– Где же ваша прелестная супруга?

– Там, у окна. – В голосе мэра послышалась нежность. – Она обожает этот вид. Знаете, в ясный день...

– А они еще бывают? – удивился губернатор. – Нет, не то. Я имел в виду совсем другое.

«Я имел в виду синее бескрайнее небо и горы, которые ясно видны за полторы сотни километров, и сиреневые сумерки, ложащиеся на них, безмерную тишину и ощущение мира и покоя». – Губернатор вдруг впал в сентиментальность.

– Вы давно женаты, Боб?

– Тридцать пять лет.

– Вы счастливый человек.

Мэр прикинул, какую ловушку приготовил ему губернатор, но не нашел:

– Да, вы правы.

Он снова посмотрел в сторону своей жены.

– А кто это там с ней? – спросил губернатор.

– Одна из ваших поклонниц, моя свояченица. Ее зовут Бет Ширли. – Мэр улыбнулся. – Интересуетесь?

– Представьте меня, – попросил губернатор.

Она была высока, эта Бет Ширли, со спокойными синими глазами и каштановыми волосами. При знакомстве она только кивнула и ждала, пока губернатор сам выберет тему разговора.

– Единственное, что я о вас знаю, – начал губернатор, это, что вы свояченица Боба Рамсея и голосуете за лучшего, на мой взгляд, кандидата. Что еще мне стоило бы знать?

Неуверенная улыбка очень шла к ее спокойным глазам.

– Все зависит от того, губернатор, что вы имеете в виду.

– В моем возрасте, – начал он, но тут же покачал головой.

– Я бы не сказала, что для вас все уже позади, – ответила Бет. Ее улыбка стала шире. – По крайней мере я о вас всегда думала лучше. Так что, пожалуйста, не обманите моих ожиданий.

Губернатор задумался над ее словами, потом, также улыбнувшись, сказал:

– Ну, думаю, я меньше всего хотел бы вас разочаровать!

Как ни странно, он говорил правду. Губернатор к своему удивлению почувствовал, что в нем просыпается тот самый бес, который в ребро.

– А если это звучит смешно, – добавил он, – ну и пусть. Мне не впервые быть смешным. Совсем не впервые..

Вокруг них бурлила толпа, но в эту минуту они ощущали себя наедине.

— Ваша способность к самоиронии, – сказала Бет, это то, что мне в вас всегда нравилось.

Губернатор считал, что жажда лести у людей безгранична.

– Продолжайте, – попросил он.

– Боб Рамсей на самоиронию не способен.

– Тогда ему не стоит заниматься политикой. Президент Соединенных Штатов, к нашей общей беде, тоже воспринимает себя только всерьез.

– Вы тоже могли стать президентом. Ведь вы были так близки к этому.

– Я всегда говорю, что быть к чему-то близко годится только при игре в подковку, да и там этого маловато. Президентская кампания – это как рулетка. Мало кто получает даже один шанс, и почти никто – второй. Вот и я попробовал сделать ставку. Второй раз уже не рискну, тем дело и кончится.

«Почему сегодня все его мысли о ручье с форелью, которая резвится на перекатах, и об аромате вечнозеленых растений, плывущем в чистом горном воздухе? »

– Вы знаете Запад?

– Я училась в Колорадском университете.

– Быть того не может!

«Какие бы силы не устроили эту случайную встречу, – подумал губернатор, – ей-Богу, можно со смеху лопнуть над наивностью людей, мыслящих себя хозяевами своей судьбы».

– Вам знаком север штата Нью-Мексико?

– Я каталась там в горах на лыжах и ездила верхом.

Губернатор глубоко вздохнул:

 – Ходите на рыбалку?

– Только на форель. В горных ручьях.

Как раз в этот момент к ним приблизился сенатор Петерс с бокалом шампанского в руке.

– Вы всю жизнь боролись с монополиями, Бент, – сказал сенатор, – а теперь нарушаете собственные принципы.

– Шли бы вы отсюда, Джек, – вздохнул губернатор. Момент откровенности кончился. – Но ведь вы все равно не отстанете. Вы никогда не отстанете. Прямо как угрызения совести среди ночи. Мисс Ширли, сенатор Петерс... Говорите, что вам надо, и убирайтесь.

– Вы напали на Боба Рамсея, – сенатор подмигнул.

– Я ему только изложил одну новую идею. Насчет динозавров.

– Боб просто не в себе, если ему кто-то изложит новую идею.

– Мисс Ширли его свояченица, – осторожно заметил губернатор.

Сенатор улыбнулся и кивнул:

– Простите, – потом помолчал и добавил, как будто объясняя: – Мы с Бентом старые знакомые. Произносим одни и те же речи, хотя и расходящиеся во мнениях по всем пунктам, и он лучший оратор, чем я. Нам удалось закончить один и тот же юридический факультет. У Бента получилось получше, чем у меня. Я обслуживал клиентов в ресторанах и возил тележки с грязной посудой. У Бента оказалось больше фантазии: он открыл прачечную и жил как король.

– В то время как Бобу курс в Йельском университете олатили родители, – подхватила Бет, кивком давая понять, что из этого следует.

– Боб любит этот город, – сказал сенатор. – За это я его уважаю. Он так горд этим зданием, как будто сам его построил.

– А вы нет, сенатор?

– Моя милая, – ответил сенатор, – я ведь старомодный идеалист. Если это звучит парадоксально...

– Нет, не звучит, – сказал губернатор. – В профсоюзах то, что хочет Джек для своих избирателей, называют «свиными котлетами» – больше зарплату, больше льгот, всего потолще. – Он промолчал, – А не всякие там элегантные хоромы, правда, Джек?

Сенатор кивнул:

– Боб сказал мне, что вы говорили о стадах динозавров

Теперь кивнул губернатор, сразу напрягшись:

– Вас это обидело, Джек? Это ведь и ваш город тоже.

– Нет, не обидело. Вы ведь воевали против этого здания, но часть его принадлежит и вам.

– Когда невозможно победить, неплохо хотя бы присоединиться. – Он оскалил в улыбке свои крепкие зубы. – А Гровер умеет убеждать.

– Как дела с арендой помещений?

– Насколько я знаю, неплохо, – Эта небольшая ложь не составила губернатору труда.

– Я слышал совсем другое.

– Человек слышит только то, что хочет услышать, Джек. Этого никто не знает лучше вас.

Сенатор замялся. Возле них как раз проходил официант и сенатор его остановил:

– Заберите это и дайте мне какого-нибудь приличного виски.

Он поставил бокал шампанского на поднос.

Губернатор спросил:

– О чем, собственно, речь, Джек?

Сенатор снова замялся:

– Ну, знаете, вот например, мой коллега Кэрри Уайкофф озабочен недугами человечества. Это нормально. Я объяснил ему, что сегодня у нас уже есть средства для борьбы с ними.

Неожиданно он широким взмахом руки обвел весь зал, людей, бар, торопливых официантов, разговоры, смех и тихую музыку, доносившуюся из скрытых динамиков и заглушавшую шум кондиционеров.

– Но мы расходуем средства на все это, расходуем на здания, на которых кучка людей зарабатывает большую кучу денег, или на войну, на оружие, которое будет убивать массу людей...

– Я бы посоветовал вам выпить двойную дозу алкозелыцера, – сказал губернатор.

Сенатор усмехнулся:

– Вы правы, Бент, Признаю. Но это сильнее меня. «И были осуждены они на смерть, и не было дано им умереть». В школе я никак не мог понять, что имел в виду Драйден. Теперь, пожалуй, понимаю.

– Тогда два алкозельтцера и один гастрогель, – сказал губернатор. – Весь газ как рукой снимет.

Сенатор не дал отвлечь себя от темы:

– В том, что вы сегодня сказали Бобу Рамсею, возможно, кое-что и было. Смотрите, – на этот раз он указал на широкую плосу окон, сквозь которые открывался вид вниз на меньшие, но все еще гигантские небоскребы на переднем плане, на блестящую гладь реки и на верхнюю часть гавани, которая терялась в заводском дыму, в смоге.

Губернатор ответил, но уже без улыбки:

– Понимаю. Джунгли, да?

– Нам пора сдавать дела, Бент, – сказал сенатор.

Губернатор упрямо выпятил подбородок:

— Кому? Кэрри Уайкоффу? Тем, кто марширует и протестует, тем, кто всегда «против» и никогда «за»?

Губернатор покачал головой, снова взглянул на страну, которая простиралась перед ними, на огромную богатую, плодородную страну, давшую миру столько нового.