Я сделал парадоксальное внушение не расслабляться, поскольку сеанс гипноза — это не сеанс расслабления. Многие французы, не знающие гипноза или знакомые только с традиционным гипнозом, считают, что во время гипноза нужно спать. У меня в кабинете есть кушетка, на которую я прошу лечь пациента, когда занимаюсь акупунктурой, и есть два простых кресла. И врачи удивляются тому, что я оставляю пациентов, которых лечу гипнозом, в кресле. Я часто говорю пациентам на стадии наведения, что быть в гипнозе вовсе не означает спать. Напротив, гипноз — это терапия пробуждения, пробуждения ощущений. Это важная фраза, и вы можете говорить ее вашим пациентам. Если у пациента традиционное представление о гипнозе, то это вызовет у него некоторое замешательство и, соответственно, облегчит вашу работу.

Я часто повторяю: «Не расслабляйтесь, мне это не нужно, меня это не интересует». Но это не совсем так, потому что через несколько минут человек расслабляется.

Можно сказать: «Я не хочу, чтобы вы расслаблялись сейчас, но если расслабление происходит, вы можете его использовать позднее». Таким образом я снимаю проблему расслабления, и человек уже не будет стремиться расслабляться. Он не будет тратить свои силы на это. И это хорошо, потому что на терапевтическом сеансе энергию нужно использовать на поиски решения проблемы, а не на то, чтобы расслаблять мышцы. Они расслабятся сами по себе в течение нескольких минут.

«Я не хочу влиять на воспоминания»

Я вызываю воспоминания, делая открытое внушение. Я не хочу влиять на воспоминания. На первом сеансе я обычно делаю только это. Я прошу пациента выбрать воспоминание и провожу его через ряд воспоминаний от самых необычных, эмоционально насыщенных, до самых банальных. Это могут быть вчерашние, позавчерашние воспоминания или воспоминания из раннего детства. Я говорю, что это может быть час или два, утро или вечер, то есть снимаю все возможные ограничения, чтобы человек чувствовал себя уютно в своем воспоминании. И обычно лишь после этого начинаю работу с воспоминанием. Только в тех случаях, когда я хочу добиться возрастной регрессии или оживить детские воспоминания, чтобы оказать наибольшее терапевтическое воздействие на пациента, с этого момента я использую некоторые технические приемы для облегчения возрастной регрессии.

И начиная с этого момента, я использую язык, который помогает соединить прошлое и настоящее. Так, я вспомнил о прогулках в Коломенское в 1972 году и вчера. Я говорил о завтрашнем и сегодняшнем дне и вновь возвращался во вчерашний. Я ссылался на детство, сравнивал Наташу со своей дочерью, упоминал семью. И все это я делал совершенно сознательно, чтобы помочь Наташе найти достаточно старое воспоминание, которое позволило бы ей обрести ресурсы и приблизиться к той цели, которую она себе поставила. Я говорил также о возможности вспоминать и забывать. Это также один из приемов структурирования амнезии — способа прогуливаться туда-сюда во времени, что очень широко используют в литературе.

Марсель Пруст в своей книге, к примеру, утром просыпается на площади Венеции, а через пять страниц очень плотного текста он все еще описывает пробуждение. И, читая эту книгу, быстро впадаешь в транс и представляешь себе Венецию, ее солнце, лучи которого пробудили его и напомнили образы того времени, когда он, маленький мальчик, жил в небольшой французской деревушке, и каждое утро, просыпаясь, слышал голос булочника, открывавшего свою лавочку, и то, как голос этого булочника перемешивался с голосами других лавочников Венеции, также поднимавшихся по утрам и открывавших свои лавочки. И описывая пробуждение, Пруст все время переходит от прошлого к настоящему и обратно. Я не очень хорошо знаю русскую литературу, но уверен, что и в ней можно найти аналогичные примеры. Я могу сослаться на рассказ Чехова «Степь». Явление временной диссоциации я обнаружил также в «Мастере и Маргарите».

Вопрос: Почему Вы начали со зрительных образов, а не с чувств? Если бы Вы затронули чувства, то транс был бы глубже?

Жан: Я сделал это нарочно. Я мог бы сказать, что это примерно так же, как с едой. «Я очень люблю десерт, но начинаю с закуски». И «как в сексе: конец всегда приятнее, чем начало, но чтобы закончить, нужно ведь начать».

Опять-таки можно вспомнить Пруста. Сорокапятилетний Пруст среди шума и дыма в парижском кафе. У него серьезная проблема со здоровьем. Он пьет кофе, просит пирожное, ему приносят маленькое печенье «Мадлен». Он берет его и начинает есть. И вдруг точно что-то взрывается в его голове. Внезапно возникает душевное волнение, перед глазами возникает образ деревни, того места, где он жил в детстве. Но прежде чем пережить все это, он вновь открывает для себя ощущение. И лишь затем постепенно появляется все остальное: он обретает краски, звуки и шумы этого места, образы людей, которые его окружали в то время, и потом физически ощущает, то есть чувствует себя маленьким мальчиком. И лишь затем появляется приятное волнение, эмоция, которая ему очень приятна.

Самое важное — это эмоция

Эмоция — это самое важное у наших пациентов. Именно к ней я пытался подобраться, работая с Наташей. А чтобы найти эмоцию, нужно пройти через ощущение. Именно это мы в данном случае и сделали. Я действовал здесь достаточно быстро. Я не хотел расспрашивать Наташу, так как это заняло бы много времени. У нас нет времени, чтобы терять его. К тому же я не знал, какую сенсорную систему Наташа предпочитает — аудиальную, визуальную или кинестетическую. Правда, у меня было на этот счет некоторое интуитивное предположение.

Вот почему я начал со зрительных образов. Я не случайно попросил Наташу выбрать цвет. Если бы она была моей пациенткой, я дал бы ей указания относительно аутогипноза. Иногда людям сложно бывает повторить упражнение дома, поскольку им трудно начать что-либо, как иногда бывает трудно завести машину. И им нужно помочь, даже если они находятся у себя дома. Они могут позвонить в 11 часов вечера и сказать: «Доктор, у меня не получается упражнение. Что мне делать?» И я даю им совет использовать в работе любимый цвет.

Я им говорю примерно следующее: «Может быть, вы достаточно легко сможете сделать это небольшое упражнение у себя дома, а может быть, не так легко… И если это будет непросто… если воспоминания появятся не сразу, то вспомните свой любимый цвет». И называю тот цвет, который пациент выбрал во время сеанса. А иногда я предлагаю послушать… любимую музыку. И благодаря этому они легче находят приятные воспоминания. Эта маленькая хитрость срабатывает не во всех случаях, но в 99, 9% — срабатывает.

Чтобы получить воспоминание, я использую также множество активирующих глаголов. Так, я употребил подряд три активирующих глагола, сделав небольшие паузы между ними, — «мочь», «действовать», «хотеть». Вспомните, что это все я делал на стадии депотенциализации сознания Наташи. Итак, есть глаголы, которые облегчают депотенциализацию сознания, этому способствует и изменение времени употребляемых глаголов. Когда я вижу, что Наташа в трансе, я изменяю время глагола. С этого момента я говорю в настоящем времени. То же самое я делаю, когда работаю с ее воспоминаниями, потому что становлюсь частью этого настоящего.

Работая с воспоминанием, нужно быть очень осмотрительным со всем, что вы говорите, так как все оказывает воздействие на пациента. У Наташи прекрасная реакция на уровне глаз, которую я подкрепляю своим «хорошо». Она очень визуальна. В некоторые моменты транса ее глаза были подвижны. И мое «хорошо» часто соответствовало достаточно резкому движению глазных яблок…

В данном случае я уже начал терапевтическую работу, диссоциативную работу. Самим фактом диссоциативной работы я говорю: ваше сознание занято одним, а ваше бессознательное делает нечто другое. На самом деле я мог бы на этом и остановиться. Я часто так и делаю, когда мне ясно, что бессознательное поняло, что от него требуется, то есть созданы хорошие условия для работы, а этого достаточно и можно остановиться.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: