Жаль, что она на десять лет старше его. По правде говоря, здесь уже почти и не осталось женщин его возраста. Большинство из тех, с кем он рос и ходил в школу, перебрались в Города или вообще уехали из штата, если только не вышли здесь замуж. Да, верные аргументы выдвигали Хантеры сегодня у него в офисе.

Он повернул руль влево, въехал на заасфальтированную площадку перед главным входом в больницу, припарковался и вышел из машины.

В этот момент в дверях показался доктор Фарбиш.

— Как там наша больная, доктор? — крикнул ему Дерек.

Мэтью Фарбиш покачал головой и потер рукой затылок.

— Она уже не наша больная, шериф.

— Что? Как это?

Доктор пожал плечами.

— Она выписалась. Сказала, что чувствует себя прекрасно, и у меня не было причин ее задерживать.

Дерек поразился тому, насколько сильно разочаровала его эта новость.

— Вам известно, куда она направилась?

— Нет. Она указала Нью-Йорк как свой адрес, но у меня такое впечатление, что возвращаться домой она не собиралась.

— Ну что ж, думаю, она имела право ехать дальше, если у нее не было серьезной травмы.

Дерек сел за руль и задом выехал с площадки. В чем причина его разочарования? В поблекшей надежде, что ему подвернулось дело, которым он займется как профессионал? Если так, то ему, возможно, стоит еще раз обдумать предложения, полученные от службы шерифа округа Ремзи и от полицейского управления Миннеаполиса. Если он жаждет действий, что удерживает его в родном городе, где он играет роль скорее стража порядка, чем борца с Преступностью?

С другой стороны, если его заинтересовала сама Стейси Миллман, то ему, вероятно, пора провести несколько выходных в Городах и поразвлечься.

Он пожал плечами и включил сигнал поворота, чтобы выехать на Мейн-стрит. Что теперь об этом думать? Девушка уехала, и жизнь будет не спеша катиться дальше по наезженной колее до середины июня, когда начнут приезжать туристы, которые вносят какое-то оживление в эту жизнь, теряя багажные квитанции, ломая машины и изредка переворачиваясь в лодках на реке.

Он почти уже проехал мимо гостиницы, как вдруг заметил машину Стейси Миллман на подъездной дорожке.

— Вы приехали в самое хорошее время, лучше не бывает, — сказала Пэм Рокка. — Наплыв туристов еще не начался, у меня много свободных комнат, и Вы можете рассчитывать на приличную скидку.

— Это было бы чудесно, — улыбнулась Стейси и опять потерла затылок, глядя на длинную витую лестницу, которая вела на второй этаж. Перспектива подъема по лестнице ее не вдохновляла.

— А нет ли у вас комнаты на первом этаже? — спросила Стейси.

— Есть, только здесь они меньше, потому что это были комнаты горничных. Но они тоже со всеми удобствами, как и большие комнаты наверху. Расположены они в задней части дома, так что хождение по этому этажу вас беспокоить не будет.

Пэм повернула регистрационную книгу так, чтобы Стейси могла вписать свои данные. Когда Стейси, указав свою фамилию и адрес, вернула книгу в прежнее положение, по лицу хозяйки гостиницы пробежала какая-то странная тень.

— У вас где-то здесь родственники? — спросила Пэм.

— Нет. По крайней мере… Но почему вы спросили? Моя фамилия показалась вам знакомой? — От всплеска надежды у Стейси перехватило дыхание.

Пэм нахмурилась.

— Нет, что вы. Совсем нет. — Она захлопнула книгу, постаравшись не встретиться со Стейси глазами. — Просто вы очутились так далеко от дома.

— Я художница, — сказала ей Стейси, — и решила сочетать работу с поездкой куда-нибудь, где я еще не бывала. Здесь я уже видела столько живописных мест!

Пэм снова казалась спокойной. Она посмотрела Стейси в глаза.

— Да, и день за днем наш край будет хорошеть. Сколько вы рассчитываете здесь пробыть?

— Ну, несколько недель, наверное. Нужно уже сейчас назвать точный срок?

— Нет. Просто поставьте меня в известность до первого июня. Мои первые гости, заранее заказавшие номера, приезжают десятого.

Комната Стейси оказалась точно такой, как она и ожидала, судя по тем чудесным архитектурным деталям, которые она успела заметить. Надпись на вывеске над входом гласила, что здание было построено в 1880 году, и дом действительно обладал характерными чертами викторианских прибрежных гостиниц конца девятнадцатого и начала двадцатого века, включая «вдовью дорожку» на крыше дома.

Окна выходили на обширную лужайку с разбитыми на ней клумбами, которые должны были скоро запестреть цветами. Но уже сейчас Стейси чувствовала себя в комнате будто в саду — из-за цветочного рисунка на оконных занавесках и обивке стульев, из-за покрывала на кровати — с орнаментом из листьев. В небольшой ванной стоял старомодный тумбовый умывальник, который мог бы показаться неуместным рядом с современной узкой душевой кабиной, если бы не ситцевая занавеска с цветочным узором, висевшая поверх пластиковой.

Стейси подивилась роскоши этой комнаты, особенно учитывая умеренную плату, которую назначила за нее Пэм Рокка. По пути на север ночлег в мотелях стоил Стейси дороже, причем одно из заведений вообще оказалось на грани приличия.

Стейси вытянулась на кровати. Мысли о Пэм заставили ее вспомнить и странную реакцию этой женщины, когда Стейси записывалась в регистрационную книгу. Может, ей только показалось, что Пэм насторожилась, прочитав в книге ее фамилию? Если родители Стейси жили когда-то в Хантерз-Бэй или где-то поблизости, то была ли Пэм достаточно взрослой, чтобы знать их? Сейчас ей, должно быть, сорок с небольшим. Стейси родилась в 1966 году. Она быстро подсчитала в уме. В 1966-м Пэм было, наверное, около тринадцати лет. Да, не компания Миллманам, но она вполне могла знать, кто они такие, особенно в таком маленьком городке, как Хантерз-Бэй.

Тут ее мысли вновь обратились к тому, что произошло в больнице. Обе эти пожилые пары, как объяснила ей сиделка после их краткого визита, были Хантерами — из семьи основателей города. Когда Стейси поинтересовалась, зачем они явились, сиделка пожала плечами и сказала:

— Не иначе, любопытство одолело. Хантеры любят знать все, что делается в их маленьком королевстве. К тому же у нас почти не бывает чужих, кроме как в летний туристический сезон.

Чужие. И она тоже чужая? В тот первый момент, когда она пришла в себя в больнице, у нее возникло чрезвычайно странное ощущение уже виденного — deja vu, ощущение, что она когда-то раньше уже смотрела в эти склоненные к ней лица пожилых людей, хотя конкретно никого из них не узнала.

У Стейси по телу поползли мурашки, и она пошла закрыть окно, выходившее на цветник позади дома. Она уже возвращалась к кровати, когда внезапный стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

Стейси открыла дверь и увидела, что на пороге стоит, держа шляпу в руке, симпатичный молодой шериф. Она очень удивилась тому, что безумно рада его видеть. Но тут она заметила какое-то застывшее, почти суровое выражение у него на лице.

— Вы как-то уж очень неожиданно сбежали из больницы!

Не поздоровался, ни о чем не спросил. С места в карьер — обвинять. Неужто она нарушила какой-то закон, о котором не знала? Нет, вряд ли. Она решила испробовать легкий тон.

— Ну, я бы так не сказала, шериф. Лечащий врач выписал меня по всей форме, сведения о страховке я в канцелярию сообщила. — Она широко улыбнулась. — Уходя, я даже попрощалась с медперсоналом.

Как Стейси и надеялась, лицо шерифа смягчилось. Он ответил на ее улыбку, потом кашлянул.

— Прекрасно. Но я все же хотел бы задать вам еще несколько вопросов.

— Еще несколько вопросов? — Она оглянулась через плечо на смятое покрывало, на открытый чемодан с грозящей вывалиться из него одеждой. Or этого беспорядка комната казалась еще меньше. — Здесь?

Он посмотрел, на ее ноги в носках.

— Наденьте какие-нибудь туфли, и мы пойдем ко мне в офис.

— Зачем?

— Затем, что на улице грязно.

— Я хочу сказать — зачем я должна идти к вам в офис?

— Вы намеренно прикидываетесь бестолковой, мисс Миллман?