— Он порезал себе руку. Не раньше, чем через две недели, Как он думает.

— Две недели? Но ведь это абсурд!

— Я знаю. Но если он не может пользоваться своей рукой! — Она помолчала немного, потом взорвалась. — Вы не можете оставаться здесь две недели! Вам нужно уйти! Я не хочу держать вас здесь!

Бордингтон сел. Две недели. Две недели, в течение которых Малих сделает все, чтобы его захватить. Он весь сжался. Уйти? Но куда! Маленькая квартирка Малы была его единственным прибежищем.

— Я вас прошу, уйдите, — сказала Мала на грани истерики. — Не оставайтесь так неподвижны… Возьмите свой чемодан и уходите! Бордингтон попытался секунду не думать о своих неприятностях, а подумать о неприятностях Малы. Он прекрасно понимал ее реакцию. «Как это все было бы безразлично, если бы она любила меня так, как люблю ее я», — с горечью подумал он.

— Если я уйду, — спокойно проговорил он, — вы знаете, что я уйду недалеко. И я никогда не был храбрым. Герои, знаете ли, не бегают по улицам. Им немного понадобится, чтобы заставить меня заговорить. Сколько времени вы рассчитываете продержаться, если они меня захватят? Будет лучше, если я останусь здесь для нашей безопасности. Нас обоих. Мне совершенно некуда пойти.

Мала с отчаянием смотрела на него, сознавая, что он говорит правду.

— Тогда уйду я. Я попрошу приюта у одной приятельницы.

— Будет ли это осторожно? — Бордингтон дрожащей рукой закурил сигарету. — Ваша подруга захочет узнать, почему вы пришли к ней. Она догадается, что я здесь.

Она резко села.

— Мы сможем устроиться, — продолжал Бордингтон, стараясь говорить убедительно. — Вы никогда не возвращаетесь раньше двенадцати часов ночи. Я буду спать в то время, пока вы будете в клубе, а к вашему возвращению я отдам вам кровать. Я обещаю вам не стеснять вас.

Не отвечая, она продолжала смотреть на свои руки, стиснутые на коленях. Несмотря на любовь, которую он к ней испытывал, Бордингтон стал проявлять признаки нетерпения. Неужели она не могла проявить к нему хоть долю сочувствия? Неужели у нее нет к нему ни малейшего чувства?

— Послушайте, я стараюсь быть реалистом, — продолжал он, подавив свое нетерпение. — Нужно прямо смотреть на вещи. Разве вы не понимаете, что если они меня возьмут, они убьют нас обоих.

Она подняла глаза. Лицо ее было бледным, губы дрожали.

— Почему вы так сделали? Я была в безопасности, пока вы не пришли сюда.

Вы эгоист, вы подлый…

Бордингтон перебил ее.

— Никто никогда не бывает в безопасности, — сказал он. — Я знаю, что я подлый, но вы тоже такая. И вы думаете лишь о себе. А я думаю о нас обоих. Так как она не отвечала, он продолжал: — Хорошо, а что если мы позавтракаем? У вас есть что-нибудь из еды? Я умираю от голода.

Оскар Брикман находился в Праге уже два дня. Он остановился в хорошем отеле в квартале Старе Място и изображал из себя американского туриста. Одно из первых развлекательных мест, которые он посетил, был ночной клуб «Алгамбра». Он присутствовал на номере Малы и отметил время, когда она выходила на сцену и в какое время она уходила из клуба. Брикман ничего не понимал в музыке и был неспособен сказать, умеет эта красивая девушка петь или нет. К тому же, ему на это было совершенно наплевать. Но он одобрил ее фигуру.

Он также обследовал и ее жилище. Его острый взгляд заметил все детали, необходимые ему в дальнейшем. Он остановился в коридоре, чтобы закурить сигарету, и констатировал, что там не было ни привратника, ни лифта.

Около пяти часов на следующий после приезда в Прагу день он получил от Дори закодированную телеграмму, дающую ему зеленый свет. Гирланд получил визу на въезд в Прагу и должен был выехать на следующий день утром.

В тот момент, когда Мала исполняла свой номер в «Алгамбре», Брикман положил пакет с тридцатью тысячами долларов, который ему дал Дори, в поношенный бумажник и покинул отель.

Он пешком дошел до дома Малы. В этот поздний час улицы были пустынны, только встречались туристы, которые останавливались, чтобы полюбоваться прекрасными домами и фонарями, стоящими перед ними.

Он вошел в дом и спокойно поднялся по крутой и спиральной лестнице, не стараясь заглушить свои шаги по деревянным ступеням. Он был слишком опытен, чтобы принимать ненужные предосторожности. Он поднимался по лестнице как какой-нибудь посетитель, и Бордингтон услышал его шаги.

Два предыдущих дня были испытанием для Бордингтона.

При малейшем шуме снаружи он устремлялся на балкон. Мала избегала его, проводя все дни вне дома, в кафе, музеях или кино, м возвращалась лишь около восьми часов, чтобы переодеться и приготовиться к выступлению в «Алгамбре». Часы казались бесконечными для Бордингтона. Компанию ему доставляла лишь его горечь.

Мала повесила простыню, чтобы закрыть альков. Когда она возвращалась из клуба, они обменивались несколькими словами, Потом Мала задергивала занавеску, чтобы лечь спать. Бордингтон проводил остаток ночи в кресле, глядя, как занимается заря. Утром, очень рано, Мала опять оставляла его одного.

Когда она готовилась к своему номеру, Бордингтон проходил за занавеску и ложился на кровать. Он слышал, как она ходила туда и сюда, принимала душ, переодевалась. Все было бы намного проще, если бы у нее к нему было хоть немного симпатии. Два холостяка, какими они были, связанные вместе смертью, которая подстерегала их, легче бы переносили такое существование. Но она не выказывала к нему ни малейшего признака симпатии или одобрения. Она оставалась далекой, вежливой и явно показывала, что не хотела бы больше его видеть.

Она только что ушла в клуб. Запах духов, которые ей подарил один американский поклонник, парил в воздухе. У него было четыре часа, в течение которых он должен был попытаться заснуть, и он уже собирался раздеться, когда услышал шаги поднимающегося Брикмана.

Его сердце на мгновение остановилось. Внимательно оглядевшись вокруг и убедившись, что ничто не выдает его присутствия, он погасил свет и неслышными шагами прошел на балкон, осторожно закрыв за собой дверь-окно. Потом он вынул свой кольт и скользнул за кусты с цветами. Оружие не приносило ему ни малейшей уверенности. В такой безнадежной ситуации, как у него, он не представлял себя нажимающим на курок.

Брикман остановился перед входной дверью. В квартире было тихо. Он нажал на кнопку звонка и подождал. У него была приготовлена история на тот случай, если кто-нибудь откроет дверь. Он прочел имена жильцов на ящиках для писем. Он извинится за беспокойство и продолжит подъем по лестнице.

Он терпеливо ждал, потом позвонил еще раз. После нового ожидания, уверенный, что квартира пуста, он достал из кармана отмычку и опытной рукой открыв замок, вошел в квартиру. Потом он нашарил выключатель и зажег свет. Невидимый из-за куста, Бордингтон отчетливо увидел Брикмана, который прошел в комнату. Он сразу же узнал его высокую, массивную фигуру. Страх, который он испытал, по-настоящему парализовал его.

Он знал, что Брикман был одним из горилл О'Халлагана, которые выполняли самую грязную работу. Это к ним обращались в ЦРУ, когда надо было ликвидировать кого-нибудь, кто провалился и мог выдать других, и был для них опасен.

Кто выдал его убежище Брикману? — спрашивал себя Бордингтон со страшно бьющимся сердцем. Он снял пистолет с предохранителя, хотя знал, что не сможет убить Брикмана. За всю свою жизнь он никогда никого не убивал и знал, что неспособен это сделать. Застыв от страха, он встал на колени за кустом в ожидании, что Брикман обнаружит его.

Прошло несколько минут, но ничего не произошло. Испуганный Бордингтон бросил взгляд в комнату.

Брикман выходил из ванной комнаты. Он внимательно осмотрел комнату, потом направился к статуе ангела, которую тоже внимательно осмотрел. Заинтригованный Бордингтон наблюдал за ним. Широкая спина Брикмана закрывала статую, потом Брикман наполовину повернулся и Бордингтон смог увидеть, что тот держал голову ангела в руках Он положил ее на пол, потом открыл бумажник и вытащил из него обернутый в коричневую бумагу пакет. Опустив пакет в шею ангела, он протолкнул его внутрь тела. Его жесты были быстрыми и точными. Через секунду голова ангела заняла свое место Брикман осмотрелся, взял свой пустой бумажник, подошел к две ни погасил свет и вышел, заперев за собой дверь.