Неужели в происходящем стоит винить только себя? Но в ливне, загнавшем их с Шери в эту деревенскую гостиницу, он-то уж точно не виноват!

Парис в самом деле хотел хоть ненадолго сбежать из города, от бдительной опеки ужасного старика. Но поначалу вовсе не собирался брать с собой Шери.

– Ну, как твои дела с девчонкой? – хрипло спросил по телефону Малком, и это был уже не первый разговор на подобную тему. – Почему ты с ней не видишься?

Парис, стараясь сдерживаться, холодно спросил:

– Вы что, следите за мной?

– Конечно. А ты чего ждал? Я вкладываю в тебя капитал, парень, – усмехнулся Малком. – А свои деньги я привык считать и проверять, насколько надежно они вложены. Итак, о девчонке: ты сводил ее в ресторан, это я одобряю. Что дальше?

– Я хочу дать ей соскучиться, – объяснил Парис.

– Соскучиться или позволить забыть о твоем существовании? Ты можешь крупно наколоться, так и знай.

– Если вам не нравится, как я веду это дело, можете найти кого-нибудь другого, – спокойно отозвался Парис. – И этому кому-нибудь вы можете приказывать сколько хотите. А я привык жить своим умом.

– Тогда поторопись, – проворчал Малком. – Время, знаешь ли, деньги. Надеюсь, в эти выходные дело продвинется вперед, иначе смотри у меня…

Парис, нахмурившись, начал вытирать полотенцем волосы. Воспоминание о разговоре с дедом выбило его из колеи. Ему все больше хотелось послать Малкома куда подальше и уехать отсюда прочь.

Останавливало лишь одно. Кажется, в охоте на Шери его привлекали уже не только деньги…

Тогда, в пятницу, Он пролистал проклятое досье и сразу заметил очеркнутый карандашом абзац про художественные музеи и галереи. Инстинкт подсказал Парису, где искать девушку на этот раз. Если ее что-то тревожит, гложет тоска, наверняка она пойдет искать утешения в искусстве. Так бы поступил и он сам. При этой мысли сердце Париса болезненно сжалось: слишком много у них общего, слишком легко угадывать ее мысли и намерения…

Предчувствие не подвело его. Он нашел девушку именно там, где ожидал. Более того, проследовал за ней по всем залам, словно их связывала невидимая нить. И идея поездки за город тоже была вроде бы не его. Парис лишь уловил некую мысль Шери, ее потаенное желание, совпавшее с его собственным…

Парис покачал головой, решительно не понимая, что же так сильно его тревожит.

Если бы Малком Лесли узнал, как обстоят дела, то был бы просто счастлив. О чем же тогда беспокоиться, ему, Парису?

Да, он поддался внезапному порыву, но это послужило ему на руку. Плохо только, что он в который раз нарушает данное себе обещание не прикасаться к Шери, не целовать ее. Еще тогда, в ресторане, Парис не смог сдержаться. И вот опять! Вовсе не следовало узнавать вновь эту прелестную хрупкость ее плеч, содрогающихся под прикосновениями, эту странную, ни на что не похожую сладость поцелуя.

Да мало ли чего не следовало делать! Правда в том, что Парис просто очень хотел ее поцеловать. Нуждался в этом. Жаждал этого.

Однако он еще не знал многого – например, какова Шери облаженная, как упруга ее маленькая грудь, как она прижимается к возлюбленному в миг соития…

Парис потряс головой. Нет, секс будет только помехой. Он сам принял такое решение и намерен его держаться во что бы то ни стало.

Но в то самое время тихий голосок в голове сказал, что это все ерунда. Что секс даст ему прекрасную возможность добиться желаемого. А нравственность – понятие устаревшее.

Сегодня заняться с Шери любовью, а на рассвете попросить ее стать его женой. Она не откажет, и злобный старик получит удовлетворение, разбив чужую жизнь… нет, две чужие жизни – Шери и ее деда.

Тогда Парис сможет уехать во Францию, к своей галерее. Стать свободным творческим человеком, тем, кем был прежде.

Он отшвырнул полотенце и надел халат. Все, что нужно сейчас сделать, – это не упустить свой шанс. Потому что за галерею в Лилле никакая цена не может быть слишком большой. Да что там галерея – это плата за свободу!

Парис еще раз окинул себя в зеркале взглядом, в котором гнев смешался с презрением, и вышел из ванной.

Шери сидела, подобрав под себя ноги, в кресле у камина. Она листала какой-то журнал, отпивая из чашки с чаем. Красноватые отблески пламени пробегали по ее лицу, подсыхающие волосы начинали курчавиться на висках. Парис помедлил на пороге.

– Как по-домашнему уютно! – невольно вырвалось у него.

Она подняла голову, слегка улыбнулась ему.

– С одной только разницей: я не знаю, сколько ложек сахару в чай вы кладете.

– Не надо сахару. Я пью чай с молоком. А кофе, напротив, предпочитаю черный. Запомните? Шери налила молока в чашку Париса.

– Попробую запомнить. Хотя бы на сегодняшний вечер.

В комнате было тихо, только потрескивали дрова в камине да по стеклу шуршали струи дождя. Парис вспомнил, как Шери говорила, что любит осенний дождь за городом. Особенно если укрыться от него в тепле…

Легкая прядь волос упала на лоб, и Шери откинула ее, чувствуя, что этот жест не остался незамеченным. Парис рассматривал ее с таким же пристальным вниманием, с которым она изучала журнал.

– Вы вяжете крючком? Или, может быть, на спицах?

Вопрос застал Шери врасплох.

– Нет…

– Тогда зачем читать журнал «Вязание для всех»?

– Я… я давно мечтала научиться, – ответила Шери, тут же разозлившись на себя за столь очевидную ложь.

– Тогда вы попали в место своей мечты, – с ленцой произнес Парис. – Пока мы поднимались в наш номер, я заметил пять старушек с вязанием на коленях. Одна из них сидела за конторкой. Вы можете спуститься и взять у нее несколько уроков.

Шери изначально решила использовать журнал как прикрытие, но теперь, когда трюк не удался, осталось только отложить его в сторону.

– Как думаете, когда наконец принесут нашу одежду?

– К чему такая спешка? – Парис слегка улыбнулся. – Вы мне нравитесь в халате ничуть не меньше, чем в платье.

– А я бы предпочла быть в нормальной одежде, – с вызовом ответила Шери. – И подальше отсюда!

– Успокойтесь, – посоветовал Парис. – Как только одежду приведут в порядок, нам тут же ее вернут, Шери несколько секунд хмуро созерцала его.

– Как ни странно, иногда вы совсем не похожи на француза. Говорите как настоящий шотландец. Даже с акцентом.

– В этом нет ничего странного, я родился в Эдинбурге, – пожал плечами ее собеседник. -Вряд ли во мне есть хоть капля французской крови.

– А ваша мама, разве она не…

– Моя мать была шотландкой. Она поссорилась со своей семьей, уехала в Европу и оказалась в Париже, когда мне пришел срок родиться. Вот и все.

– О! – Шери почему-то стало ужасно неловко. Парис иронически улыбнулся.

– Вы выглядите разочарованной, та cherie. Вам очень хотелось, чтобы таинственный незнакомец оказался иностранцем?

Шери вспыхнула.

– Что за ерунда! Кроме того, перестаньте называть меня та cherie.

– А как же мне тогда вас называть? – Парис откинулся на спинку кресла, чуть сощурился. – Любимая? Солнышко? Радость моя?

– Нет, спасибо, – пролепетала Шери, стараясь не глядеть на него.

– Вы все усложняете, как это свойственно женщинам. – Голос Париса звучал чарующе мягко. – А ведь французский язык так подходит для любви!

– Это звучит глупо и претенциозно, – продолжала протестовать она. – Тем более если вы не француз.

– Сага mia, моя дорогая, – тихо произнес Парис. – Это по-итальянски, если не ошибаюсь. Неужели и в самом деле так важно, что я не француз?

– Это совершенно неважно. Тем более что…

– Тем более – что?

– Тем более что я все равно никогда не узнаю, кто вы такой на самом деле, – чуть слышно закончила Шери и замолчала, чуть прикусив губу, словно ожидая ответа.

Но Парис глядел на огонь и отвечать явно не собирался.

– В настоящий момент меня интересует ужин. Вы уже выбрали что-нибудь из меню?

– Баранину с картофелем и паштет. – Шери попыталась скрыть разочарование.