— Я этого не говорил. В общем-то я имел в виду совсем не археологов. Вы кажетесь просто одержимой судьбой этой женщины. Я спросил вас, действительно ли вы считаете достойным занятием ворошить прошлое. У всех нас есть прошлое. И получается, что копаться в нем не является исключительным правом тех, кого занимает пыль времен.
— Личное прошлое каждого касается только его одного. И я считаю, что лишь историческое прошлое подлежит раскрытию.
— Прекрасно. Однако для тех, кто создал историческое прошлое, оно тоже было их личным. Но у меня хватило дерзости (что нередко со мной случается) предположить, что вы, как и я, предпочли бы вычеркнуть из памяти то, что было. Ах, ах, вы находите, что я веду себя неделикатно. Мне не следовало бы затрагивать эту тему, верно? О таких вещах воспитанные люди не говорят. Нужно было бы сказать:» Какой прекрасный день, миссис Верлейн. Ветер не такой холодный, как вчера «. Затем мы бы обсудили погоду на прошлой неделе или что-нибудь еще столь же занимательное. Но тогда можно было бы вообще не разговаривать. Вам, видимо, не нравится, когда говорят откровенно.
— Вы делаете слишком поспешные выводы. Что касается откровенности, то, насколько я заметила, обычно ею гордятся те, кто высказывается откровенно о других, но когда таким же образом говорят о них самих, то они это называют грубостью.
Нейпьер рассмеялся, глаза его хитро заискрились.
— Я докажу вам, что ко мне это не относится. О себе я буду говорить со всей прямотой. Что вы обо мне уже слышали, миссис Верлейн? Не говорите, я и так знаю. Да, я убил своего брата.
— Мне говорили, что это был несчастный случай.
— Принято так говорить ради всеобщего спокойствия.
— Но я говорю не ради этого. Я откровенно передаю то, что слышала. Такие случаи бывали, я это знаю.
Он только пожал плечами.
— И хотя такие происшествия вызывают глубокое сожаление, — продолжила я, — о них лучше забыть.
— Все же это был не обычный несчастный случай. Смерть наследника — красивого, обаятельного, всеми любимого. И застрелен он был своим братом, к которому в результате переходит право наследования и который не красив, не обаятелен и далеко не любим.
— Он мог бы стать таким, если бы захотел…
Нейпьер расхохотался, и я почувствовала горечь в его смехе. Он был жесток, озлоблен, он мстил миру, который так сурово с ним обошелся. И мне действительно стало жаль этого человека.
Я сказала, может быть, даже с нежностью:
— Никого не следует винить в том, что произошло случайно.
Нейпьер приблизился ко мне, его глаза, такие сверкающие, странно голубые на смуглом лице, глядели прямо в мои.
— Но как вы можете быть так уверены, что это произошло случайно? Как в это могут поверить другие?
— Но ведь так оно и было! — воскликнула я.
— Подобная уверенность, да еще столь эмоционально выраженная разумной женщиной, очень лестна.
Я отогнула верх своего пальто и взглянула на часы, приколотые к платью.
— Уже почти половина четвертого. Мне пора идти, — сообщила я и двинулась к двери. Но Нейпьер не тронулся с места, затрудняя мне проход.
— Вы столько теперь знаете о нашей семье, — сказал он. — А я о вас почти ничего не знаю.
— Не могу поверить, что вас это может заинтересовать. Что же касается того, что я узнала о вас, то это почти ограничивается тем, что вы мне сами только что рассказали. Я здесь в качестве учителя музыки, а не семейного хроникера или биографа.
— А как было бы интересно, если бы вы служили здесь именно в качестве последнего. Может быть, мне следует предложить отцу именно так вас использовать. Какую замечательную хронику вы бы смогли написать. Представьте — убийство наследника… Да! Еще и исчезновение нашей исследовательницы прошлого, археолога. Это же все произошло здесь, в Лоувет Стейси.
— Я занимаюсь другим делом. Я музыкант.
— Однако вы проявляете такой живой интерес ко всему, что касается нашего дома. И вы просто заворожены судьбой этой несчастной женщины и, кажется, только потому, что она исчезла именно здесь.
— Нет, это не так.
— Не так? Вас бы в той же мере интересовало ее исчезновение, случись это где-нибудь в другом месте?
— Тайны всегда притягивают к себе.
— Да, они кажутся куда интереснее, чем какое-нибудь откровенное убийство выстрелом наповал. Тем более, что мотив ни у кого не вызывает сомнения.
— У несчастных случаев не бывает мотивов. Они просто… происходят и все.
— Весьма любезно с вашей стороны, что вы пытаетесь убедить себя в том. Но возможно, когда вы выслушаете все то, что вам кое-какие личности непременно расскажут, вы измените свое мнение.
Поведение Нейпьера озадачило меня. Я не понимала, почему для него важно мое мнение. Желание поскорее выбраться отсюда совершенно исчезло. Теперь мне хотелось остаться и поговорить с ним. Странным образом он напомнил мне Пьетро, которого могли довести до исступления критические замечания, совершенно, как он уверял, не имеющие для него никакого значения.
От воспоминаний о Пьетро мое напряжение несколько спало и, видимо, почувствовав это, Нейпьер заговорил снова:
— Меня здесь не было очень долго, миссис Верлейн. Я жил в поместье моего двоюродного брата в глубинке Австралии. Поэтому простите, если мне не хватает английской обходительности. Мне хотелось бы изложить вам свою версию… этого несчастного случая, если разрешите.
Я кивнула.
— Представьте себе двух мальчиков… хотя нет, все-таки не мальчиков, а юношей. Боументу было почти девятнадцать, а мне семнадцать. Все, что делал я, вызывало неодобрение. Это и понятно. Он был как бы белой овцой, а я — черной. Черным очень обидно, что их чернят, и чем больше их чернят, тем чернее они становятся. И так происходит до тех пор, пока дело не дойдет до убийства брата.
Если бы я в этот момент почувствовала в нем хоть какой-то проблеск сожаления, мне бы стало легче, но он говорил так спокойно, так хладнокровно, что у меня мелькнула мысль:» И все-таки это мог быть не несчастный случай «.
— Но все это произошло так давно, — упавшим голосом произнесла я.
— Есть события, которые не забываются. У вас умер муж. Он был знаменит. Даже я, филистер, как вы столь любезно успели отметить, воспитанный не для салонных бесед, и то слышал о вашем муже. И вы рядом с ним, тоже талантливы…
Его взгляд внимательно скользнул по моему лицу, и затем он сказал чуть ли не с насмешкой:
— Ваша семейная жизнь, должно быть, была сплошной идиллией.
Когда он говорил, у меня перед глазами возникло гневное лицо Пьетро, ведь сейчас к его гениальности проявили хоть и легкое, но все-таки — пренебрежение, и я уже слышала знакомые язвительные замечания, которые он отпускал в таких случаях. И у меня промелькнула мысль:» Нейпьер знает, какая на самом деле была у меня семейная жизнь, и ему хочется отравить мои воспоминания о том хорошем, что все-таки в ней было. Как же он жесток. Ему нравится разрушать. И ему приятно мучить Эдит. Он бы и мне причинял боль, если бы имел возможность. Но я пока неуязвима. Моя семейная жизнь — только тут его удары могут достичь цели «.
— Мне не стоило, видимо, затрагивать эту тему, — заметил Нейпьер. Казалось, он сумел проникнуть в мое прошлое и понять, что оно для меня мучительно. — Я ведь напомнил вам о том, что вы предпочли бы забыть.
Ровный тон его голоса ранил еще больше, чем колкости, потому что я понимала, каким унизительным снисхождением к моей боли он вызван.
— Мне уже действительно пора идти, — сказала я. — Надо еще подготовиться к урокам.
— Разрешите проводить вас, — предложил он.
— О, совершенно излишне.
— Но я тоже иду домой. Хотя, конечно, если вы против…
— У меня нет оснований быть против.
— Спасибо, миссис Верлейн, — он сделал легкий ироничный поклон. — Выражаю вам свою сердечную признательность.
Нелепое ощущение опасности не покидало меня.» Вы напоминаете мисс Брэнден «, — сказал он мне. Что кроется за этими словами?