Неделю назад Парис, еще не подозревая ни о каком подвохе, поднимался по ступеням особняка Лесли в восточной части Эдинбурга. О том, что за человек его дед, он знал только со слов матери, но считал, что, раз предупрежден, значит, вооружен.

Дверь ему отворила тихая, полуседая женщина в сером платье. Сначала он принял ее за экономку, но вдруг усталых черт коснулась знакомая улыбка и тот же ореховый цвет глаз напомнил молодому человеку его мать…

– Здравствуй, Парис, – негромко произнесла женщина, пропуская его внутрь. – Я сразу догадалась, что это ты. Сын Беатрис. Как это замечательно! Уж и не думала, что мне когда-нибудь выпадет счастье с тобой познакомиться. Я твоя тетя Элизабет.

Не найдя, что ответить, Парис просто обнял тетушку и поцеловал в щеку.

– Ты, наверное, хочешь видеть твоего деда? спросила Элизабет. – Он тебя ждет в кабинете, пойдем, я провожу. Ты приехал сразу, как только получил приглашение?

– Да. – Парис изо всех сил старался не смущаться и вести себя естественно. – Я и не думал, что когда-нибудь удостоюсь подобной чести. Мама говорила, что я вроде пятна на фамильном гербе Лесли.

Он подсознательно ждал, что сейчас тетя Бет начнет его переубеждать. Может быть, рассмеется… скажет; «Что за пустяки!» Но она только тихо вздохнула, отводя глаза.

Огромный особняк из серого камня, темные ковры и тяжелые драпировки произвели угнетающее впечатление на молодого человека, когда он шел по лестнице вслед за своей провожатой. Этот дом не казался ему приветливым. Особенно по сравнению со светлой уютной квартирой в Лилле, располагающейся над картинной галереей… Он вспомнил, как мать описывала ему особняк своего детства: «Настоящий дом Франкенштейна, битком набитый привидениями».

Тетя Бет робко постучала в дубовую дверь, и изнутри послышался голос, напоминающий хриплый лай старого волкодава.

– Явился? Пусть войдет!

Дверь распахнулась, и Париса пробрала внезапная дрожь при виде самого себя, только лет через сорок, восседающего перед ним в кресле с высокой спинкой. Как самодержец на троне, мелькнуло невольное сравнение. Домашний самодержец в халате и шлепанцах, среди верной челяди… Однако самодержец встречал гостя вовсе не в халате. Малком Лесли ожидал внука в смокинге и при галстуке, распространяя ощущение арктического холода… хотя в кабинете ярко пылал огонь в огромном камине.

– Добрый день, дедушка Малком, – заставил себя выговорить Парис.

Сходство неприятно поразило его. Та же густая шевелюра, только обильно тронутая сединой, те же мускулистые плечи, голубые глаза… Только если у внука глаза были яркими, как южное небо, у деда они выцвели и более напоминали синеватый лед.

Неизвестно, отреагировал ли Малком Лесли на это фамильное сходство так же сильно. Если да, то никак не показал этого. Даже бровью не повел.

– Ступай, Бет, – бросил он дочери. – Через час можешь принести нам кофе.

Тетушка безмолвно исчезла, закрыв за собой дверь. Парис проводил ее взглядом.

– Это входит в обязанности вашей дочери приносить вам кофе?

– По воскресеньям, когда я отпускаю приходящую прислугу, да, входит, – подтвердил Малком. – Но сейчас речь не об обязанностях Элизабет. Перейдем к делу. Итак, ты незаконнорожденный сын Беатрис, бастард.

Париса словно ударили по голове чем-то тяжелым. Однако он позволил себе растеряться только на мгновение.

– А вы – тот человек, который не хотел, чтобы я появился на свет.

– Да, – снова подтвердил Малком без улыбки после секундного молчания. – Все так. Но, возможно, это была моя ошибка.

Наступила пауза.

– Ты носишь фамилию Вилье, – продолжил Малком, пристально изучая лицо внука. – Это фамилия твоего отца?

– Нет, моего отчима.

Бледные глаза Малкома недобро блеснули.

– Он был карточным шулером, не так ли? Кажется, Парис начал привыкать к неожиданным вопросам своего деда. В такой манере он тоже мог общаться, как бы ни было ему неприятно.

– Нет, художником. А также всем понемногу – игроком, автогонщиком, бизнесменом. У Поля Вилье было много талантов и характер авантюриста; в карты он никогда не проигрывал.

– А как насчет тебя? Ты избрал такое же поприще?

– Поль меня многому учил. И кое-чему я даже научился. Однако мое сердце всегда лежало к другому.

– Но ты часто проигрываешь в карты?

– Никогда.

Малком некоторое время молча смотрел в огонь, кивая каким-то своим мыслям.

– Однако твой гениальный отчим немного оставил тебе в наследство.

– Не в его характере было копить деньги. Поль много зарабатывал и много тратил. Он сделал нас с матерью счастливыми, и я благодарен ему за это.

– Однако теперь ты пришел ко мне, – подвел итог Малком, неприятно улыбаясь. – Хорошо. Мать когда-нибудь рассказывала тебе о твоем настоящем отце? – Нет, – ровно ответил Парис, тоже глядя на танцующие языки пламени. – Мы о нем никогда не говорили. Это не казалось важным.

– Не казалось важным? – прорычал Малком, вскакивая так внезапно, что Парис чуть было не отшатнулся. – Она опозорила себя и свою семью, и это не казалось ей важным?

Парис решил не поддаваться на провокации и не заводиться, что бы ни сказал ему дед. Но тут не выдержал.

– Моя мать была молода, – резко ответил он. – Она совершила ошибку и сама за нее ответила. Она не обязана расплачиваться за это и после смерти.

Малком тяжело кивнул, словно подтвердились какие-то его мысли, и опустился обратно в кресло. До сих пор он не предложил внуку сесть.

В дверь робко постучали. Это оказалась Элизабет с подносом, на котором дымились две чашки кофе, стояли молочник и сахарница. Она безмолвно поставила поднос на маленький столик у камина и повернулась, чтобы удалиться.

– Тетушка Бет, – окликнул ее Парис, улыбаясь со всей мыслимой галантностью. – Надеюсь, вы уделите мне пару минут до того, как я уйду? Хотелось бы еще поговорить…

– О… да, конечно, – отозвалась пожилая женщина, опасливо косясь на отца. – С удовольствием, Парис.

Она вышла. Малком взял с подноса одну из чашек, насмешливо скривил губы.

– «Тетушка Бет»… Я бы на твоем месте не спешил считать себя членом семьи.

– А вы полагаете, что мы не принадлежим к одной семье, да? – вспыхнул молодой человек.

– Да. Я только собираюсь признать твое существование. И твое право на что бы то ни было. Но всему свое время.

– Предполагается, что я должен быть вам благодарен?

– Нет! – отрезал Малком, откидываясь в кресле. – Предполагается, что ты будешь делать то, что я скажу. Можешь взять вон тот стул и выпить со мной кофе.

– Хорошо же. – Парис чувствовал, как его начинает трясти от бешенства. – Если законы вежливости не действуют в этом доме, могу я предложить вам подавиться этим кофе?

Голос деда остановил его, когда он уже взялся за ручку двери, желая немедленно покинуть негостеприимный дом.

– Нет, не можешь. Если тебе дорога твоя галерея.

Париса словно окатили холодной водой. Он медленно повернулся.

– Сядь и выслушай, что я тебе скажу, – невозмутимо сказал старик, кивая на стул.

И молодой человек едва ли не против воли подошел и сел рядом, напряженный, как струна, готовый вскочить в любую секунду.

– Ты пришел просить денег, потому что находишься на грани разорения, – медленно продолжил Малком. – Я один из самых богатых людей в стране. И для меня проще простого помочь тебе… Более того, я намерен это сделать. Но на определенных условиях.

– Чего вы хотите? – настороженно произнес Парис, прищуривая синие глаза. Этот человек уже ничем не мог удивить его.

– Тебе что-нибудь говорит имя Нормана Макдугала?

Парис взял чашку с кофе и отпил, стараясь не выказывать своих чувств.

– Это ваш соперник в бизнесе… и личный враг. Вражда с ним отравила молодость моей матери, отчего ей и пришлось… оставить этот дом.

– Беатрис поступила низко и глупо. Хорошая дочь должна была поддержать меня в борьбе, вместо того чтобы так опозорить. Впрочем, речь не о ней, – добавил Малком, заметив, как напрягся молодой человек. – Посмотри. Это и есть Макдугал.