— Пусть не лезут к нашим людям — дома ли, здесь ли, за границей — мне тогда незачем будет сюда ездить, — жестко сказал Славин. — Они же начинают первыми, они — подкрадываются к тем проблемам, которые входят в прерогативу государственной безопасности. Пусть не лезут к нашим, — повторил Славин, — мы тогда будем сидеть в Москве.
— Так прямо и объяснить? — Дулов улыбнулся.
— А что? Зачем темнить? В конспирации тоже следует соблюдать меру.
— Попробуем.
— Парамонов, кстати, никогда на приемах не бывал?
— Нет, Виталий Всеволодович, он же не дипломат…
— Случайность исключается?
— Исключается, — убежденно ответил Дулов и вздохнул. — Особенно при нашей смете, каждая бутылка на счету.
…Вопросы Славина, правду сказать, Дулову не понравились — лобовые вопросы, без игры, несколько отдают схемой.
Ответы Дулова, однако, Славину понравились; он любил людей, которые умели отстаивать собственную точку зрения, несмотря на то что — тут от интонации много зависит — лучше бы для него было подстроиться под приезжего, особенно такого звания и уровня.
«Центр.
Что известно о Парамонове? Сообщал ли он кому-либо о факте его задержания полицией? Если сообщал, что именно? Существуют ли в Центре данные о русской эмиграции в Луисбурге? По моим сведениям, здесь проживает около сорока человек.
Славин».
«Славину.
Данные о русской эмиграции весьма незначительны, поскольку в Луисбурге нет клуба эмигрантов. По неподтвержденным данным, в Луисбурге живет некто Хренов Виктор Кузьмич (Кириллович), бывший власовец, участвовал в боях за Вроцлав (Бреслау). Точное место проживания неизвестно, однако, по сведениям трехлетней давности, он снимал номер в отеле возле вокзала. Известно также, что одно время в Киле он жил игрою на бильярде, имел кличку «от двух бортов в середину». Поскольку мы не располагаем данными о том, добровольно ли он пошел к Власову или был принужден к этому, соблюдайте максимум осторожности, если запланировали встречу. Сведений о его связях с разведслужбами не имеем, но известно, что в Киле он принимал участие в грабежах.
Центр».
Константинов
Проскурин разложил перед Константиновым на большом, темного ореха, столе десять листов бумаги, на которых были напечатаны наименования министерств и ведомств, так или иначе связанных с поставками в Нагонию.
Константинов бегло проглядел страницы и несколько раздраженно заметил:
— А еще конкретнее можно?
Проскурин пожал плечами:
— Я сделал прикидку. Круг сужается. Остается всего несколько человек.
— А сколько из них имеют доступ к секретным документам?
— Двенадцать.
— Установочные данные подготовлены?
— Да.
— Что-нибудь настораживающее есть?
— У меня ни к одному из них нет претензий.
— Претензий? — переспросил Константинов. — И не может быть претензий к советским людям. Или факты, или — ничего.
— Я исходил из наших сегодняшних критериев.
— А вот что касаемо критериев — так они постоянны. Где материалы об этих людях?
— Трухин перепечатывает.
— Когда закончит?
— Думаю, к обеду.
Константинов вскинул голову на Проскурина и повторил:
— Когда закончит, я спрашиваю?
— К четырнадцати ноль-ноль.
— Спасибо.
Зазвонил один из семи телефонов; Константинов безошибочно угадал который, снял трубку:
— Слушаю. Да. Привет. Ну? Заходите немедленно.
Положив трубку, Константинов задумчиво посмотрел на телефонный аппарат, потом обернулся к Проскурину:
— По вашим спискам Парамонов проходил?
— Тот, о котором сообщил Виталий Всеволодович?
— Именно.
— Да.
— Но в суженный круг он не включен?
— Нет. Вы же сказали, что агента вероятнее всего просят передавать данные политического характера.
— Верно. Но Парамонов может быть передатчиком информации. Где он сейчас работает?
— В «Межсудремонте».
— Кем?
— Заведующим автобазой.
— Чем занимается «Межсудремонт»?
— Этого я еще не установил.
— Приблизительный ответ можно дать, нет?
Проскурин пожал плечами:
— Я не решаюсь, ибо знаю ваше отношение к приблизительным ответам.
— В общем-то, верно. Пожалуйста, попробуйте выяснить это срочно, потому что наблюдение — после сообщения Славина — получило весьма тревожные сигналы на Парамонова, они ко мне с докладом идут. За четверть часа выясните?
— Я постараюсь, но лучше бы — за полчаса.
— Хорошо. Но тогда, пожалуйста, установите, не помогает ли Парамонов кому-то из начальства с машиной — в личном, как говорится, плане. Кому карбюратор поменял, кому кольца перебрал, понятно? Славин ухватил деталь, проанализируйте ее: за полчаса, как уговорились.
…Михаил Михайлович Парамонов, 1929 года рождения, русский, женатый, не имеющий родственников за границей, вышел в 12.47 из «Межсудремонта», около остановки автобуса проверился, имитируя, что завязывает шнурок ботинка, дождался, пока в автобус сели все пассажиры, и вскочил туда последним, перед тем как закрылись двери. Он проехал две остановки, вышел, снова проверился, остановившись около витрины магазина «Минеральные воды» и вбежал туда за минуту перед тем, как продавец вывесил табличку «Перерыв на обед». Ни с кем, кроме продавца, в контакт не входил, выпил лишь стакан минеральной воды. Сев на автобус без проверки, Парамонов вернулся в «Межсудремонт» и провел в гараже все время до окончания работы, перекрашивая в серебристый цвет «Жигули», государственный номерной знак «72-21».
Константинов поднял глаза на полковника Коновалова. Тот, словно ожидая этого взгляда, сразу же достал из папки второй лист бумаги с текстом, отпечатанным почти без полей, и молча протянул генералу.
Константинов углубился в чтение:
«Продавец магазина „Минеральные воды“ Свердловского райпищеторга Цизин Григорий Григорьевич, 1935 года рождения, русский, беспартийный, женат, имеет родственников за границей по линии матери, привлекался к суду за халатность, осужден к году исправительно-трудовых работ по месту работы».
— Где родственники живут? — поинтересовался Константинов, полагая, что Коновалов еще не сможет ответить — мал срок, просто для подсказки спросил, такого рода подсказка — уважительна, никак не обижает.
Однако Коновалов, седенький, кругленький, чуть склоненный вперед, факирским жестом вытащил следующий листок и зачитал:
— Дядя, Цизин Марк Федорович, живет в Оттаве, работает грузчиком на бойне, а тетя, Цизина Марта Генриховна, уборщица в отеле.
— Как они туда попали?
— После войны; их немец угнал.
«Фраза участника войны, — сразу же отметил Константинов. — Мы бы сказали иначе: „Угнали фашисты“. И в этой филологической мелочи — сокрыт огромный смысл».
— Еще одна справочка, ознакомьтесь, пожалуйста, товарищ генерал.
— Когда вы успели? Времени-то было в обрез.
— Ах, Константин Иванович, меня за то и оттирают на пенсию, что молодых, говорят, слишком гоняю.
— Вместе на пенсию пойдем, — пообещал Константинов и споткнулся на первой же фразе справки:
«„Жигули“, государственный знак „72-21“, принадлежит гражданке Винтер Ольге Викторовне, 1942 года рождения, еврейке, беспартийной, детей не имеет, муж, Зотов Андрей Андреевич, работает в Луисбурге».
Константинов быстро поднялся из-за письменного стола, открыл сейф, перебрал листочки, оставленные Проскуриным, отложил один, склонился над ним, пыхнул потухшей сигарой, снова раскурил ее, не заметив даже, как пламя зажигалки сожгло коричневые листья с левой стороны, и спросил Коновалова:
— У вас по Винтер больше ничего нет?