Этого было более чем достаточно, а учитывая ее генеральную линию поведения, мне приходилось быть настороже. Я промурлыкал:

— Мммм…

— Сорок?

— Нет. Тридцать три.

— Однако волосы у вас на висках седеют, и еще такие смешные редкие зубы. Торчат в разные стороны!

Мне хотелось умереть.

— Какова ваша первая реакция на Стентона?

— Я подумал: до чего приятный пожилой джентльмен, — ответил я.

— Вы лжете, не так ли?

— Да!

— О чем вы думали тогда?

— Я думал: какой приятный пожилой джентльмен завернут в газеты!.

Прис глубокомысленно заявила:

— Вероятно, вы помешаны на пожилых мужчинах. Вот почему вашему мнению грош цена!

— Послушай-ка, Прис, кое-кто соберется когда-нибудь с силами и вмажет тебе хорошенько по соплям! Поняла?

— Все, что вы можете — это кое-как держать в узде свою агрессию, не так ли? Не потому ли, что вы считаете себя неудачником? Возможно, вы слишком строги к себе. Расскажите мне лучше о своих детских фантазиях. О чем мечтали, чего хотели добиться. И я скажу вам…

— Никогда. Даже за миллион долларов!

— Они постыдны, да? — Прис продолжала настойчиво изучать меня. Я тихо закипал. — Занимались ли вы всякими гадкими сексуальными штучками, как это описывают книги по психиатрии?

Я почувствовал, что готов бежать без оглядки на край света.

— Очевидно, я коснулась болезненной темы, — со спокойствием палача продолжала Прис. — Ну что вы, не стесняйтесь! Вы ведь больше так не делаете, правда? Хотя мне кажется, что вы все еще можете… Вы ведь не женаты, нормальные сексуальные отдушины для вас недоступны… — Она решила обдумать это, потом сказала: — Хотела бы я знать, чем в сексуальном плане занимается Сэм?

— Сэм Фогель? Наш водитель? Он сейчас в Рино, штат Невада…

— Нет. Сэм Берроуз.

— Ты одержима, — вздохнул я. — Твои мысли, речи, возня с мозаикой, суета вокруг Стентона…

— Симулакр прекрасен.

— Что скажет о НЕМ твой психоаналитик?

— Хорстовски? Он давно уже знает. И мнение свое высказал.

— Интересно, что именно, — хмыкнул я. — Неужели он не отметил, что это попахивает самой настоящей манией?

— Нет, он согласился, что я должна заниматься каким-нибудь творчеством. Когда я рассказала ему о Стентоне, он поздравил меня и выразил надежду, что ЭТО сработает.

— Ты, наверное, наговорила ему там с три короба?

— Нет, только правду.

— О том, чтобы ПРОКРУТИТЬ ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ С ПОМОЩЬЮ РОБОТОВ?!

— Да. Он похвалил оригинальность идеи.

— Господи Иисусе! — воскликнул я. — Они все помешанные!

— Все, — подтвердила Прис, неожиданно протянув руку и взъерошив мне волосы, — кроме тебя, дружочек. Верно?

У меня на некоторое время отнялся язык.

— Ты все так серьезно воспринимаешь, — нараспев произнесла Прис. — Расслабься и радуйся жизни. Ты относишься к так называемому «анальному типу». Главное для тебя — чувство долга. На этот раз ты должен позволить этим старым сфинктерам работать… посмотришь, как это ощущается. Тебе хочется быть плохим. Тайное желание всех людей анального типа. Они чувствуют, что должны выполнить свой долг. Именно поэтому они столь педантичны и постоянно подвержены сомнениям. Если у тебя возникли сомнения насчет…

— Нет у меня никаких сомнений, одно лишь ощущение абсолютного ужаса.

Прис рассмеялась.

— Да, смешно, — пробормотал я. — всепоглощающий ужас.

— И вовсе ты не ужас ощущаешь, — возразила Прис, — а всего лишь, самую малость естественной телесной похоти — чуть-чуть ко мне, чуть-чуть — к добыче, чуть-чуть — к могуществу и славе. — И она показала эту «малость» своими пальчиками, большим и указательным. — Примерно вот столечко — вот они какие, твои грандиозные, всепоглощающие эмоции. — И весьма довольная собой, Прис лениво взглянула на меня.

Машина неслась дальше.

В Буаз мы забрали симулакра, снова завернули его в газеты и погрузили в машину. Потом вернулись в Онтарио. Прис оставила меня в офисе. На обратном пути мы говорили очень мало: она замкнулась в себе, а я смотрел на нее с затаенной опаской и негодованием. Ее, похоже, забавляло мое смятение. Наученный горьким опытом, я был достаточно хитер, чтоб держать рот на замке.

Войдя в офис, я обнаружил там низенькую, пухлую темноволосую женщину в теплом жакете, ожидавшую меня.

— Мистер Роузен?

— Совершенно верно, — ответил я, больше всего на свете желая знать — не судебный ли она исполнитель…

— Меня зовут Колин Нилд, я работаю в конторе мистера Берроуза. Мистер Берроуз попросил меня заглянуть сюда и побеседовать с вами, если у вас найдется свободная минутка. — Голос у нее был низкий, говорила она нерешительно и вообще выглядела этакой бедной родственницей.

— Что угодно мистеру Берроузу? — осторожно осведомился я, указав ей на стул и усаживаясь напротив.

— Мистер Берроуз поручил мне сделать копию письма, подготовленного им для мисс Фрауенциммер и вручить ее вам. — Она протянула мне тоненькие, словно луковая чешуя, странички. Предо мной предстала не очень отчетливая копия чрезвычайно грамотно напечатанного письма. — Вы — семья Роузенов из Буаз, не так ли? Те самые, которые предлагают наладить производство симулакров?

Пробегая письмо взглядом, я заметил слово «Стентон», оно подозрительно часто повторялось. Берроуз отвечал на письмо Прис только потому, что ему надо было вообще хоть как-то среагировать. Однако я никак не мог ухватить главную мысль — если там и присутствовали какие-то выводы, то в сильно разбавленном состоянии.

В конце концов мне удалось уловить направление.

Берроуз изначально неправильно понял Прис: он считал, что идея «прокрутить» Гражданскую войну с использованием симулакров, выпущенных нашей фабрикой в Буаз, всего лишь некое общественное мероприятие, благотворительный порыв идиотов по части усовершенствования системы школьного образования, а также попутного освоения пустующих земель. В общем, наша идея не показалась ему деловым предложением.

«Вот достойный ответ киношного кумира, — со злорадством думал я. — Выходит, как в воду глядел. Достойный отклик, ничего не скажешь: «Сэм Берроуз благодарит Прис за интересную идею и за то, что она нашла время и желание обратиться в организацию…» И далее сказано, что с подобными просьбами Берроузу надоедают ежедневно, а он уже по уши занят благотворительностью. Например, очень много времени он потратил на борьбу против сноса жилых застроек времен войны где-то в Орегоне… здесь письмо стало настолько смутным, что я совершенно потерял нить.

— Могу ли я оставить его себе? — спросил я у мисс Нилд.

— Конечно, пожалуйста. И, если у вас возникнет желание сделать комментарий — уверена, мистеру Берроузу будет интересно любое ваше мнение.

Я спросил:

— Давно вы работаете у Берроуза?

— Восемь лет, мистер Роузен, — произнесла она голосом, полным счастья.

— Он и в самом деле миллионер, как пишут в газетах?

— Я полагаю, что да, мистер Роузен. — Ее карие глаза, увеличенные линзами очков, сияли.

— Он хорошо обращается со своими сотрудниками? Ничего не ответив, она просто улыбнулась.

— А что это за проект жилой застройки, ну, знаете, его все называют «Хохма для простаков», о котором Берроуз говорит в письме?

— На самом деле это называется «Холмы доброй надежды»: один из гигантских проектов многоэтажной застройки на северо-западном побережье Тихого океана. Кстати, мистер Берроуз всегда называет его так, как только что назвали вы. Хотя первоначально это была оскорбительная кличка, придуманная людьми, жаждущими снести этот жилой район. И вот в итоге мистер Берроуз позаимствовал это смешное название. Для того чтобы защитить живущих там людей, чтоб они не чувствовали себя так, словно всем плевать на них. И они это ценят очень высоко. Прислали петицию, в которой благодарят его за блокирование процедуры сноса. Под ней подписались почти две тысячи человек.

— Значит, люди не хотят, чтоб их дома сносили?

— О да! Они истово преданы родному району. Группа благотворителей давно крутится там, лишь бы найти предлог и сунуть нос не в свое дело. В основном — глупые бездельники и истеричные домохозяйки. Да парочка проходимцев, которым не терпится нагреть на этом руки. Они бы с удовольствием использовали территорию под загородный клуб или еще что-нибудь в таком же духе. Их группа называется «Лучший дом Северо-Запада». Возглавляет его миссис Деворак.