Наутро остатки крымского войска, позорно брошенного ханом, уяснив незначительность сил, находящихся под началом Курбского, начали наступление. В ходе полуторачасового боя князь, по его словам, наголову разбил врагов, при этом впервые пролил свою кровь: в сече был ранен в голову.
Правда, сам царь Иван Грозный был диаметрально противоположного мнения о полководческих талантах своих воевод. В 1564 году он писал Курбскому о боях под Тулой в 1552 году весьма нелицеприятные вещи:
«Как наш недруг, крымский царь, приходил к нашей вотчине к Туле, мы послали вас против него, но царь устрашился и вернулся назад, и остался только его воевода Ак-Магомет улан с немногими людьми, вы же поехали есть и пить к нашему воеводе, князю Григорию Темкину, и только после пира отправились за ними, а они уже ушли от вас целы и невредимы. Если вы и получили при этом многие раны, то никакой славной победы не одержали»[61].
Кто здесь прав – Курбский или Грозный? Русская официальная летопись оценивает итог боев под Тулой как однозначную победу русских войск, одержанную благодаря их храбрости. В то же время в ней и не могли быть отражены такие подробности, как, например, не вовремя случившаяся пирушка воевод. Мы не можем ни опровергнуть, ни подтвердить обвинения Грозного или патетику Курбского.
«Ангел сохранил меня»: князь Курбский и Казанское взятие 1552 года
Покорение Россией Казанского ханства было событием, венчающим долгий и противоречивый процесс освобождения русских земель от ордынской зависимости. Процесс этот начался в конце XIV века, когда победа Дмитрия Донского на Куликовом поле (1380) продемонстрировала, что татар в принципе можно бить русским оружием, а разорительный поход среднеазиатского полководца Тимура-Тамерлана по землям Золотой Орды (1395) обнажил всю непрочность и хрупкость Великой Татарии. Тамерлан сломал становой хребет золотоордынской цивилизации – уничтожил целую агломерацию поволжских торговых городов. Татары даже не обносили их стенами, будучи уверены в мощи своей державы, которая сама по себе гарантировала: никакой враг никогда не прорвется во внутренние земли Орды. Но события 1380 года показали, что решительное и самоотверженное поведение мятежной провинции ордынской империи, Северо-Восточной Руси, может легко привести татарскую армию к военной катастрофе, а «великое разорение» 1395 года – что Орда на самом деле имела крайне незначительный потенциал государственной и социально-экономической прочности. После кратковременного усиления Орды в начале XV века, при эмире Едигее, опять наступил кризис и распад стал необратимым.
Усиление сопротивления русских княжеств совпало с распадом в XV веке Золотой Орды и образованием на ее обломках отдельных княжеств и ханств (Казанского, Крымского, Астраханского, Сибирского ханств и Ногайской Орды), каждое из которых в отдельности не превосходило военный потенциал России. Результат не заставил себя ждать: в 1480 году армия великого князя Ивана III остановила на русской границе на реке Угре полки хана Большой Орды Ахмата и заставила их повернуть вспять. С этого момента, как принято считать, исчезла политическая зависимость правителей Руси от ханской власти.
В 1502 году союзник Ивана III, крымский хан Менгли-Гирей на реке Большой Сосне разбил Большую Орду и уничтожил ее как военно-государственное образование. После этого из «обломков Орды» не осталось ханства, которое могло бы реально претендовать на покорение Руси и восстановление татарского ига.
Чем больше слабела татарская угроза, тем сильнее развивалась в России антимусульманская идеология. В достижении военного торжества над татарами, в их поражении и порабощении, в достижении собственной мощи и величия через унижение и обращение в ничтожество былых господ православные идеологи стали видеть возможность реванша, исторической, окончательной победы Руси над Ордой. При этом происходило отождествление татарских ханств XV – XVI веков с уже не существовавшей Золотой Ордой: «наследники Орды» – Крым, Казань, Астрахань – должны были теперь заплатить по счетам Батыя, Узбека и Тохтамыша, настоящих поработителей русских земель в XIII – XIV веках. Победы над татарами стали считаться богоугодными, а воинам, павшим в этих боях, православная церковь обещала автоматическое отпущение всех грехов и попадание в рай.
Былые сражения русских с татарами (например, Куликовская битва) в ранних летописях, современных описываемым в них событиям, получали довольно спокойную оценку. О Куликовской битве, например, сказано лишь, что было «побоище» с татарами на Дону и что русские победили.
Зато в исторических сочинениях XV – XVI веков образ Куликовской битвы обрастает пафосными и патетическими оценками. События 1380 года начинают трактоваться как чудо, в котором Бог даровал русским победу над врагами с помощью Воинства ангелов, с облаков обрушившихся на татар и посекших их саблями. Куликовская битва приобретает символическое значение и нередко сравнивается летописцами с Армагеддоном: в этой новой трактовке Россия, разбив на Куликовом поле мусульман, спасла мир так, будто это была последняя битва добра со злом накануне конца света.
Интенсивное развитие данной идеологии начинается в конце XV века, и одним из ее создателей можно назвать ростовского епископа Вассиана Рыло. В письме к великому князю Ивану III в 1480 году он сравнивал Россию с Новым Израилем – новым Богоизбранным народом, а татарского хана – с библейским Фараоном. Русские должны избавиться от татарского пленения, как некогда евреи избавились от порабощения Фараоном в Египте. Тогда подвиги русских правителей сравнятся с подвигами царей библейского Израиля, и «Русь – Новый Израиль» возвысится над другими народами, станет проводником всего человечества в Царствие Небесное.
При Иване Грозном идеологами борьбы с татарами как «Священной войны» выступали высшие иерархи православной церкви: митрополит Макарий, новгородские архиепископы Феодосий, Пимен и др. В своих напутственных посланиях к царю и к воинам, которые обычно посылались накануне очередного похода против татар, воинам обещалось попадание в рай, а царь напутствовался на свершение высших подвигов во имя прославления православия и посрамления мусульман. Именно «агаряне» были объявлены причиной бедствий христианской церкви: из-за них происходили запустения храмов, пленения и убийства христиан. В речах православных идеологов царь, выступивший на борьбу с татарами, изображался христианским пастырем, который «душу свою полагает за овца».
Что послужило главным стимулом к активному наступлению на мусульманские государства при Иване Грозном? Идеология «Священной войны», которую пропагандировали православные иерархи? Но русские в то же время прекрасно уживались с мусульманами, служившими в составе российской армии (касимовские, темниковские и другие татары). Да и в принципе Россия никогда не вела религиозных войн, хотя и использовала религиозную риторику для оправдания этих войн.
Двигала ли русскими полками в походах на Казань, Астрахань, Крым месть за века татарского ига, за сотни тысяч погибших и угнанных в рабство соплеменников? Несомненно да. Все русские тексты XVI века взволнованно сообщают о радости от освобождения пленных, о возмездии, которое настигло татар. Правда, справедливости ради надо сказать, что «обиды», нанесенные Руси казанскими, крымскими и тем более астраханскими татарами, не шли ни в какое сравнение с золотоордынской эпохой.
Но на Казани и Астрахани русские отыгрались за все беды, которые принесли им империя Чингисхана и Золотая Орда. Русским государством в его «марше на Восток» двигал исторический инстинкт – острое чувство необходимости избавления от исторического комплекса порабощенной страны, который татары прививали русским с 1237 года. Вот поэтому русские и мстили наследникам ордынской исторической памяти. С точки зрения Москвы, это было возмездие и восстановление исторической справедливости. С точки зрения Казани, Астрахани, Крыма – агрессия. Подобных «трагедий взаимного непонимания», увы, было, есть и будет много в человеческой истории.
61
Первое послание Ивана Грозного Андрею Курбскому // Там же. С. 63.