— Цыц, ты, постреленок! — прикрикнул отец. — Марш сейчас же спать!
Федька, боясь затрещины, юркнул в комнаты. Присевший было Максим тоже поднялся, взял под руку Ольгу. Бабка из-под платка взглянула неодобрительно. Отец жестом остановил их.
— Погодь, Максим. Сядь. Больно ретив стал… С такими делами торопиться нельзя. Николай, чай, не чужой нам. Зря болтать не станет.
— Это от страха, отец. Кабы были какие опасения — мы бы первые знали.
— А ведомо тебе, — переходя на шепот, продолжал отец, — что ночью танк на завод привезли?
— Какой танк?
— Самый агромадный — КВ. Я сам его видел в механосборочном… Как думаешь, это зачем?
— Может, ремонтировать?
— Да танк-то новешенький. Видать, только с завода.
— Вона какие пироги… — вздохнул дед Никон, теребя бороду. — Ты сам-то, Гаврила, как мозгуешь? Зачем эту танку привезли на Урал?
— Думаю, не затем, чтобы на него глазеть!
— Во, во! И я этак же кумекаю, — нахмурился дед. — В народе говорят: чего не чаешь, то скорее и сбудется.
— Уймись, старый! — дернула его за рукав бабка. — Хватит бога гневить — беду накликать.
— Шабаш! — угрюмо и властно сказал Никон. — Это не нашего ума дело. Вели-ка, старуха, убирать со стола.
Разговор за ужином разволновал всех, особенно впечатлительную Зинаиду. Она долго не могла уснуть, все думала о Николае, вспоминая короткие дни замужества и еще более короткую встречу в Москве.
«Такой хороший парень достался: не пьет, не курит, добрый, работящий… А как любит меня… Только бы жить да радоваться, и вдруг этот досрочный призыв…»
Грезя о счастливых днях, Зинаида задремала и увидела страшный сон: ночью фашистские самолеты, как огромные черные птицы с ястребиными носами, налетели на казармы и начали бомбить. В вспышках разрывов, в пламени пожаров заметались фигурки перепуганных красноармейцев. «Нет! Нет! Не может быть!» — закричала она и проснулась.
Было уже утро. Солнечные лучи огненными иглами прокалывали темную листву, слепящими зайчиками трепетали на стене.
Надев халат и сунув ноги в босоножки, Зинаида вышла к озеру с полотенцем, умылась студеной водой. Вернувшись, причесала каштановые, слегка вьющиеся волосы на крыльце у зеркала, выровняла расческой в ниточку темные брови и, отметив про себя, что глаза не припухли и не покраснели, сбежала с лесенки.
Во дворе никого не было. «Спят», — подумала она и направилась в лес. Солнце уже поднялось высоко, но трава была еще влажная от росы, и на листьях капельки мерцали разноцветными бисеринками. Лес был величав и торжественно дремотен, хотя птицы звенели безумолчно. От леса веяло прохладой, а от просыпающихся лугов тянуло тонким пьянящим запахом раннего цветения.
Зинаида шла по глухой, заросшей муравой дорожке, в тонком халатике, облегавшем ее стройное, по-девичьи упругое тело, приятно ощущая бодрящий ветерок.
Гнетущие мысли постепенно рассеивались, и сердце наполняло ощущение радости бытия.
Побродив в лесу часа три, она подошла к дому и остановилась в изумлении: на террасе, вместе с отцом и Максимом, сидел второй ее брат Егор — светлокудрый, сероглазый здоровяк, похожий на мать.
— Егорка! — радостно крикнула она и, взбежав на террасу, обняла и поцеловала брата. — С приездом! Надолго ли? В отпуск?
— Всего на день, Зинуха! Здорово! Садись с нами завтракать.
— Спасибо! Сейчас, только переоденусь.
Зинаида побежала в комнаты и через минуту-две промелькнула во дворе.
Мужчины, выпив еще по одной, продолжали разговор, который был начат еще вчера и не давал покоя отцу.
— Так ты говоришь, Егорша, что этот танк вы привезли? — переспросил Гаврила Никонович.
— Да, нас целая бригада. Меня взяли как механика-водителя. А есть и инженеры. Я ведь на Ленинском заводе с финской войны.
— Это мы знаем. А вот зачем танк? Неужели у нас такие делать собираются?
— Вернее всего. Наш завод не успевает. А в армии таких танков — кот наплакал.
— Неужели не успели наделать?
— Старые-то есть, и немало… Да все эти БТ-семь и Т-двадцать шесть ящики из-под папирос! Броня десять — пятнадцать миллиметров — любой снаряд пробивает насквозь. Я в финскую воевал на таком. Двое моих товарищей сгорели… Они же на бензине работают. А КВ — с дизельным двигателем. Совсем другое дело. И броня — орудия не пробивают.
— А КВ были на финской? — спросил Максим, и в его глазах мелькнул огонек, губы плотно сжались.
— Были опытные. Их ведь только начали делать.
— И ты видел их в бою?
— Мне даже пришлось один спасать!
— Как спасать? — придвинулся к нему Максим. — Ты об этом не рассказывал.
— А орден за что же мне дали?
— Нет, я не помню… Разве за танк?
— За этот самый КВ!
— Ну-ка расскажи, — попросил отец.
— Я тогда раненый был… Ногу мне задело. Однако в госпиталь отказался — не сильно царапнуло. Был в своей части вроде бы как в запасе. А тут как раз поступил к нам один КВ — должны были штурмовать «линию Маннергейма». Нашим танкистам было интересно взглянуть на новую машину. Мне разрешили залезть в танк, попробовать, как он ходит. Прошел я метров десять туда-обратно, развернулся. Ничего, слушается. Вот, думаю, машина!
— И что? Что же потом? — нетерпеливо перебил Максим.
— Пошли наши на штурм. Я не видел — был в блиндаже. Только слышал грохот и ощущал, как дрожала земля. Вдруг этак через полчаса — меня к командиру. Так и так, спрашивает, можешь доползти до танка и вывести его в укрытие? По радио сообщили, что водителя ранило, танк встал. Я говорю: «Согласен. Могу». Командир приказал: «Готовься! Поползешь на лыжах под укрытием броневого щитка» — и дал мне свой пистолет.
— Неужели решился? — спросил отец.
— А чего? Пузом на лыжи лег и пополз… Финны заметили — открыли огонь. А я ползу и ползу. Обогнул бугорок, а тут уж рядом. Вижу и финны поползли к танку. Задумали его захватить. Им хотелось знать нашу новую технику. У них ведь и немцы были. Ну да наши из танка — пулеметным огнем всех уложили.
— А ты что же?
— Я уж под прикрытием КВ оказался. Быстро подполз, стучу пистолетом. А им сообщили обо мне. Сейчас же открыли нижний люк, впустили. Я сел за рычаги, а по танку бьют снаряды, он аж дрожит. Что говорит командир, не слышно. А он мне показывает на рукав в крови. Оказывается, руку мне прострелили, а я и не почувствовал сгоряча.
Ну, перевязали, помогли усесться. Вижу в смотровую щель — два танка приближаются. Стрельба прекратилась. Командир говорит: «Подпусти поближе — раздавим». Я жду. А они свернули в сторону и, слышим, цепляют нас тросом. А нашей батарее из-за бугра не видно. Что делать? Командир торопит: «Ну, что у тебя?» А уж финские танки гудят, стараются нас тащить, но не могут сдвинуть. Я включил двигатель. Говорю: «Порядок!». — «А ну, рвани!» — кричит командир, а сам к пушке.
— Как же ты, Егорша? — заторопил отец.
— Я рванул и почувствовал — волоку финские танки. Развернулся — да к своим. И приволок оба танка, которые оказались немецкими.
— Ну, чудеса! — усмехнулся Гаврила Никонович. — Чего же ты раньше-то об этом молчал?
— Я думал, вы знаете. В газетах писали… Тут меня в госпиталь, а потом на Ленинский завод.
— Да, лихо! — восхищенно вздохнул отец. — И ты, Егорка — герой. И КВ ваши, видать, сила!.. Должно, придется их и нам делать. Ты как смотришь, Максим?
— Будем делать, если прикажут. Это интересней, чем тягачи. Только мы с ними в запарке… Вы-то, Егор, быстро освоили КВ?
— Какое… До сих пор бьемся… Старого директора отстранили, а новый, молодой, только кричит да грозит. А народ у нас знаешь какой? Зимний брали! С этими не поорешь… Да тут, спасибо, парторга прислали. Этот — голова! Пошел к рабочим, все растолковал. Все объяснил душевно. Ну и дело пошло совсем по-другому.
— Егор, Зинка идет! — остановил брат.
— Знаю. Не маленький…
— А ты, Егорша, ишо не женился? — спросил отец, переводя разговор на другое.
— Вроде еще нет, — замялся Егор. — Но подумываю…