– Том?

Том притворился, что не слышит.

Когда он натыкался на знакомых, они старались не встречаться с Томом взглядами.

Так продолжалось целых десять дней.

Том сильно переживал. Он постоянно чувствовал себя виноватым за то, что подслушивал с помощью инфора, но слова Труды слишком прочно засели у него в голове.

– Не казни себя, Деврейг! – В голосе Труды прозвучало раздражение. – Тебе следовало бы, спросить: что такого нашел в ней Оракул, помимо ее достоинств, очевидных для всех.

Отец был подавлен, но в душе Тома воспоминания о случившемся вызывали лишь гнев.

– Она вернется, ты увидишь! – выдержав паузу, Труда добавила: – Кстати, я могла бы сделать запрос о ней. У меня есть некоторые… м-м-м… партнеры, оказывающие мне покровительство.

– Я смогу поговорить с нею?

– Можем попробовать. На подготовку мне понадобится дней десять.

Это были десять дней сплошного отчаяния.

В Аква-холле оказалось слишком много народа – Тому надо было бы прийти пораньше. Но он все-таки взял жетон и, поставив контейнеры на пол, сел на красную керамическую скамью, ожидая своей очереди.

«Где же мама? – думал он. – На другой страте? В другом владении? Куда Оракул забрал ее?»

– С тобой все хорошо, сынок? – обратился к мальчику седой человек, выглядевший крайне обеспокоенным.

Том покачал головой и разжал кулаки:

– Просто болит голова. Скоро пройдет.

– Ты уверен?..

– Спасибо. Все нормально.

Том смотрел, как старик пробирается сквозь толпу, согнувшись под тяжестью взваленной на плечи канистры с водой. У входа в туннель старик оглянулся, кивнул помахавшему рукой Тому и растворился в толпе.

Мальчик откинулся на спинку скамьи, наблюдая, как три струйки воды, выгнувшись дугой, падают в водоем. Встроенный в стену аквариум был заполнен рыбками: пурпурными, красными, черно-желтыми, с невероятно длинными, развевающимися в воде плавниками. Том любил смотреть на них…

– Гамма девять? Ваша очередь. Долго надо ждать?!

Том проверил керамический жетон: это был его номер.

Дежурные заполнили контейнеры, выдали ему талон, необходимый для получения отцовского рациона, и помогли накинуть лямки канистры на плечи.

Неловко, пытаясь не поскользнуться, Том отправился в долгий путь домой.

– Ранверу Коркориган, если можно.

Том никогда не слышал, чтобы Труда говорила подобным голосом. С таким изяществом и так четко выговаривая слова.

– Минутку…

На голограмме, висевшей над столом, лицо-пиктограмма со смазанными чертами сменилось человеческим: белобородый мужчина с темно-красными шрамами, пересекающими одну щеку.

– Главный управляющий Вэлнир к вашим услугам.

Том застыл в дверном проеме – всего лишь третий раз в жизни он присутствовал при вызове другой страты. Он медленно поставил контейнеры с водой на пол. Ни Труда, ни отец даже не посмотрели в его сторону.

– Я обращаюсь к вам от имени торговца Коркоригана. – Труда кивком указала на отца.

Его застывшее лицо напоминало маску. Он остался безучастным к тому, что Труда явно завысила его общественное положение.

– Жена торговца Коркоригана – гость Его Мудрейшества, насколько нам известно.

После долгой паузы управляющий ответил:

– Мы ждали этого запроса. Меня просили заверить вас, что мадам Коркориган здесь хорошо.

Отец молча наблюдал за происходящим.

– Она… – старик Вэлнир прочистил горло. – Она вольна находиться там, где пожелает.

– Но она моя жена! – наконец выдавил из себя отец.

– Мне очень жаль, – глаза Вэлнира выражали неподдельное сочувствие.

– Такого объяснения мало! – объявила Труда, и Тому показалось, что внутри у него все перевернулось от этого крика.

– М’дам, я… – голос старика исчез.

А затем его изображение завибрировало, раскололось на тысячу вращающихся фрагментов, которые тут же снова срослись.

Рядом с Вэлниром был теперь Оракул Жерар д’Оврезон.

– Извини, старина, – обратился он к управляющему. – Это – моя забота. – Взгляд его красивых глаз скользнул по лицу Труды, потом Оракул слегка поклонился отцу: – Мои наилучшие пожелания!

Лицо отца стало пепельно-серым.

– Ран действительно прекрасная женщина, – улыбка тронула губы Оракула. – Но я обещал ей… гармонию… Ее нельзя тревожить.

– Она – моя жена.

– Нет… Вот ведь проклятие! – Оракул пожал широкими плечами. – Есть одна вещь, о которой я не хотел говорить вам. – Странная улыбка мелькнула у него на губах и тут же исчезла. – Но, кажется, придется сказать…

– Ранвера – моя жена.

– Боюсь, уже нет. – Голос Оракула зазвучал неожиданно громко, усиленный эхом, подобного которому Том никогда не слышал. – И я не сказал Ран… – Оракул помедлил. И словно отрезал: – О вашей приближающейся смерти.

Том обратил внимание на руки Труды, вцепившиеся в край стола, бескровно-белые от напряжения, и гнев захлестнул его.

– Нет! – закричал он.

– Это ее сын? – бездонные холодные серые глаза уставились на Тома. Оракул готов был встретить волну ярости Тома и поглотить ее. – Кажется, мы встречаемся впервые, если быть хронологически точным.

– Ранвера для вас ничего не значит, – вновь начала Труда.

– Я могу втянуть в поток времени больше, чем… Впрочем, ладно… Скажем, она имеет качества, которые могу оценить только я один. – Оракул нахмурился. – Примите мои сожаления! – Он отвесил учтивый поклон всем, кто находился в комнате. – И вот что еще. – Глаза Оракула остановились на отце. – Деврейг… если мне, конечно, будет позволено называть вас так… С вашей стороны было бы очень мудро привести свои дела в порядок.

Странный звук вырвался из груди Труды.

– Пять декад. – Оракул перевел пристальный взгляд на нее. – Именно столько отпущено вашему другу Деврейгу.

Изображение померкло.

Минус тридцать дней. Осталось три декады.

Кто-то коснулся рукава. Том обернулся. Бритоголовая прислужница жрицы, девочка-подросток немногим старше его, отодвинула Тома в сторону, чтобы Антистита, старшая жрица, шурша тяжелым лиловым шелком, смогла еще раз пройти мимо кровати отца.