Граф резко натянул поводья и остановил коня. Он напряженно прислушивался, пытаясь уловить мелодию, которая так захватила танцующих девушек. Они не просто слышали ее. Мелодия окутывала их, казалось, вполне ощутимым покрывалом, и звала, звала за собой.

Девушки остановились, запыхавшись. Они снова рассмеялись, и, не расцепляя рук, пошли навстречу зовущей их мелодии. Руки они подняли вверх и слегка размахивали ими в такт музыке. Словно два тоненьких деревца раскачивались под теплым ласковым ветерком.

Девушки скрылись в листве, но музыка не исчезла. Теперь граф тоже слышал ее. Она кружилась вокруг него, она была всюду: в листьях деревьев, в росе на травинках, в бликах солнечного света, в свежести раннего утра.

Он и раньше воспринимал эти звуки, но бессознательно. Они казались ему дуновением ветра, шелестом листвы, стрекотанием цикад или пением птиц. Мелодия преследовала его все это волшебное утро.

А на самом деле… на самом деле это и было пение. Странное, непривычное и завораживающее. Нечеловеческое пение!

Граф с детства слышал рассказы о песнях эльфов. Легенды говорили о них как о самой прекрасной музыке, которая только может существовать. Ребенком ему иногда снилось эти песни, но, проснувшись, Энимор никогда не мог вспомнить мелодию. И вот теперь он слышал ее наяву.

Без сомнения, это была эльфийская музыка. Если кто и мог так петь, то только эльфы. И дело даже не в том, что человек не в состоянии взять такие высокие и чистые ноты. Никому бы в голову не пришло соединять их подобным образом. Непривычное сочетание звуков не позволяло разобрать слова, возможно, их там и вовсе не было. Но смысл не становился от этого менее понятным. Неведомый певец действительно звал, манил к себе. Мелодия не просто брала за душу, а выворачивала ее, вытягивала из тела, и не оставалось другого выхода, кроме как спрыгнуть с коня и покорно следовать за своей рвущейся куда-то душой.

Энимор спешился, взял поводья и привязал коня к дереву. Он уже был готов отправиться вслед за девушками, но громкий, совсем не музыкальный хруст за спиной заставил графа обернуться. Ну, конечно – робот не мог так же бесшумно идти по лесу, как его хозяин, не наступая на сухие сучья и не обламывая преграждавшие дорогу ветки кустарника. И сейчас его тяжелая, шумная поступь казалась графу настоящим преступлением. Рыцарь с чистой совестью разрубил бы неуклюжую железяку пополам, но не хотел, да и не мог отвлекаться от чарующей мелодии. Граф на ходу достал из кармана камзола пульт и деактивировал робота. Тот застыл железной статуей за спиной рыцаря.

Теперь уже никто не помешает наслаждаться музыкой. Насчет слуги граф не беспокоился – недотепа Брик так и не проснулся, разве что перестал портить мелодию своим непотребным храпом. И рыцарь отправился вслед за девушками с улыбкой на лице, не менее счастливой, чем у них.

Несколько минут все убыстряющейся, срывающейся на бег ходьбы, и он очутился на большой, светлой лесной поляне. В самом ее центре струился водопад. Он неторопливо лился широким вертикальным потоком, который начинался из ниоткуда и исчезал в никуда. Над поляной просто стояла вертикальная стена ниспадающей воды. Водопад искрился в утреннем солнечном свете и переливался всеми цветами спектра.

Музыка лилась прямо из водопада. Легкая, неуловимая, чарующая. Только такая и могла звучать в тишине этого раннего летнего утра.

Однако на этом утреннее очарование заканчивалось. Шагах в пятидесяти от водопада стоял ярко раскрашенный фургон, запряжённый парой лошадей из породы гномьих тяжеловозов. Вокруг фургона суетились два гнома. Их угрюмые бородатые лица никак не гармонировали с окружающей лирической картиной. Взгляд напрасно пытался отыскать в их облике признаки прекрасного и возвышенного. Звучавшая вокруг музыка явно не затрагивала тонких струн в их душах. Видимо, из-за полного отсутствия таковых.

Гномы были заняты – они заталкивали в фургон одну из повстречавшихся рыцарю девушек, блондинку. Черноволосая со связанными руками лежала рядом на траве, ожидая своей очереди на погрузку. Обе девушки были бледны, глаза закрыты. Девушки не то потеряли сознание, не то просто спали.

Рядом с фургоном стоял трехногий табурет, на котором восседала омерзительной внешности старуха. Седые нечесаные волосы почти закрывали ее лицо, серая грязная хламида скрывала фигуру.

Старуха держала на коленях пряжу и веретено. Прясть старуха явно не умела, но отчаянно пыталась накрутить на веретено хоть немного нити. Пряжа путалась, нить рвалась, веретено выскальзывало из грубых, мозолистых пальцев. Подбадривая себе руганью, женщина упорно продолжала свои попытки, но лишь все больше и больше запутывала пряжу.

Пока граф осматривался, из леса, чуть левее от того места, где он стоял, вышла ещё одна девушка. Она смеялась и тихонько подпевала. Выйдя на поляну и увидев водопад, она нисколько не удивилась, будто и ожидала его здесь встретить. Девушка осторожно приблизилась к водопаду, и осталась стоять, как зачарованная, разглядывая переливающиеся струи и слушая эльфийское пение.

Разумеется, никаких эльфов рядом не оказалось, да они и не были нужны. Достаточно только голоса. А уж гномы – мастера на всякие выдумки. Скорее всего, эльф просто пел у себя дома, а его голос гномы перенесли сюда с помощью одного из своих хитрых приспособлений. Того самого водопада, что струился посреди поляны.

Из оцепенения девушку вывел старушечий голос.

– Милая, не поможешь ли распутать мою пряжу, – проскрипела старуха со своего табурета.

Девушка огляделась.

– Бабушка, подождите, я сейчас помогу вам!

Она со смехом подбежала к старухе и наклонилась над пряжей. Ее ловкие пальцы принялись распутывать кудель. Затем девушка взялась за веретено. Поднесла к глазам, принялась внимательно рассматривать его.

– Какое у вас веретено странное, – сказала она. – А как же оно крутится?

– Давай сюда, сейчас покажу! – раздраженно ответила старуха. – Экая ты неумеха, оказывается. Вот смотри!

Девушка удивленно посмотрела на старуху. Если кто из двоих и был неумехой, то никак не она. Тем не менее, она послушно протянула веретено старухе.

С быстротой, которую никак нельзя было от нее ожидать, старуха схватила девушку за запястье, и с силой сжала. Девушка ойкнула и попыталась вырваться. Но ее держали мертвой хваткой. Свободной рукой старуха вырвала веретено из побелевших пальцев пленницы. Примерившись, она быстро ткнула девушку в предплечье острым концом веретена. На коже выступила капелька крови.

Девушка опять вскрикнула.

– Ой, бабушка, что вы де…

Договорить бедняжка не успела. Она побледнела, обмякла и упала на траву. Старуха отложила пряжу и склонилась над девушкой. Та неподвижно лежала на траве, глаза закрыты, грудь почти не шевелится при слабом редком дыхании.

– Порти, Дорти! – гаркнула женщина отнюдь не старушечьим голосом. – Забирайте девку!

Гномы к этому времени уже успели погрузить черноволосую, и наблюдали за происходящим из-за фургона. После окрика старухи они подошли к девушке, подняли ее на руки и понесли к фургону. Они двигались споро, сноровисто. Видно было, что занимаются гномы подобным делом не в первый раз.

Старуха поднялась и выпрямилась во весь рост. Она была невысока, как и ее сообщники-гномы, но в плечах шире, чем самый крепкий из них. Неразборчиво ругаясь про себя, она содрала с головы седой парик с косами, и с ненавистью бросила его на землю. Неуклюже топчась на месте, сняла с себя старушечье платье, и с облегчением выпрямилась.

Теперь на поляне стояла молодая крепкая гномиха. Она подобрала с травы платье с париком и сунула их в большой заплечный мешок, который достала из фургона. Из того же мешка гномиха вынула ярко оранжевый жилет и надела на себя. За жилетом последовал шахтерский шлем, который она с видимым удовольствием нацепила на голову. Подняла руки, нащупала ремешок и завязала его под подбородком.

В таком виде она подошла к водопаду и внимательно оглядела свое отражение. Поправила чуть криво сидящий шлем, одернула жилет. Вполне довольная собой, гномиха повернулась и направилась обратно к фургону.