Глава

7

Утро приветствует меня ворчанием и проклятьями, пока я пытаюсь решить: проснуться мне или еще поспать. Впившаяся в бок пружина помогает мне понять, что я не готова еще поспать. Спина затекла. Никогда еще не спала на столь неудобном матрасе. Но, по крайней мере, ничье тело больше не придавливает меня к кровати.

Именно это тело и производит все эти звуки. Я стону и сажусь на кровати. Мышцы моего похитителя изгибаются и напрягаются, и он выглядит слишком горячо, пока борется с каким-то невидимым объектом, который причиняет ему проблемы.

Я зеваю и почесываю голову. Волосы у меня, должно быть, в полном беспорядке — всю ночь он наматывал их на руку, когда я пыталась отстраниться от него. Неприятная задача — открыть глаза и посмотреть на него. Каждая часть моего тела напрягается.

Он не обращает на меня никакого внимания. Я раздраженно фыркаю, отбрасываю одеяло и иду в ванную. Пальцами пытаюсь расчесать волосы, чтобы не было колтунов и хоть как-то распрямить их, но единственное, чего добиваюсь, — пугаюсь до чертиков, так как мое отражение в зеркале, совершенно на меня не похоже.

Несколько минут спустя я возвращаюсь на свою половину кровати, жалея, что у меня нет зубной щетки. У меня такое ощущение, что на зубах начал расти пушок. Средство для умывания тоже бы не помешало. А еще было бы здорово получить бальзам для губ и немного лосьона.

Положены же пленнице туалетные принадлежности? Предметы первой необходимости, чтобы я не смахивала на выжившего при зомби-апокалипсисе.

— Рассказывай, что ты знаешь, — требует Шестой, его руки лежат на коленях.

Я оглядываюсь на него, удивленная его внезапной вспышкой. Он сидит на стуле, к которому привязывал меня накануне, в то время как я по-прежнему прикована к кровати. Дьявол его раздери, он провел ночь, буквально обвившись вокруг меня. Неужели девушка не заслуживает банального «доброе утро»?

— Я столько всего знаю, что и не перечислить, — я ложусь и подпираю голову рукой.

Он прищуривается.

— О Джоне Доу.

— О котором конкретно? — уточняю я, желая просто немного постервозничать.

Он изгибает губы в злобной ухмылке, встает и сокращает расстояние между нами. Протянув руку, он зажимает мои волосы в кулаке и, потянув вниз, запрокидывает мне голову назад. Я шиплю и сцепляю зубы от боли, а глаза наполняются слезами.

— Ты расскажешь мне все, что знаешь, — рычит Шестой.

Я встречаюсь с его тяжелым взглядом.

— Чтобы ты мог убить меня?

— Не переживай, ты не станешь первым трупом, который я оставил связанным в номере мотеля.

Отходя, он тянет меня за волосы, вынуждая упасть на кровать. Я наблюдаю, как он возвращается к стулу, надевает футболку, брюки и хватает ключи. Не сказав мне больше ни слова, он выходит за дверь. Я слышу, как заводится мотор машины, гравий разлетается из-под колес, и он уезжает.

Снова торчать мне в полном одиночестве в комнате в самом центре какого-то захолустья. Но, в отличие от предыдущего раза, у меня есть некая доля свободы и возможность сбежать. Эта крошечная крупица надежды побуждает меня сесть и детальнее приглядеться к своим оковам.

Сначала я исследую браслет на щиколотке и цепь, которая к нему присоединена. Ни единого шанса избавиться от него без инструментов, а ключ по-прежнему у него в кармане или же он перепрятал его. Исследую взглядом комнату в поисках его спортивной сумки, в которой лежат инструменты, которые он использовал, чтобы собрать оковы для меня.

Я встаю и делаю несколько шагов вокруг кровати, затем останавливаюсь. Правой ногой я натягиваю цепь, образуя широкую букву V, но на это все и заканчивается. Сумка стоит у противоположной стены рядом с дверью, метрах в двух или даже дальше от меня, а значит вне пределов моей досягаемости. Шестой слишком умен, чтобы оставить меня поблизости от чего-либо, что может помочь мне сбежать.

Я понимаю, что моему хитрому мозгу придется хорошенько поработать и найти немыслимый выход.

Один конец цепи прочно закреплен вокруг основания унитаза, который, на мою беду, установлен на совесть, и его не сдвинуть ни на миллиметр, даже если бы мне хватило на это сил. Ну, конечно. Он опустился даже до того, что установил своего рода затычки, чтобы в цепи не было зазоров.

Второй же конец не просто завязан вокруг одной из ножек кровати, как я думала. Нет, это должна была быть задача посложнее, чем просто чуточку приподнять кровать. Он закрепил цепь вокруг всех ножек кровати.

О, он был очень занят, пока я вчера принимала душ.

Опустившись на пол, дергаю цепь, в попытке сдвинуть с места кровать, но она и не думает шевелиться.

Ложусь на кровать и, свесив голову с одного ее края, изучаю другую сторону, после чего у меня вырывается стон разочарования.

Он не просто обвязал цепь вокруг ножек, он еще и прикрепил ее в полу кучей массивно-выглядящих скоб. Вот что за стук я слышала вчера.

— Бл*дь.

Я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок, чувствуя секундное поражение.

С цепью мне не справиться.

Браслеты на щиколотке? Есть крошечный шанс, что я смогу открыть их, если у меня получится найти что-нибудь наподобие заколки-невидимки.

Точнее, если этот фокус с невидимками вообще работает, а не является выдумкой Голливуда.

Я принимаю сидячее положение и исследую замок. Он оказывается крошечным и скорее всего ключик к нему нужен не самый замысловатый, подошел бы любой ключ от дипломата. Сквозь большое кольцо в форме буквы «О» продета цепь, прикрепленная к кольцу металлической скобой в форме буквы «С». Если получится отогнуть эту скобу, то я откреплю цепь и буду свободна.

Охота за незаурядным инструментом открыта.

На прикроватной тумбочке ничего стоящего не обнаруживается — только лампа и Библия в некогда ультрамодном комоде. И в пределах досягаемости ни одного плохо прикрученного шурупчика. Даже ручку от комода не отодрать.

В ванной обнаруживается несколько предметов личной гигиены, но кроме них только раковина, зеркало, унитаз и душевая. Но я все равно тщательно исследую каждый миллиметр. Должно же быть хоть что-то, что поможет мне. Немногочисленность предметов в комнате сводит меня с ума.

Я встаю и изучаю свое отражение в зеркале, по-прежнему в ступоре от того, что из зеркала на меня смотрит брюнетка. Что-то пролетает мимо окна и отражается в зеркале, привлекая мое внимание. И тут я замечаю его — гвоздь.

Круглая шляпка гвоздика выступает над деревянным окаймлением, в которое он вколочен, приблизительно на сантиметр, но этого достаточно, чтобы ухватиться за нее. Острые края шляпки впиваются мне в кожу, когда я сжимаю ее пальцами, затем пальцы соскальзывают, и я расцарапываю кожу.

Зашипев, я подношу пальцы ко рту, пытаясь посасыванием унять боль. Как будто это хоть раз кому-то помогало.

Схватив полотенце, висящее на раковине, я оборачиваю его вокруг шляпки гвоздика и хватаюсь за нее. У меня уходит уйма времени на раскачивание и проворачивание гвоздя, я ругаюсь на чем свет стоит, но спустя несколько минут гвоздь поддается и выскальзывает из дерева.

— Да!

Вернувшись к кровати, сажусь и поворачиваю браслет так, чтобы получить доступ к зажиму. Щель между скобой и цепью очень узкая, выступающий кончик едва позволяет подсунуть под него гвоздь. Воткнув гвоздь в щель, я прикладываю максимум усилий и моя рука, сорвавшись, отлетает в сторону, а металлическое кольцо вращается вокруг ноги.

— Черт.

Я снова разворачиваю браслет и крепко удерживаю его, одновременно пытаясь сдвинуть толстую задвижку. Почти каждый толчок и прокручивание заканчивается тем, что руки срываются, и я чуть не ломаю ногти. Но так как особого выбора у меня нет, все мое внимание сосредоточено на том, чтобы открыть замок.

Тонюсенький зазор стал капельку шире, и это подстегивает меня продолжать действовать, не дает мне сдаться и поискать другие варианты. Без этих действий, без этой хрупкой надежды, ничего другого, кроме как сдаться, мне не останется, а я не собираюсь сдаваться.

Я собираюсь жить. Так долго, как смогу, я буду сопротивляться смерти.

Еще одним лучиком надежды для меня является обслуживание номеров. Они ведь должны прийти когда-нибудь, верно? Ну, это в том случае, если у них здесь есть какие-нибудь уборщицы. Возможно, человек, который стоит у стойки администратора, и уборщик — это одно и то же лицо, но даже если он или она просто придут узнать, нужны ли нам полотенца, это окажет мне незаменимую помощь.

Шестой, наверное, сказал им, что нас не следует беспокоить.

Надежда, что кто-нибудь из персонала будет проходить мимо нашего номера, крайне мала, так же мала, как и моя бесперспективная возня с гвоздем, но все равно, ведь шанс есть?

Провозившись с этим какое-то время, я пытаюсь раздвинуть хотя бы одно звено цепи. Но в итоге зазор между цепью и кабелем оказывается толщиной лишь с половину кабеля.

Еще чуть-чуть шире. Ну, хоть капельку, — монотонно скандирую я про себя.

Но замираю, когда слышу звук шин на гравийной дороге. Я не двигаюсь и не дышу, пока вслушиваюсь. Когда раздается звук захлопнувшейся двери, сердце пускается вскачь, и я начинаю лихорадочно искать место, куда можно спрятать свой «инструмент». Ближайшим ко мне местом оказывается прикроватная тумбочка, поэтому я выдергиваю ящик и швыряю гвоздик туда, а после ложусь на кровать.

Бросаю взгляд на часы, чтобы понять, сколько он отсутствовал, и изумляюсь. Неужели и правда прошло целых четыре часа с тех пор, как он ушел?

Шестой входит в номер буквально доли секунды спустя, запирает за собой дверь и бросает на кровать пакеты, жестом предлагая мне открыть их. Внутри я нахожу несколько пар новых трусиков, женские футболки, и даже джинсы и балетки. Он что-то сделал с моей старой одеждой, оставив мне один лифчик.

Во втором пакете я обнаруживаю туалетные принадлежности.