Поиск
«И вкусы и запросы мои странны…»
И вкусы и запросы мои странны,
Я экзотичен, мягко говоря:
Могу одновременно грызть стаканы
И Шиллера читать без словаря.
Во мне два «Я», два полюса планеты,
Два разных человека, два врага.
Когда один стремится на балеты,
Другой стремится прямо на бега.
Я лишнего и в мыслях не позволю,
Когда живу от первого лица.
Он часто вырывается на волю —
Второе «Я» в обличье подлеца.
И я борюсь, давлю в себе мерзавца.
О, участь беспокойная моя.
Боюсь ошибки, может оказаться,
Что я давлю не то второе «Я».
Когда в душе я раскрываю гранки
На тех местах, где искренность сама,
Тогда мне в долг дают официантки
И женщины ласкают задарма.
Но вот летят к чертям все идеалы,
Но вот я груб, я нетерпим и зол.
Но вот сижу и тупо ем бокалы,
Забрасывая Шиллера под стол.
А суд идет, весь зал мне смотрит в спину.
Вы, прокурор, вы, гражданин судья,
Поверьте мне, не я разбил витрину,
А подлое мое второе «Я».
И я прошу вас, строго не судите.
Лишь дайте срок, но не давайте срок.
Я буду посещать суды как зритель
И к судьям заходить на огонек.
Я больше не намерен бить витрины
И лица граждан, — так и запиши!
Я воссоединю две половины
Моей больной раздвоенной души.
Искореню, похороню, зарою,
Очищусь, ничего не скрою я.
Мне чуждо это «Я» мое второе,
Нет, это не мое второе «Я».
Диалог у телевизора
— Ой, Вань, смотри, какие клоуны,
Рот — хоть завязочки пришей.
Ой, до чего, Вань, размалеваны,
И голос, как у алкашей.
А тот похож, нет, правда, Вань,
На шурина, такая ж пьянь.
Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь,
Я правда, Вань.
— Послушай, Зин, не трогай шурина.
Какой ни есть, а он — родня.
Сама намазана, прокурена,
Гляди, дождешься у меня!
А чем болтать, взяла бы, Зин,
В антракт сгоняла б в магазин.
Что, не пойдешь? Ну я один,
Подвинься, Зин.
— Ой, Вань, гляди, какие карлики,
В джерси одеты, не в шевьет,
На нашей пятой швейной фабрике
Такое вряд ли кто пошьет.
А у тебя, ей-богу, Вань,
Ну все друзья такая рвань
И пьют всегда в такую рань
Такую дрянь!
— Мои друзья хоть не в болонии,
Зато не тащат из семьи,
А гадость пьют из экономии.
Хоть поутру, да на свои.
А у тебя самой-то, Зин,
В семидесятом был грузин,
Так тот вообще хлебал бензин,
Ты вспомни, Зин.
— Ой, Вань, гляди-кось, попугайчики!
Нет, я, ей-богу, закричу.
А это кто в короткой маечке?
Я, Вань, такую же хочу.
В конце квартала, правда, Вань,
Ты мне такую же сваргань.
Ну, что «отстань», всегда «отстань»,
Обидно, Вань!
— Ты, Зина, лучше помолчала бы,
Накрылась премия в квартал.
Кто мне писал на службу жалобы?
Не ты? Да я же их читал.
К тому же эту майку, Зин,
Тебе напяль — позор один.
Тебе ж шитья пойдет аршин,
Где деньги, Зин?
— Ой, Вань, умру от акробатиков!
Смотри, как вертится, нахал.
Завцеха наш, товарищ Сатюков,
Недавно в клубе так скакал.
А ты придешь домой, Иван,
Поешь и сразу на диван
Иль вот кричишь, когда не пьян,
Ты что, Иван?
— Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Все, Зин, обидеть норовишь.
Тут за день так накувыркаешься,
Придешь домой — там ты сидишь.
Ну и меня, конечно, Зин,
Сейчас же тянет в магазин,
А там друзья… Ведь я же, Зин,
Не пью один.
Ого, однако же, гимнасточка!
Гляди-кось, ноги на винтах,
У нас в кафе молочном «Ласточка»
Официантка может так.
А у тебя подруги, Зин,
Все вяжут шапочки для зим,
От ихних скучных образин
Дуреешь, Зин.
— Как, Вань, а Лилька Федосеева,
Кассирша из ЦПКО?
Ты к ней все лез на новоселии,
Она так очень ничего.
А чем ругаться, лучше, Вань,
Поедем в отпуск в Ереван.
Ну что «отстань», опять «отстань»!
Обидно, Вань.
Объяснительная записка в милицейском протоколе
Считать по-нашему, мы выпили немного,
Не вру, ей-богу, скажи, Серега!
И если б водку гнать не из опилок,
То что б нам было с пять бутылок.
Вторую пили близ прилавка в закуточке,
Но это были как раз еще цветочки,
Потом в скверу, где детские грибочки,
Потом… Не помню, дошел до точки.
Я пил из горлышка с устатку и не евши,
Но как стекло был остекленевший.
Ну а когда коляска подкатила,
Тогда в нас было семьсот на рыло.
Мы, правда, третьего насильно затащили,
Но тут промашка — переборщили.
А что очки товарищу разбили,
Так то портвейном усугубили.
Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь,
Что не буяньте, что разойдитесь.
Ну «разойтись» я сразу согласился
И разошелся, и расходился.
Но если я кого ругал, карайте строго,
Ну это вряд ли, скажи, Серега!
А что упал — так то от помутнения,
Орал не с горя, от отупения.
Теперь позвольте пару слов без протокола.
Чему нас учит, семья и школа?
Что жизнь сама таких накажет строго,
Тут мы согласны, скажи, Серега!
Он протрезвеет и, конечно, тоже скажет,
Пусть жизнь осудит, пусть жизнь подскажет.
Так отпустите, вам же легче будет.
К чему возиться, коль жизнь осудит.
Вы не глядите, что Сережа все кивает.
Он соображает, все понимает,
А что молчит, так это от волнения,
От осознания и просветления.
Не запирайте, люди, плачут дома детки,
Ему же в Химки, да мне в Медведки…
А, все равно: Автобусы не ходят,
Метро закрыто, в такси не содят.
Приятно все ж таки, что нас тут уважают,
Гляди, подвозят, гляди, сажают.
Разбудит утром не петух, прокукарекав,
Сержант поднимет как человеков.
Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.
Я рубль заначил, слышь, Сергей, опохмелимся.
Но все же, брат, трудна у нас дорога!
Эх, бедолага, ну спи, Серега.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: