейся рукой я вытер пот со лба. Я знал, что она должна остаться. – Хорошо, – с удивлением услышал я тут же свой собственный голос, – пошли.

Тихо прошелестела ночная сорочка, и я увидел темный силуэт Энн на фоне окна. Стиснув зубы, чтобы не заорать от ужаса, я сжал ее руку, и мы двинулись к двери.

Вряд ли было возможно идти медленнее. Мы шли, словно на наших ногах висели свинцовые гири, будто мы были мраморными статуями, ожившими только наполовину. Но, несмотря ни на что, спустя некоторое время мы все-таки приблизились к двери. Я слышал гулкий стук своего сердца. Руки ходили ходуном. Энн тоже дрожала. Но в таком состоянии я не смог бы ее успокоить. Меня бы кто успокоил!

Мы вышли в холл и, не сговариваясь, остановились. Нас и темную гостиную, в которой ожидало необъяснимое, разделяла только дверь.

У себя в комнате беспокойно заворочался Ричард. Тревога за сына отвлекла нас и немного ослабила напряжение. И Энн сказала уже почти спокойно:

– Открывай.

И я решился. До боли стиснув ладонь жены, я резко распахнул дверь. В ожидании самого страшного мы замерли на пороге. Но ничего особенного не произошло. Наоборот. Неведомое, сгустившееся вокруг нас, внезапно исчезло. Я почувствовал, как утихает пульсирующая боль в висках, прекращают судорожно дергаться мышцы живота. Мы медленно вошли в гостиную. Она была пуста.

Энн в изнеможении прислонилась к стене.

– Ты подонок, чертов подонок, – простонала она, только в ее голосе не было злости. В нем слышалось огромное облегчение и откровенное торжество.

– Милая... – Я еще раз посмотрел по сторонам. Ничего! Никого... – Я был уверен, что она здесь.

– Конечно, дорогой, конечно. – Она похлопала меня по плечу и сладко зевнула. – Может быть, мы, наконец, пойдем спать?

– Иди, я сейчас.

Еще несколько минут я молча стоял в пустой гостиной, бесцельно глазея на место, где, я знал, еще недавно стояла она, потом ссутулился и медленно побрел в спальню. Устроившись рядом с Энн, я не стал ей рассказывать о порыве ледяного ветра, который едва не сбил меня с ног, когда я выходил из гостиной.

– Теперь у нас есть няня, – радостно сообщила Энн, когда я вернулся с работы в четверг, – сегодня вечером мы свободны.

Я снял с плеча сына, который, судя по всему, был вполне доволен жизнью.

– Я очень рад. Куда пойдем?

– А уж как я рада, – усмехнулась Энн. – Последнее время я чувствую себя старой заезженной клячей.

– А как себя чувствует малыш? – Я нежно погладил живот жены, увеличивающийся с каждым днем.

– Значительно лучше, благодарю вас, мистер Медиум.

– Еще раз назовешь меня так, стукну прямо по этому огромному животу!

Шутка получилась неудачной. Я не мог рассказать жене о нудной, изматывающей головной боли, целый день не дававшей мне покоя, о неприятных ощущениях в животе, о том, что я чувствовал себя больным и совершенно измученным.

Она была так весела и беззаботна, так радовалась предстоящему отдыху, что у меня язык не повернулся огорчить ее. И, кроме того, я не был ни в чем уверен. Как всегда, то, что меня посетило, было зыбким, неопределенным, непонятным. Чувства... ощущения... и никаких достоверных фактов.

Умывшись перед ужином, я поинтересовался:

– А кто няня?

– Девочка, которую порекомендовала Элси. Мы уже договорились. Правда, берет она пятьдесят центов в час.

– Ты уверена, что ей можно доверять?

– Если помнишь, Элси заверила нас, что девочка совершенно надежна. Это я помнил.

Я отправился за нашей новой няней около восьми. Она жила примерно в четырех милях от нашего дома. Далековато, конечно, но мы так долго ее искали, что я решил не быть слишком привередливым.

Энн очень нужно было иметь возможность немного развеяться.

Я затормозил перед домом няни и уже собрался выйти из машины, но в это время на крыльце появилась девушка. Она имела довольно внушительную, по моим понятиям, комплекцию, и надетые на ней обтягивающие джинсы отнюдь не скрывали ее формы. На ней был коричневый кожаный пиджак, в темных волосах виднелась узкая желтая лента, напоминающая полоску масла, круглое лицо отнюдь не украшали очки в толстой оправе.

– Привет, – улыбнулся я, – меня зовут Том Уоллис. А тебя?

– Здравствуйте, – еле слышно прошептала она, глядя куда-то в сторону.

Я отпустил ручной тормоз и, убедившись, что дорога пуста, резко развернулся и поехал обратно. Не дождавшись ответа, я повторил:

– Как тебя зовут? Если не ошибаюсь, Дороти?

– Да. – Она говорила так тихо, что я скорее угадал, чем услышал, ее ответ.

Проехав несколько кварталов, я искоса взглянул на нее. Она выглядела очень хмурой и недовольной. Кажется, именно в этот момент меня кольнуло смутное недоброе предчувствие. И в душе появился непонятный дискомфорт. Мне что-то определенно не нравилось, но я не мог понять, что именно.

– Как твоя фамилия? – не отставал я.

– Мюллер.

Я свернул на проспект и набрал скорость.

– Ты долго сидела с девочкой Элси?

– Нет.

Болтливость явно не была ее отличительной чертой. Это, конечно, хорошо, но... что-то с ней было не так. Я кашлянул и решил докопаться до истины.

– Скажи, а у тебя много свободного времени?

– Да.

– Я имею в виду, – заторопился я, – у тебя же школа, дом, еще всякие дела. Может быть, мама возражает против твоей работы?

– Нет.

В моем мозгу всплыло ощутимо и ясно: у нее нет матери. Не подумав как следует и не вполне осознавая, что говорю вслух, я спросил:

– Твоя мама умерла?

Она резко повернулась и изумленно уставилась на меня. Хотя при этом она не произнесла ни слова, я точно знал, что не ошибся. Я смущенно хмыкнул и отвел глаза.

– Мне Элси сказала, – сообщил я, отлично понимая, что Элси, скорее всего, никогда не интересовалась ее семьей.

– А-а... – По ее тону я так и не понял, поймала она меня на вранье или нет.

Она смотрела только на дорогу. Я тоже. Оставшийся путь мы проделали в молчании. А я все пытался разобраться в собственных ощущениях: почему мне так неуютно рядом с ней?