«Неудивительно, — подумал Бонд, — что Биг Мэн использует шаманство как мощное орудие воздействия на сознание людей, которые все еще боятся, как огня, черных кошек — даже в самом большом городе западного мира».

— Хорошо, что мы пришли сюда, — сказал Бонд. — Здесь начинаешь лучше понимать мистера Бига. В стране, вроде Англии, это было бы невозможно. Конечно, мы тоже верим в приметы, особенно кельты, но здесь почти слышишь дробь боевых барабанов.

— Что до меня, то я предпочел бы оказаться дома в постели, — проворчал Лейтер. — Однако же надо прощупать этого парня, перед тем как идти в атаку.

Заведение «Матушка Фразье» являло собой яркий контраст мрачным улицам. Бонд с Лейтером отведали отличных морских моллюсков, а за ними последовали жареные цыплята с беконом и сладкой кукурузой.

— Мы не промахнулись, — сказал Лейтер. — Это национальное блюдо.

В ресторане было тепло и уютно. Официант излучал доброжелательство и показывал различных знаменитостей, но когда Лейтер вскользь спросил о мистере Биге, его не услышали. После этого официант уже не подходил к ним до тех самых пор, пока они не велели принести счет.

Лейтер повторил вопрос.

— Извините, сэр, — коротко ответил официант, — что-то я не припоминаю такого имени.

Они ушли из ресторана в половине одиннадцатого, и к этому времени Седьмая почти опустела. Они поймали такси, поехали в «Савой», выпили виски с содовой и поглазели на танцующих.

— Большинство современных танцев было придумано именно здесь, — сказал Лейтер. — Все начиналось на этой площадке. Любой известный американский оркестр почитает за честь выступить тут. Дюк Эллингтон, Луи Армстронг, Кеб Кэллоувей, Нобл Зисл, Флетчер Хендерсон. Это Мекка джаза.

Они выбрали столик около перил, окаймляющих огромный зал. Бонд был совершенно потрясен. Большинство девушек казались красавицами. Ритм музыки настолько увлек его, что он почти позабыл, зачем сюда, собственно, пришел.

— Берет за живое, верно? — сказал наконец Лейтер. — Я бы здесь всю ночь провел. Но, увы, надо двигаться. Теперь — в «Маленький Парадиз». А потом — в одну из нор самого мистера Бига. Ты расплатись, а я пока схожу в туалет. Попробую выяснить, где его можно отыскать сегодня. Не хотелось бы гоняться за ним до бесконечности.

Бонд заплатил по счету и спустился вниз, в узкий холл, где Лейтер уже ждал его. Они вышли на улицу и двинулись по тротуару, высматривая такси.

— Пришлось выложить двадцатку, — сказал Лейтер, — но не зря: говорят, он должен быть в «Бониярде». Это кабачок на Ленокс-авеню. Совсем рядом со штабом. Самый потрясающий в городе стриптиз. Девчонку зовут Джи-Джи Суматра. А сейчас поехали к «Иесмену», выпьем и послушаем музыку. Оттуда стартуем в половине первого.

Большой пульт, всего в нескольких кварталах отсюда, был почти безмолвен. Двое мужчин посидели у «Белозубого Рэя», у «Матушки Фразье» и в «Савое», В полночь они вошли в «Иесмену». В двенадцать тридцать раздался последний сигнал, и табло погасло.

Мистер Биг позвонил по внутреннему телефону сначала старшему официанту.

— Через пять минут здесь будут двое белых. Усади их за столик Зет.

— Да, сэр, слушаюсь, сэр, — ответил старший официант и поспешно направился через танцплощадку к столику в правом углу: от зала столик почти полностью скрывала широкая колонна. Он стоял рядом со служебным входом, но отсюда была хорошо видна площадка, а также оркестр.

За столиком сидело четверо, двое мужчин и две девушки.

— Извините, ребята, — сказал старший официант, — ошибочка произошла. Столик заказан. Звонили журналисты из центральных газет.

Один из мужчин попытался было запротестовать.

— Давай, давай, приятель, двигай, — грубовато сказал старший. — Эй, Лофти, посади этих ребят за столик Ф. Выпивка за счет заведения, Сэм, — окликнул он другого официанта, — убери столик. Две скатерти.

Четверка покорно удалилась, ублаженная перспективой бесплатной выпивки. Старший официант поставил на столик Зет табличку «Занято», придирчиво осмотрелся и вернулся к себе на место рядом с зашторенным входом.

Тем временем мистер Биг сделал еще два звонка по внутреннему телефону. Первый — ведущему программы.

— После выступления Джи-Джи выключить свет.

— Слушаюсь, сэр, — откликнулся тот с готовностью. Другой разговор был с четырьмя мужчинами, игравшими в карты в подвальном помещении. Это был длинный и весьма подробный разговор.

Без четверти час Бонд и Лейтер расплатились с таксистом и вошли в дверь, над которой фиолетово-зеленым неоном переливалась надпись: «Бониярд».

Раздвинулись тяжелые портьеры, их сразу оглушили звуки оркестра, в ноздри ударил кисло-сладкий запах. Девушки в гардеробе одарили их обещающим взглядом.

— У вас заказано, господа? — спросил старший официант.

— Нет, — ответил Лейтер. — Да неважно, сядем у стойки. Старший официант принялся рассматривать свои записи. Наконец он вроде бы решился и ткнул острием карандаша в самый низ карточки.

— Одна компания так и не появилась. Сколько же можно ждать? Прошу. — Он поднял карточку над головой и провел их через маленькую площадку перед оркестром. Потом отодвинул стул и снял табличку с надписью «Занято».

— Сэм, — окликнул он официанта, — обслужи джентльменов. — И удалился.

Они заказали шотландское виски с содовой и сандвичи. Бонд принюхался.

— Марихуана.

— Большинство настоящих алкашей курят травку, — пояснил Лейтер. — Это редко где разрешается.

Бонд огляделся. Музыка умолкла. Из дальнего утла появились четверо — кларнет, гитара-бас, электрогитара и барабан. С десяток пар все еще в танцевальном ритме возвращались к своим столикам. Розоватый свет, освещавший снизу зеркальную площадку, потух. Вместо него под самым потолком вспыхнули острые лучи, упершись в стеклянные шары величиной с футбольный мяч, расположенные через правильные интервалы вдоль стены. Они были разных оттенков — золотистые, голубые, зеленые, фиолетовые, розовые. Освещенные, они напоминали раскрашенные солнечные диски. Шары отражались в поверхности стен, покрытых черным лаком, и в цвета черного дерева лицах мужчин. Порой казалось, что у сидящего между двумя шарами разноцветные щеки — одна зеленая, а другая розовая. При таком освещении совершенно невозможно было разглядеть лица, разве что они были совсем рядом. У девушек помада приобретала черный оттенок, и в мерцающем свете одна половина лица багровела, а другая казалась принадлежащей утопленнице.

Все это выглядело жутковато, словно на полотне Эль Греко, написанном при лунном свете на кладбище с разрытыми могилами в горящем городе.

Зал невелик, примерно 60 квадратных футов. В нем было расставлено около 50 столиков, и посетители набились, как сельди в бочке. Было жарко, воздух стал плотным от дыма и запаха пота — резкого запаха двух сотен черных тел. Шум стоял страшный — какофония негритянских голосов, веселая болтовня людей, пришедших как следует поразвлечься — возгласы, переклички через весь зал, громкий хохот.

— Вот это да, смотри-ка, кто пришел!

— Где ты пропадала все это время, малышка?

— Истинная правда. Да это же Пинкус. Эй, Пинкус, здорово.

— Иди сюда.

— Ну-ка, ну-ка, да говорю же тебе (звук удара).

— А где Джи-Джи? Эй, Джи-Джи, покажи-ка, что у тебя там.

Время от времени на площадку выскакивали мужчина или девушка и принимались отплясывать соло. Их друзья ладонями отбивали ритм. Шум, крики, свист. Если плясала девица, кричали: «А ну-ка, давай голышом, задай жару! Давай, давай!», — и тогда появлялся ведущий и под громкий смех и крики присутствующих очищал площадку.

У Бонда на лбу выступили капли пота. Лейтер нагнулся к нему и, сложив руки трубой, проговорил: «Три выхода. Передний. Служебный — прямо за нами. И еще один — за оркестром». Бонд кивнул. Сейчас это для него не имело значения. Для Лейтера тут не было ничего нового, но для Бонда это была возможность прикоснуться к сырью, с которым работал Биг Мэн. Он словно разминал в руках глину. Шаг за шагом сегодняшний вечер облекал в плоть те досье, которые он изучал в Лондоне и Нью-Йорке. Даже если не удастся рассмотреть мистера Бига вблизи, все равно, думал Бонд, время даром не потрачено — ситуация ему почти ясна. Он сделал большой глоток виски. Раздался взрыв аплодисментов. Ведущий вышел на площадку. Это был высокий негр в безукоризненном фраке с красной гвоздикой. Посередине площадки он остановился, подняв руки. Свет падал только на него, остальная часть зала погрузилась во тьму.