Следующие несколько часов заняли разбирательства мелких провинностей и нарушений. Вилланы, уклонявшиеся от дневных работ, фригольдеры, отказывающиеся отдавать часть урожая в пользу лорда. Женщины, обвиненные в том, что готовят слабый эль; незамужние девушки, застигнутые с мужчинами, несколько случаев мелкого воровства. Судьи определяли суммы штрафов, которые большинство баронов уже давно заменили физическим наказанием.

Права хозяина представлял Леонард, Аддис же сидел молча, лишь изредка задавая вопросы, когда объяснения спорящих сторон оказывались чересчур противоречивыми. К тому времени, когда судебные завалы были наконец разобраны, солнце склонилось низко над горизонтом. Настало время для обращения с прошениями непосредственно к лорду. Один за другим из толпы выходили земледельцы, скотоводы и ремесленники, желавшие купить себе вольную.

Она придвинулась поближе. Аддис определял стоимость земли для каждого претендента и затем назначал сумму выкупа. По большей части она составляла от трех до десяти фунтов, что для большинства людей составляло их годовой доход. Впрочем, никто не возмущался, считая цену справедливой. Она дождалась, пока поток претендентов иссякнет, и вышла вперед.

Мойра опустилась на колени, как того требовала традиция. Она не могла просить о свободе, ибо, если верить тому, что она говорила раньше, лорд уже не считался ее владельцем. Но ей пришлось позабыть о гордости. Она услышала удивленные возгласы, потому что все давно считали ее свободной. Опустив голову, она ждала, пока Аддис заметит ее присутствие. Ждать довелось довольно долго.

— Ты хочешь просить об одолжении, или рассудить тебя, Мойра?

Подняв взгляд, Мойра увидела, что Аддис явно недоволен, в его глазах блеснули опасные искры зарождающегося гнева.

— Да, мой лорд. Я тоже хотела бы купить вольную.

— Значит, ты публично признаешь, что ты — серв? — Она не ответила, и Аддис впился в нее взглядом. — Полагаешь, у тебя достаточно монет?

— Надеюсь. Стоимость женщины ниже, чем стоимость мужчины, а моя ценность для вас должна быть совершенно ничтожной.

— В этом ты заблуждаешься, Мойра. Для меня твоя ценность очень велика.

Над толпой прокатился негромкий гул изумления.

— Назовите цену, и я ее уплачу, — еле выговорила она, чувствуя желание придушить его на месте за такое необоснованное оскорбление.

Он сосредоточенно посмотрел на нее потеплевшим взглядом, который лишь усилил беспокойство. Немного похож на Рэймонда, но более скрытный и опасный. Вероятно, он хочет заставить ее смутиться в качестве наказания за то, что она осмелилась на такой поступок. Ну зачем она Аддису де Валенс, с какой стати она должна интересовать его? Однако вновь пробудившаяся в ее сознании двенадцатилетняя девочка вспыхнула от проявленного внимания, и Мойра молча обругала неразумное, безрассудное дитя.

— За тебя я назначаю цену в двести фунтов. Двести фунтов! Она едва не набросилась на него с открытой бранью, за что могла бы получить законную публичную порку.

— Тогда я прошу назвать цену выкупа для женщины, которая выходит замуж.

— За пределами поместья или внутри?

— За пределами.

— И кто же будущий муж?

— Найду.

— Учитывая то, что мне известно, задача перед тобой стоит не из простых.

По толпе прокатился смех. У нее запылали щеки. Господи, он уже и об ее замужествах пронюхал. Скорее всего, Рэймонд постарался.

— Не все мужчины суеверны.

— Верно, не все. Например, я совершенно лишен всяких суеверий и предубеждений. — При этом еще более откровенном намеке кое-кто из женщин захихикал, остальные зацокали языками. — Если найдется другой, в поместье или за его пределами, я надеюсь, он окажется достаточно богатым и увлеченным тобой, Мойра. Выкуп за тебя я определяю в сто фунтов.

От ярости она едва не задохнулась:

— Это не совсем в традициях поместья.

— Не надо учить меня уму-разуму, женщина. Если ты выйдешь замуж за мужчину не из нашего поместья, Для меня это то же самое, что лишиться твоей работы через вольную. Поэтому цена должна быть двести фунтов, но, поскольку ты будешь ежегодно платить за время своего отсутствия, я решил проявить щедрость. В прежние времена я вообще мог бы не дать тебе разрешения выходить замуж, но церковь поменяла порядки. И все же право устанавливать цену осталось за мной.

Лишний повод для толпы, чтобы было о чем посудачить. Негромкие комментарии и разговоры переросли в сплошной низкий гул. Чувствуя себя совершенно униженной, она поднялась с колен и обратилась к судьям:

— Тогда я прошу вашего суждения. Моей матери и мне вместе с ней в соответствии с предсмертной волей лорда была подарена вольная. Вы все это прекрасно знаете.

Двенадцать мужчин зашевелились, испытывая явную неловкость. Аддис встал.

— Женщина утверждает, что ей подарили вольную, однако даже если это и так на самом деле, мы не можем согласиться с ее притязаниями. Ее мать была прикреплена к Дарвентону, и хотя Эдит, выйдя замуж за сокольничего, переселилась в Хоксфорд, она все же оставалась крепостной при этой земле. А землю эту я получил еще до смерти сэра Бернарда. Поэтому вольная, о которой говорит женщина — разумеется, если она говорит правду, — недействительна.

Сцепив зубы, Мойра повернулась, чтобы встать перед Аддисом лицом к лицу.

— Моя мать родилась здесь, но не я. Вольная сэра Бернарда может быть недействительной для нее, но не для меня.

— В лучшем случае твою ситуацию можно расценить как очень запутанную, и выходит, что ты прикреплена как к Хоксфорду, так и к Дарвентону. Что же касается вольной Бернарда, найдется ли кто-то, готовый подтвердить правоту твоих слов, Мойра? Кто-то, готовый поклясться в том, что ты говоришь правду?

Даже если таковые и есть, вряд ли они отважатся выступить на ее стороне, когда лорд в таком настроении.

— Я найду поручителя. Дайте мне время до следующей сходки, и я найду поручителя.

Судьи с видимым облегчением закивали головами, радуясь отсрочке в рассмотрении дела. Она напряженно ждала ответа Аддиса.

— Хорошо, — кивнул тот, — пусть так и будет, но до той поры ты будешь служить мне так, как я велю.

Двусмысленные женские реплики стали ему ответом. Он подошел к Мойре ближе и негромко, так, чтобы слышала только она одна, произнес:

— И пока не найдешь доказательств или поручителя, не вздумай больше и заикаться об этом.

Она постаралась, чтобы и ее слова не услышал никто, кроме него:

— И не надейтесь. Я буду отстаивать свои права везде и всюду, мой лорд, до тех пор, пока не получу свободу, которую вы у меня незаконно отняли.

— Я действую в рамках закона и своих прав, что ты, надеюсь, прекрасно понимаешь, — его ответ прозвучал почти грубо. — Ты должна радоваться, что я защищаю тебя. Свобода таит в себе множество опасностей для одинокой женщины.

— До сих пор я управлялась с ней без особых проблем, и я не испытываю ни интереса, ни потребности в той поддержке и защите, которую, как вам кажется, вы можете обеспечить. До тех пор пока ситуация не прояснится, я буду служить вам, как и положено виллану, но не истолковывайте мое согласие как покорность. А если вам кажется, что я представляю угрозу вашим правам и власти, — что ж, тогда можете поступить со мной, как считаете нужным.

Слова срывались с губ ядовитым шепотом. Умолкнув, она подняла на него дерзкий взгляд. Он смотрел на нее достаточно долго до тех пор, пока ее вызывающая поза не стала выглядеть смешно. Затем он опустил веки, но под ними мелькнул удивительно теплый огонек. Подумать только, он находил ее протест забавным!

— Я рад, что ты готова повиноваться. Ты по-прежнему будешь присматривать за мальчиком и еще будешь помогать Леонарду. Он с трудом справляется с женщинами, работающими по дому.

Повиноваться!

— Я с радостью присмотрю за Брайаном. Что же до остального, то это обязанность леди.

— Я пока не женат, и леди у меня нет, поэтому ты займешься этим, а женщины будут тебя слушаться, потому что я так хочу. Уверен, ты знаешь, что и как нужно делать. Думаю, годы в Хоксфорде, проведенные при Клер, научили тебя многому.