— Боже упаси, — живо откликнулся Бонд. — Надеюсь, нам не доведется упражняться в стрельбе с Грабителем и его друзьями. А то, пожалуй, несколько сотен «стариканов» помрут до времени от сердечного приступа. А что, молодых там совсем нет?

— Почему же? — засмеялась Солитер, — полно. Например, все местные жители, которые обирают стариканов. Владельцы мотелей и турбаз. Можно заработать кучу денег, организуя турниры по бинго. Я буду твоим «зазывалой» — девушкой, созывающей зрителей. Дорогой мистер Бонд, — она потянулась и накрыла ладонью его руку, — вы согласны жить со мной в мире, долгой, беспорочной жизнью, до самой старости в Сент-Питерсбурге?

Бонд откинулся на спинку стула и изучающе посмотрел на нее.

— Для начала я хотел бы пожить с тобой порочной жизнью, — ухмыльнулся он. — Это у меня лучше получается. Но мне нравится то, что там ложатся спать в девять.

Солитер улыбнулась в ответ и отняла руку. Принесли завтрак.

— Да, — сказала она, — ты будешь ложиться в девять, а я тайком прокрадываться через черный ход на свидание с «Кидзами» и «Кабзами».

Завтрак оказался ничуть не лучше, чем Бонд предполагал.

Расплатившись, они вернулись в вокзальный зал ожидания.

Взошло солнце, и тонкие, пыльные струи света проникли в пустынное сводчатое помещение. Они устроились в углу, и в ожидании «Серебряного метеора» Бонд донимал девушку вопросами о Биг Мэне и его делах.

Время от времени он делал заметки, записывал дату или имя, но в общем она мало что могла добавить к тому, что он и так знал. У нее была собственная квартира в том же квартале Гарлема, где жил мистер Биг, и в течение последнего года девушка там содержалась фактически как в плену. С ней в качестве «компаньонок» жили две негритянки, и без сопровождающего ей на улицы выходить не разрешалось.

Иногда мистер Биг приглашал ее в ту самую комнату, где они повстречались с Бондом. Там ей следовало решать, говорят правду или лгут люди, которых, как правило, привязывали к стулу. Она разнообразила ответы, в зависимости от того, хороший это был, на ее взгляд, человек или дурной. Она знала, что ее слово часто может означать смертный приговор, но ей было наплевать на тех, кто казался ей дурным. Почти всегда это были черные.

Бонд записал даты и детали этих встреч.

Все, что она рассказала ему, внесло некоторые новые штрихи в портрет весьма могущественного и решительного человека, жестокого и безжалостного, человека, стоящего во главе разветвленной организации.

О золотых монетах она могла сказать только то, что пару раз ей велели спрашивать, сколько монет и за какую цену было сбыто. Чаще всего в этих случаях, по ее словам, люди лгали.

Сам Бонд предпочитал помалкивать. Его растущая симпатия к Солитер и плотское влечение к ней — это отдельное помещение, и в нем нет внутренней двери, соединяющей его с профессиональной жизнью Бонда.

«Серебряный метеор» прибыл вовремя, и они продолжили путь, с облегчением оставив позади захламленный вокзал.

Поезд мчался через Флориду, через леса и болота, над которыми носились тучи разнообразных насекомых, через цитрусовые сады, растянувшиеся на мили и мили.

В центральной части штата мотыльки придавали окрестностям какой-то мертвый вид. Даже городки, с деревянными, высохшими на солнце домишками, попадавшиеся им на пути, напоминали голые скелеты. И только цитрусовые аллеи, где деревья клонились под тяжестью плодов, выглядели зелеными и живыми. Все остальное словно высохло на солнце.

Глядя на Мрачные, тихие, поникшие деревья, Бонд подумал, что живыми здесь могут быть только летучие мыши и скорпионы, рогатые жабы да черные пауки.

Потом они пообедали, и вскоре поезд неожиданно вырвался на простор — показалось побережье Мексиканского залива, замелькали мангровые деревья, пальмы, бесчисленные мотели, палаточные городки, и Бонд вдохнул аромат другой Флориды, Флориды рекламных плакатов, земли «Цветущих апельсинов».

Они сошли в Клируотере, на последней остановке перед Сент-Питерсбургом. Бонд остановил такси и велел ехать на остров Сокровищ. Это в получасе езды. Было два часа дня, солнце палило нещадно, на небе не было ни облачка. Солитер потребовала, чтобы он разрешил ей снять шляпу и вуаль: «Она прилипает к лицу. И к тому же меня здесь почти никто не знает».

Здоровенный негр с лицом, покрытым оспинами, остановился у светофора как раз в тот момент, когда миновали перекресток, от которого отходила дорога на остров Сокровищ.

При виде Солитер челюсть у него отвалилась. Он подал свое такси к тротуару и нырнул в аптеку. Там он набрал номер в Сент-Питерсбурге.

— Это Покси, — быстро заговорил он прямо в трубку. — Грабитель, ты? Слушай, вроде Биг Мэн приехал. Что мелешь, как это ты мог только что звонить ему в Нью-Йорк? А я вот действительно только что видел в такси его девчонку. Она ехала к Острову. Конечно, в уме. Как Бог свят. Да разве ее с кем спутаешь? С ней какой-то мужик в синем костюме. На лице у него вроде шрам. Как это, следовать за ними? Должен же я был тебе позвонить, чтобы убедиться, что Биг Мэн действительно здесь. Ладно, ладно. Я перехвачу такси на обратном пути. Ладно, ладно. Не волнуйся. Я ведь ничего такого не сделал.

Через пять минут человек, которого звали Грабитель, уже разговаривал с Нью-Йорком. Насчет Бонда его предупредили, но при чем здесь Солитер, он понять не мог. Разговор с Биг Мэном в этом смысле ничего не прояснил, но указания он получил совершенно четкие.

Он повесил трубку и забарабанил пальцами по столу. Десять тысяч за работу. Понадобятся двое. Стало быть, ему останется восемь тысяч. Он облизнул губы и позвонил в один из баров Тампы.

Бонд расплатился с таксистом у Эвергледз — опрятного городка, состоявшего из десятка выкрашенных в желтое и белое деревянных коттеджей. Они как бы огибали с трех сторон травянистую лужайку, а от фронтона вниз, к песчаному пляжу сбегала дорожка длиною в пятьдесят ярдов. Отсюда был виден весь Мексиканский залив. Поверхность его была зеркально чиста, и только на горизонте трепетало марево, стиравшее границу между водой и безоблачным небом.

После Лондона, Нью-Йорка и Джексонвилла перемена была разительная.

Бонд толкнул дверь с надписью «Регистратура». Солитер скромно держалась рядом. Он нажал звонок, под которым значилось — «Директор миссис Стьювесант». Появилась дама, больше напоминавшая высохшую креветку, нежели женщину, и бледно улыбнулась:

— Да? Мистер Лейтер? Да, да, он здесь. Вы ведь мистер Брайс, не так ли? Он в первом коттедже, прямо у пляжа. Мистер ждал вас с самого обеда. А?.. — она нацелила очки на Солитер.

— Миссис Брайс, — сказал Бонд.

— Да-да, конечно, — в голосе миссис Стьювесант слышалось явное недоверие. — Вот карточка, прошу заполнить, а потом вы и миссис Брайс, конечно, захотите освежиться после дороги. Полный адрес, пожалуйста. Спасибо.

Она прошла с ними по бетонной дорожке, ведущей к дальнему коттеджу слева. Постучала в дверь. На пороге появился Лейтер. Бонд ожидал шумных приветствий, но Лейтер посмотрел на него с некоторым сомнением. У него даже отвисла челюсть. Соломенного цвета волосы, все еще черноватые у корней, напоминали копну сена.

— Вы ведь не знакомы с моей дамой? — спросил Бонд.

— Гм, да, то есть нет, конечно. Добрый день.

Все происходящее казалось ему каким-то бредом. Позабыв про Солитер, он почти втащил Бонда в комнату. В последний момент он все же вспомнил про девушку и другой рукой тоже втянул ее внутрь, с грохотом захлопнув дверь, так что напутствие миссис Стьювесант: «Желаю вам приятного…» оборвалось до «отдыха».

Очутившись внутри, Лейтер все еще ничего не мог понять. Он только переводил взгляд с Бонда на Солитер и обратно.

Бонд бросил чемодан на пол маленькой прихожей. Там было две двери. Он открыл правую и пропустил Солитер. Это была небольшая, хотя и во всю ширину коттеджа, гостиная, выходившая прямо на море. Она была обставлена симпатичными пляжными креслами из бамбука, с ножками из дутой резины, покрытой вощеным ситцем. На полу циновка из пальмовых листьев. Стены были цвета утиного яйца, а посередине каждой, в бамбуковой рамке, висела цветная открытка с изображением тропических растений. Еще — большой бамбуковый стол в форме барабана, покрытый стеклом. На нем — ваза с цветами и белый телефонный аппарат. Большие окна, а справа — дверь, ведущая на пляж. Жалюзи из пластика были наполовину подняты, чтобы не отсвечивал ослепительно белый песок.