Исчезновение судна, конечно же, вызовет тревогу. Начнут поиски. Они окажутся бесплодными. Загадку на море обычно не так легко решить. А тут Арктика, край таинственный. Если и возникнет мысль о присутствии противника, время будет упущено. Безнадежно упущено. На войне, как в шахматах, важно выиграть не только фигуру, но и темп.
Командир крейсера приказал усилить наблюдение за обнаруженным объектом и идти на сближение...
* * *
Сократив расстояние до хорошей видимости, с крейсера просемафорили: "Сообщите состояние льдов и местонахождение транспортов и ледоколов". В ответ, как и следовало ожидать, запросили название судна и национальную принадлежность.
На корме фашистского крейсера взвился американский флаг. Откуда здесь быть союзному крейсеру? Вообще встретить боевое судно на таком удалении от театра военных действий казалось совершенно невероятно. Если бы и зашел американский корабль в полярные воды, об этом из штаба морских операций оповестили бы все плавающие на трассе суда. Определенно что-то неладно.
Считаясь с очевидным фактом, капитан советского парохода счел нужным принять меры: приказал радисту сейчас же открытым текстом - шифровать было некогда - передать в эфир сообщение о встрече с крейсером, тут же вызвал командиров служб, предупредил об опасности и объявил боевую тревогу.
А с крейсера передавали приказ за приказом: прекратить работу радиостанции, сообщить состояние льдов и местонахождение караванов.
Советский пароход на все эти приказы не отвечал.
Тогда на крейсере спустили американский флаг и подняли японский, повторив приказания.
Но и это не возымело действия.
Дольше играть в прятки не имело смысла. На крейсере подняли флаг со свастикой. Потребовали сдаться.
И опять никакого ответа.
Командир крейсера недоумевал: неужели красные на что-то надеются? Выбора же у них нет. Черт возьми, их следует поторопить. Он распорядился подкрепить требование предупредительным выстрелом. Обычно в Северной Атлантике этого оказывалось достаточно.
С советского парохода в ответ неожиданно ударили обе слабенькие пушчонки - носовая и кормовая. Выпущенные ими снаряды упали с большим недолетом.
Бортовые орудия главного калибра крейсера дали залп, грохочущим эхом прокатившийся по пустынным просторам. Что говорить, артиллеристы знали свое дело. Первые же снаряды накрыли цель.
Советский пароход сразу сбавил ход, закружился на месте. А несколько мгновений спустя осел на корму. Одно из его орудий замолчало. А палубные надстройки все еще белели.
Командир крейсера, довольный работой артиллеристов, срывающимся голосом сказал стоявшему рядом офицеру:
- Безумцы, вести бой с нами есть чистейший абсурд!
- Фанатики, - пожал плечами офицер.
- Узнайте, прослушивается ли русская радиостанция.
Через мгновение ему доложили, что радиостанция советского парохода, хотя это и невероятно, продолжает работать. Сообщения передает открытым текстом.
- Заткните ей, черт возьми, глотку! - срываясь на крик, приказал командир. - Пусть эта проклятая посудина поскорее ослепнет и оглохнет!
К орудиям главного калибра присоединились и средние. Советское судно находилось в зоне досягаемости и их огня. Один из выстрелов оказался особенно метким: в воздух поднялись, разлетаясь веером, разбитые в щепки палубные надстройки. И тут же вольно рванулось, будто его до этой минуты держали взаперти, рыжее пламя, и, заволакивая корму, повалил густой дым.
Ничего необычного во всем этом для командира крейсера не было. Он видел подобное много раз и легко мог представить себе, какой кошмар творится на объятом пламенем судне: гибель пораженных снарядами, стоны раненых, заваленных обломками, безумие тех, кто мечется в поисках спасения. Все это нисколько его не трогало. Все было так, как должно быть на войне.
Командир продолжал спокойно руководить боем. Нет, это не бой, это уничтожение подвернувшегося под руку противника. Только и всего.
Командир крейсера хотел одного: чтобы все как можно скорее кончилось. От быстроты действий зависит успех задуманного. Его сердило бессмысленное сопротивление и одновременно заботило, почему так долго не докладывают о том, что радио на советском судне прекратило работу.
"Неужели они успеют сообщить о том, что тут происходит? Но как можно в таких условиях работать радисту? Все палубные надстройки, а именно там находится судовое радио, снесены, разбиты, искромсаны. Чисто животная выносливость. Низшая раса".
Наконец донесли, что рация на советском пароходе замолчала.
Командир крейсера приказал бить шрапнелью. Так вернее можно поразить тех, кто еще остался в живых.
В бинокль отчетливо видно истерзанное судно, люди, которые бросаются в воду, барахтаются, хватаются за плавающие обломки, пытаются спустить разбитые шлюпки...
Жалкие попытки обреченных.
Неподалеку от гибнущего судна над водой поднимается островок. В поисках спасения люди, несомненно, кинутся к нему.
Командир приказал прекратить обстрел и спустить на воду быстроходный катер. Штурмовой группе поручалось докончить дело: взять пленных. Слишком много не надо. Человек десять-пятнадцать. Главным образом из командного состава. Это можно определить по мундирам. Остальных - уничтожить. Всех. Чтобы не осталось ни одного свидетеля...
* * *
Еще до того, как на крейсере был поднят флаг со свастикой, по боевой тревоге все заняли предусмотренные расписанием места и приготовились к бою. Пусть враг превосходит силой в десятки раз, надо драться. Только трусы сдаются без боя.
Сопротивляться необходимо и для того, чтобы выиграть время. Пока длится бой, каким бы коротким он ни был, радист успеет сообщить в штаб морских операций о вторжении в территориальные воды врага. Это станет известно и тем, кто находится в плавании, и тем, кто готовится выйти в море. Враг никого не застанет врасплох.
И наконец, необходимо использовать, пусть и ничтожный, шанс на спасение. Невдалеке виднеется остров. Завязав бой, не подпуская близко врага, можно попытаться подойти к суше. Там легче будет укрыться и оказать сопротивление.