Занятый с рассвета до глубокой ночи, Александр тем не менее почти каждый день писал Долгоруковой. Его письма к ней – убедительное свидетельство того, что их отношения стали не только серьезнее и глубже, но приобрели и новое качество: Екатерина Долгорукова была для Александра тем же, чем Екатерина I для Петра Великого в Прутском походе – его опорой, надеждой и хранительницей его откровений. Вечером 8 июля 1877 года, когда первый приступ русских был отбит, царь писал Екатерине Михайловне. «Величайшая ошибка заключалась в том, что генерал Крюденер, зная численное превосходство турок, решился все-таки их атаковать, исполняя полученный приказ». Истинным виновником был Николай Николаевич, отдавший приказ, но Александр даже Долгоруковой не признался в этом. «Если бы он, – продолжал Александр, – имел мужество ослушаться приказа, то он сохранил бы более тысячи человеческих жизней и избавил нас от полного поражения».
Сообщив Долгоруковой о военных делах, царь делится с ней и новостями дипломатическими: «Сегодня утром я получил более удовлетворительные известия из Лондона… Англичане совершенно изменили тон и готовы оказать давление на Турцию, чтобы заставить ее просить у нас мира на условиях, которые мы предложим. Боюсь только, что разгром под Плевной даст им возможность вновь изменить тон и сделает турок еще более заносчивыми».
После второго неудачного приступа Плевны, произошедшего 18 июля и еще более кровавого, чем первый, пришлось просить о помощи румын, тут же приславших 40-тысячный корпус под командованием князя Карла Гогенцоллерна, правившего Румынией с 1866 года под именем Кароля I. Это стабилизировало положение, но не переломило xoд войны. Стремясь к победе, русские войска 31 августа начали третий штурм Плевны, но и он был отбит с огромными для русских потерями. Удрученный этим, Александр писал Долгоруковой: «Господи, помоги нам окончить эту войну, обесславливающую Россию и христиан. Это крик сердца, который никто не поймет лучше тебя, мой кумир, мое сокровище, моя жизнь!»
1 сентября Александр созвал военный совет, который принял решение продолжить войну. Расчет строился на том, что осажденный турецкий гарнизон Плевны рано или поздно сдастся на милость осаждавших, так как у него на исходе было продовольствие, а подвоз давно уже был перекрыт русскими войсками. Правда, приближавшаяся зима ставила и русских в очень тяжелое положение, но русское командование рассчитывало, что у его солдат терпения и способностей пережить голод и холод больше, чем у кого бы то ни было. Время показало, что генералы Александра II оказались правы. 28 ноября 38-тысячный гарнизон Плевны вышел из крепости, предпочтя смерть в бою смерти от голода. Они пошли на прорыв русских и румынских позиций, но были остановлены и подвергнуты мощнейшему артиллерийскому обстрелу. И лишь тогда их тяжело раненный Осман-паша согласился на капитуляцию. Осман-пашу отправили в Бухарест, а Александр приказал отслужить в крепостной цитадели благодарственный молебен и после этого щедро осыпал победителей орденами и другими наградами.
После взятия Плевны стало ясно, что в войне наступила новая фаза. Наиболее трудное, как правильно считал Александр, осталось позади, и он мог позволить себе оставить армию. Накануне нового, 1878-го года Александр и Екатерина Михайловна отправились в Петербург. А русские войска в 20-градусный мороз, сбивая турок с хорошо укрепленных позиций, перешли Балканы и вступили в Центральную и Южную Болгарию. Через месяц турки запросили перемирия, но Александр приказал продолжать наступление, и 19 января 1878 года передовые отряды Гурко и молодого генерала М. Д. Скобелева оказались всего в 30 километрах от Константинополя, реально угрожая вторжением в столицу Турции.
35-летний генерал Скобелев отличался необыкновенным хладнокровием и большой храбростью. Рассказывали, что как-то раз он писал приказ, сидя на открытом воздухе вблизи неприятельских позиций. Он уже подписал приказ и хотел наклониться, чтобы, по старому обычаю, засыпать чернила песком, как вдруг совсем рядом разорвался турецкий снаряд, и бумагу засыпало песком. «Что-то нынче турки особенно внимательны ко мне: на каждом шагу стараются оказать мне какую-нибудь услугу», – проговорил Скобелев весело.
19 февраля, через месяц после того как войска Гурко и Скобелева остановились у стен Константинополя, в местечке Сан-Стефано, расположенном в окрестностях турецкой столицы, русские уполномоченные граф Н. П. Игнатьев и А. И. Нелидов и турецкие уполномоченные Сафвет-паша и Саадулла-бей подписали мирный договор. Согласно ему, Сербия, Румыния и Черногория получали полную независимость, а Болгария, Босния и Герцеговина становились автономными территориями. Болгария освобождалась от присутствия турецких войск и получала право избрать собственного князя. Россия возвращала себе земли и города, отошедшие к Турции по Парижскому договору 1856 года. В тот же день Николай Николаевич послал царю телеграмму, в которой, поздравляя брата с заключением мира, писал: «Господь сподобил Вас окончить начатое Вами святое дело: в самый день освобождения крестьян Вы освободили христиан от мусульманского ига».
Однако все великие державы (кроме Франции) были напуганы результатами Сан-Стефанского мира. Чтобы низвести успехи России до минимума, Англия, Австро-Венгрия и Бисмарк, не простивший Александру его позиции по отношению к Германии в 1875 году, развили бешеную инициативу. 1 июня 1878 года они созвали в Берлине Конгресс, на котором присутствовали представители Германии, Англии, Австро-Венгрии и России. Франция, Италия и Турция были приглашены в Берлин без права решающего голоса.
Инициаторы созыва Конгресса расчленили Болгарию, отняли у Румынии часть Бессарабии и свели дело к тому, что глава русской делегации канцлер Горчаков должен был с горечью констатировать: «Мы потеряли сто тысяч солдат и сто миллионов золотых рублей в этой кампании, и все наши жертвы были напрасными». Такой итог переговоров объяснялся тем, что в российской казне на ведение войны не было денег, а ряды армии беспощадно косила эпидемия тифа. Но еще за 12 дней до начала Конгресса канцлер Горчаков вынужден был подписать с англичанами тайное соглашение, предопределявшее содержание заключительного документа, а 23 и 25 мая Англия подписала конвенции с Турцией и Австрией, зафиксировавшие общую политическую линию в переговорах с Россией. Так как все предварительные переговоры велись в глубокой тайне, то результаты Конгресса оказались для русских неожиданными и ошеломительными. И когда в России и Болгарии узнали о произошедшем, то у множества даже далеких от политики людей это вызвало не просто разочарование, но сильнейшую ненависть к правительству и самому императору Александру, которого считали виновником нового национального позора России.
ГИДРА ТЕРРОРА ПОДНИМАЕТ ГОЛОВЫ
«Что получил он в награду?»
Французский дипломат Жорж Морис Палеолог так описывал состояние Александра в конце 1878 года. «Порой им овладевала тяжелая меланхолия, доходившая до глубокого отчаяния. Власть его более не интересовала. Все то, что он пытался осуществить, кончалось неудачей. Никто из других монархов не желал более его счастья своему народу: он уничтожил рабство, отменил телесные наказания, установил суд присяжных, провел во всех областях управления мудрые и либеральные реформы. В отличие от других царей он никогда не стремился к кровавым лаврам славы. Сколько усилий потратил он, чтобы избежать турецкой войны, навязываемой ему его народом! И после ее окончания он предотвратил новое военное столкновение… Что получил он в награду за все это? Со всех концов России поступали к нему донесения губернаторов, сообщавших, что народ, обманутый в своих чаяниях, во всем винил царя. А полицейские донесения сообщали об угрожающем росте революционного брожения.
Смятенной душой он невольно стремился к единственному человеку, пожертвовавшему для него своей честью, светскими удовольствиями и успехами, к человеку, думавшему об его счастье и окружавшему его знаками страстного обожания».