Мать подошла к нему, села рядом, улыбнулась, погладила по щеке и поцеловала. Она была так же реальна, как в ту ночь, когда он понял, что сошел с ума.

«О черт! Я стал собственным папой!» — снова завертелось аляповатой ярмарочной каруселью в голове. Исаак сел и увидел в зеркале напротив своего отца — Авраама. У него была борода, окрепшее от физической работы тело, а юношеские черты уступили место мужским. Исаак вскочил, собрав все силы, бросился к зеркалу, схватил ножницы и принялся выстригать, вырывать клоками ненавистную растительность, лихорадочно намыливаться, сбривать, выскабливать все до последнего волоска. И когда из зеркала на него взглянуло его собственное отражение, он повернулся и почти упал на мать, сжав ее со всей силой, какую только в себе нашел. Она слегка вскрикнула и попыталась освободиться, но Исаак только сильнее сдавил ее…

— Мама, мама, — повторяли еле слышно дрожащие губы в перерывах между порывистыми поцелуями, которыми он покрывал все участки тела, до которых мог дотянуться.

Наконец он понял, что женщина абсолютно реальна.

— Кто ты? — он крепко держал ее голову руками, заглядывая в глаза с нежностью, тревогой, желанием, страхом. Это время снова вертит им, превращая его в Авраама, только встретившего Сарру.

— Я Ревекка, меня привез к тебе Елиезар…

«Этого не может быть!» — Исаак держал ее голову, изучая черты лица — перед ним была его мать, которой еще только предстоит его родить! Это все время, это время. Он потерялся в нем… Его душа запуталась в толще времени… «О черт! Я стал собственным папой!..» Ее ответ не имел уже никакого значения. Он так и не избавился от этого чувства.

Их свадьба прошла в гробовом молчании, под дрожащий голос служащей, объявившей их мужем и… она запнулась и еле-еле выжала из себя: «…Женой».

«Я женюсь на собственной матери!» — по спине Исаака пробегал холодок, он беспрестанно оборачивался на Ревекку, чей строгий профиль ни разу не вздрогнул за всю церемонию. Их встречала вся деревня, люди выходили из домов и закрывали рты руками, исполненные суеверного ужаса, — по центральной улице торжественно шествовало привидение Сарры в кричащем пышностью свадебном платье и фате с сыном-мужем Авраамом-Исааком под руку.

Машина привезла их к старому дому, который, будучи, наконец, освобожден от своих деревянных колодок, сверкал на вершине холма всеми окнами, как маяками, стремительно ворвавшись в убежавшее от него вперед пространство. Дом снова встал на пути времени, заставив его течь через себя.

Исаак ввел Ревекку через парадный вход, ему казалось, что она все должна здесь знать. И она пошла, поднялась по лестнице, улыбаясь, дразня его в облаке своего платья, скрытая дымкой фаты, останавливаясь, оборачиваясь. Он взлетел наверх, подхватил на руки, словно облако, и внес в ее спальню, которая наконец-то стала общей. Одним движением сорвал всю эту белую кружевную, атласную и шифоновую пену, и вошел к ней, и любил ее, и утешился Исаак в печали по матери своей.

Он так никогда и не узнает, что Елиезар, остановившись в дешевой придорожной гостинице, был поражен сходством одной из местных проституток с Саррой. Так нашлась Ревекка. Далее выяснилось, что ее отец Вафуил, приходившийся Аврааму, отцу Исаака, двоюродным внуком, умер. Его же брат Лаван, что был назначен опекуном племянницы, отправил ее сразу по достижении совершеннолетия на панель. Елиезару не пришлось долго уговаривать девушку поехать с ним. После несложной пластической операции ее лицо стало точной копией лица Сарры. Когда швы зажили и бинты сняли, даже Елиезар — тот, что сам все устроил, почувствовал, что у него от ужаса зашевелились волосы на затылке, когда из кресла-каталки встала мать Исаака, молодая, демонически прекрасная, воскресшая.

Позже она призналась Елиезару, что когда увидела впервые Исаака, сидящего возле стены, лениво раскинув свои мускулистые руки и ноги, с затуманенными глазами, заросшего, загорелого, блестящего от пота, слегка прикрытого одной белой простыней, то ей показалось, что это ее отец, молодой, прекрасный, такой, каким был до ее рождения.

— Я узнала его! Наваждение так реально! Словно я сошла с ума. Я никогда не видела свою мать и вдруг как будто сама стала ею!

Бог забавляется, вращая стрелки своих часов.

Девушка в черном кожаном комбинезоне идет, ускоряя шаги, оборачиваясь и призывно улыбаясь. Он прибавляет шаг, почти бежит. Надо догнать ее! Музыка все быстрее, диссонирующие звуки трубы все резче. Она сворачивает за угол, он за ней. Улица пуста, девушка исчезла. Где же она?! Прекрасный женский голос льется как будто с неба, светит луна. Развевающееся белое платье… Доброе утро! Сейчас 7.45, и вы на нашей волне!

Чертовы радиодиджеи! Звуки их голосов каждое утро нарушают утренний покой. Если бы только было возможно записать сны! Homo delirus[1] стал бы величайшим клипмейкером всех времен и народов! Сравнивая ролики, снятые на эти же песни со своими сновидениями, Homo delirus испытывал жгучее чувство досады, что никто не знает о его таланте.

Бормоча себе под нос эту считалочку, Homo delirus осторожно высунул палец из-под одеяла, проверяя температуру в комнате — холодновато, но ничего не поделаешь. Сел с закрытыми глазами, придерживая одеяло, нащупал тапочки. Нужно встряхнуться и встать. Нет, еще пять минут! Вынул ноги из ледяных шлепанцев, снова удобно разлегся под одеялом и, почесав себе живот, расплылся в блаженной улыбке.

Все, теперь точно пора. Сон слетел. Сколько сейчас времени? Боже! Опоздал на три часа — пока доедет, будет пять! Нет смысла вставать. А что сказать? Да ничего! Вызвать врача — и на больничный! Лежа, Homo delirus снял трубку телефона. «Поликлиника», — обиженно произнесла трубка. «Адрес такой-то, высокая температура… Homo delirus… Да… Жду». Врач будет через четыре часа. Можно вдоволь поваляться, хотя не мешало бы чуть-чуть убрать, хотя бы окурки вытряхнуть. Времени много.

Пришла докторша. Ничего себе. Настроение игривое: может, пригласить ее куда-нибудь вечером? Или нет… Еще обидится, больничный не даст… А, была не была!

Вечером пошли в кафе, потом домой к Homo delirus. «Болел» он целых три недели. Когда вышел на работу, оказалось, что за время «ОРЗ» повышение вместо Homo delirus получил сотрудник, которого все терпеть не могли. Вот черт!

Homo delirus стал озлобленным, отношения с женщиной разладились, потому что она, как ему казалось, косвенно виновата в произошедших карьерных неприятностях. Homo delirus стал замкнутым, агрессивным, и докторша его бросила.

Как-то проходя мимо ларька, он остановился, подумал и купил бутылку водки.

Через месяц Нomo delirus невозможно было узнать. Синее, заросшее, грязное существо, от которого страшно разило перегаром! С работы уволили, долгов накопилось неимоверное количество. Пришлось продать квартиру и перебраться в квартиру поменьше. В конце концов Homo delirus спился и умер от отравления метиловым спиртом.

Девушка в черном кожаном комбинезоне идет, ускоряя шаги, оборачиваясь и призывно улыбаясь. Он прибавляет шаг, почти бежит. Надо догнать ее! Музыка все быстрее, диссонирующие звуки трубы все резче. Она сворачивает за угол, он за ней. Улица пуста, девушка исчезла. Где же она?! Прекрасный женский голос льется как будто с неба, светит луна. Развевающееся белое платье… Доброе утро! Сейчас 7.45, и вы на нашей волне!

Радио включилось вовремя. Слава Богу, не так, как в прошлый раз. Из-за ночного скачка напряжения оно вырубилось совсем. Он проспал, а был ответственный день. Упустил важный заказ.