– Мы подъезжаем к Ньюбатлу, – через некоторое время сообщил Парис. – Не желаете остановиться?

– Это очень красивое место. Я часто здесь гуляла. Но лучше давайте поедем дальше.

– Я тоже так думаю. Хочется поскорее увидеть место, где вы родились.

– Но зачем вам это нужно? – недоуменно воскликнула Шери.

– Хочется положить на место еще один кусочек мозаики, – просто сказал Парис. – Узнать еще чуть-чуть про вас, та cherie.

Шери сидела очень прямо, молча глядя перед собой. Наконец она спросила:

– А вы уверены, что это имеет смысл? Ведь вы все равно скоро уедете.

– На данный момент у меня нет определенных планов, – улыбнулся Парис. – Кстати, в вашем Коррингтоне можно где-нибудь перекусить? Я проголодался.

– Да, конечно. В пабе «Старый Эд», – торопливо кивнула Шери и указала на небольшое деревянное строение.

Это была очаровательная деревенская гостиница в старом шотландском стиле. А его владелец словно сошел со страниц сказки про гномов.

– Расскажите мне о Коррингтоне, – попросил Парис, потягивая темное пиво.

– Да нечего тут рассказывать, – пожала плечами девушка. – Обыкновенное местечко, каких по стране много… Другое дело, что я его очень люблю. Наш дом был самым большим в округе и одним из старейших.

– А почему так много розовых домов? Это что, традиция?

– Дедушка говорил, что для получения такого цвета известь замешивали на поросячьей крови. А на самом деле я не знаю. В окрестностях Эдинбурга почему-то это самый частый цвет.

– Ваш дом тоже розовый?

– Да. Я покажу его вам… Надеюсь, вы не будете разочарованы.

Но разочарование ждало саму Шери. И сильное разочарование.

– Кто купил ваш дом? – спросил Парис, когда они покинули паб и, оставив машину, шли по деревенской улице.

– Какая-то пара из Глазго. Вроде бы супруга решила превратиться в помещицу старого образца, и муж купил ей имение. – Шери нахмурилась. – Мне они не очень-то понравились, и дедушке – тоже. Они сказали, что дом слишком старый и стоит на отшибе, однако же заплатили сполна, пообещав оставить все как есть.

– Только, похоже, ничто не осталось прежним, – медленно произнес Парис.

Они стояли у невысокой каменной стены, на которой поблескивала табличка. Шери прищурившись прочитала – и сердце ее словно остановилось на миг.

И снизу, маленькими буквами:

– Отель… О Господи, не могу поверить! Шери затравленно посмотрела на спутника, а в следующую секунду уже ринулась в ворота. Парис с трудом поспевал за ней.

Она остановилась, сжав кулачки, возле заасфальтированной автостоянки.

– Они не просто перепродали его, они еще и вырубили сад! Наш сад, Парис! Мой маленький рай! Его больше нет!

И впрямь, на аккуратно подстриженных газонах росло всего несколько деревьев. Заросли ее детства исчезли навсегда.

– Эти негодяи из «Деревенского уюта» подъезжали к дедушке с просьбой продать дом! – в отчаянии воскликнула Шери. – Но он дал им от ворот поворот, сказав, что дом останется частным владением. Так вот почему Теннанты купили его, не торгуясь! Они уже тогда замыслили перепродать…

Она замотала головой, в глазах ее стояли слезы.

– Я не скажу дедушке. Ни за что на свете! Он этого не переживет.

Парис обнял ее за плечи, желая увести отсюда.

– Может, все не так уж плохо. По крайней мере, ваш дом служит людям. Послушайте, Шери, давайте поедем на реку, посмотрим на природу. Вы успокоитесь…

Она перебила, сбрасывая ласковую руку с плеча.

– Бесполезно. Я не успокоюсь. С домом случилось самое худшее… Нет, хуже было бы, если бы его купил Малком Лесли и разрушил до основания.

Шери ожидала, что Парис сейчас спросит, кто такой этот Лесли, но он промолчал, снова обнимая ее за плечи.

– Дом все равно остался очень красивым. Такой простой и в то же время изящный.

– Моя комната была вон там, на третьем этаже, – указала Шери. – А теперь здесь живут чужие люди. Я сама выбрала ту комнату, потому что у нее окно выходит на реку и лес. И в полнолуние мне в окошко всегда заглядывала луна. Я открывала занавески и танцевала без музыки. Мне казалось, я парю в лунном свете.

Шери замолчала, чувствуя, что сейчас расплачется.

– И вы не боялись темноты?

– Никогда. Я всегда чувствовала, что меня любят, а значит, я в безопасности.

Потом все изменилось, горько подумала Шери. Кошмары начали сниться после разрыва с Уиллом…

– Что случилось?

Шери вздрогнула, встретившись с Парисом взглядом.

– Н-ничего…

– У вас лицо изменилось, – объяснил он. – Было просто грустным, а потом появилось еще что-то… вроде ненависти. Или отчаяния.

– Наверно, это от потрясения, – сказала Шери после короткой паузы.

– Вы теперь не чувствуете себя в безопасности? – осторожно спросил Парис.

– Я стараюсь жить сегодняшним днем и надеяться на лучшее, – тихо ответила девушка и зашагала в сторону паба.

Плечи ее задрожали. И хотя Парис не видел ее лица, он догадался, что она плачет.

Он быстро догнал девушку и повернул лицом к себе. Губы ее дрожали, слезы уже проложили мокрые дорожки по щекам.

– Шери…

– Спасибо, что привезли меня сюда, – как вежливый ребенок, произнесла она дрожащим голоском. – А теперь, пожалуйста, отвезите обратно. Я очень хочу домой.

Тут она всхлипнула и уткнулась ему в плечо.

Слезы хлынули ручьем.

Парис почувствовал себя взрослым, который должен утешить и защитить маленькую девочку. Почти неосознанно он прижал ее к себе, гладя по спине, по спутанным светлым волосам, приговаривая что-то ласковое.

Волосы ее пахли дождем. Плечи были узкими, как у подростка.

Дрожа всем телом, Шери ощутила, как теплые губы касаются ее макушки, уха, виднеющегося из-под волос, мокрой от слез щеку.

Она подняла лицо, крепко зажмурившись. Ресницы ее слиплись, тушь слегка размазалась. На шее билась голубая жилка.

Нежные пальцы мужчины гладили ее по лицу, вытирая слезы, разглаживали светлые брови, касались горестно кривящихся губ. Шери открыла глаза и встретилась с ним взглядом.

Секунду они смотрели друг другу в глаза. Затем Парис наклонился, взяв ее лицо в ладони и начал целовать – в лоб, в глаза, ощущая на губах соленый привкус слез. Он словно впитывал в себя ее горе, забирая его, выпивая горячими губами.

Прерывисто вздохнув, Шери выгнулась в его сильных руках, стараясь прижаться плотнее. Приоткрытые губы ее трепетали. И только тогда Парис поцеловал ее по-настоящему, со всей страстью, которую больше не мог сдерживать.

Она оказалась готова ответить страстью на страсть. О, Шери давно уже жаждала этого упоения, полной самоотдачи и теперь раскрывалась, словно роза, под властными мужскими прикосновениями. Ей хотелось одного: чтобы поцелуй не кончался, чтобы длился вечно… Казалось, для этого дивного ощущения она и родилась на свет. Разум был уже не властен над нею.

Наконец Парис отстранился. Шери все еще трепетала, полуприкрыв затуманенные страстью глаза. Он прошептал ее имя так, словно это было прекраснейшее слово на свете, строка великолепного стихотворения. Парис еще мог контролировать себя, и прикосновения его были нежными, не могущими причинить боли, когда он ласково провел рукой по ее щеке, по шее, упиваясь прикосновениями к шелковистой коже.

На этот раз он поцеловал девушку медленно, дразняще, позволяя языку свободно исследовать ее рот, наслаждаясь его сладостью. Руки скользили по спине Шери, гладили вздрагивающие от наслаждения плечи. Наконец ладонь Париса стиснула сквозь одежду бугорок маленькой девичьей груди, и Шери замерла от удовольствия.

Он почувствовал, как напрягся и затвердел сосок Лаская его пальцами, Парис другой рукой сжал округлую ягодицу, прижимая Шери ближе, давая ощутить силу его эрекции.

Глаза Шери распахнулись, как от сильного потрясения. Светлый взгляд, исполненный страсти, был устремлен на Париса. Девушка теряла разум от жара мужского тела, от властной ласки. Еще немного – и она не сможет противиться обольстителю. Слуха коснулся стон, сдавленный, страстный, умоляющий… ее стон.