Ворча, мисс Стикерт вновь уселась на стул, вздохнула. Поджав под себя ноги, она почувствовала, как сетчатое сиденье оставляет на них свои отпечатки, и вытащила ноги. Гвен поставила на стол локти и открыла учебник. Ничего не помогало. Она продолжала глядеть на ту женщину в окне, на ту, которая не пошла на риск, на какой пошла ее сестра. На ту, которая прожила жизнь, уверяя себя, что можно найти приемлимо честолюбивого, здравомыслящего, совершенно подходящего супруга.

Гвен полагала, что могла бы винить своих родителей. Сегодня все это делают. После их развода ее матери хотелось, чтобы девочки выросли хорошими. Из-за легкомыслия Шарлотты организованный здравый смысл Гвен стал для нее жизненно важным.

Отражение мисс Стикерт вздрогнуло при звуках громких голосов внутри дома, так отчетливо вызывавших воспоминания детства. Кто бы мог винить Гвен за то, что став взрослой она решила: эмоция — слишком шаткое основание для замужества?

— На что это ты уставилась так угрюмо? — поинтересовалась Шарлотта, выйдя на веранду.

Вздрогнув, Гвен схватила вилку, чтобы выглядеть занятой делом и ткнула цыпленка так сильно, что он чуть не свалился в горящие угли.

Последовала минута страдальческого молчания, когда Шарлотта жалобно воздела глаза к небесам, стала мерять веранду шагами и скрипеть зубами.

— Хочешь поговорить об этом? — предложила Гвен.

— Думаешь, что я несчастна, — прорыдала сестра, почти обвиняя.

— Ты не можешь быть счастливой.

— Я хочу сказать: ты не одобряешь, что я так несчастна.

— Неужели я должна радоваться?

— Ты смотришь на нас так хмуро, словно хочешь сказать, что взрослым не годится делать из себя дураков.

Если бы под рукой не было вилки и цыпленка, Шарлотта увидела бы, как виноватое выражение разлилось по лицу Гвен.

— Вот уж не знала, что я такая прозаичная.

— Ты всегда принадлежала к типу людей, которые склонны осуждать. Не то, чтобы я делаю осуждающее заявление. Ты просто принимала решение по поводу людей, относила их к той или иной категории.

Это верно. Может быть, поэтому Гвен так сокрушалась, когда люди, которых, как ей казалось, она знала, становились другими. Как, например, Дейв. Он отказывался быть тем беззаботным повесой, каким ей хотелось его видеть, таким, которого можно не принимать всерьез. «Мы не можем притвориться, что этого не было. Больше никогда».

Пригладив непокорную гриву черных волос, Шарлотта безжалостно стянула их резиновой лентой, покрытой парчовой тканью. Пользуясь стеклянной раздвижной дверью, как зеркалом, она хмуро поправила «прическу».

— Я знаю, что он и его братец что-то замышляют.

— Шар, ей-богу, если бы ты была достаточно взрослой, чтобы слушаться маму и папу, тебе жилось бы легче.

— Значит, я действую не правильно, так что ли?

— Существуют конструктивные способы выражения разногласий.

— И я должна их придумывать, вроде тебя.

Не было секретом, что страстная натура Шарлотты всегда оставалась загадкой для Гвен. Но Шарлотта нуждалась в логичной Гвен, благоразумной Гвен. Она вообразила, что сделал бы карикатурист Дейв из ее характера.

— Прости, но твой подход ко многим вещам отличается от моего. И когда вы двое вступаете в сражение, то ты произносишь слова, которые нельзя взять назад.

— Но мы всегда сражались. Лишь недавно мы отскакивали друг от друга, как шарики китайского бильярда, пока вы с Дейвом не закричали: «Бросьте!»

— Тебе это нравится?

— Я привыкла. Драка делает примирение более приятным, — Шарлотта пожала плечами и, охватив себя руками, добавила с сожалением. — Мы просто перестали мириться, вот и все.

Гвен прислушалась к скрипу деревьев, но едва ли слышала их. В голове ее проносились мысли, набиравшие силу, словно волны. Шарлотта и Роберт отлично умели воевать, да вот забыли, как надо мириться!

Скрытый смысл происходящего проник в ее разум. Захлопнув учебник, Гвен осушила стакан с водой. Ей нужно поговорить с Дейвом. С глазу на глаз.

«Но не настолько с глазу на глаз, чтобы он попытался поцеловать меня снова», — предупредил внутренний голос. Или совсем по-другому.

«Не поздновато ли?» — подумала Гвен, взбираясь по лестнице на чердак. Она привыкла к темноте по пути наверх, и теперь сощурилась от света, лившегося на мольберт Дейва.

— Вдохновение приходит в самое неподходящее время, — пробормотал молодой художник, выронив мелок, торчавший в его губах, как сигарета.

— Тоже мне вдохновение! Ты пребываешь в этом состоянии с самого обеда. — Гвен не представляла себе, что рисование комиксов было такой тяжелой работой. — Спина не болит?

Он послушно выпрямился на стуле. Что-то хрустнуло у него в позвоночнике. Рассеянной рукой пригладив вихры, он уставился на свое произведение покрасневшими глазами.

— Теперь, когда ты упомянула об этом… Словно кто-то ходит по моей спине, Гвен! Точно гибкие дальневосточные девы из мифов и легенд.

— Не говоря уже о массажных кабинетах. Достань мне пару туфель на шпильках, как у Шарлотты, и мы это испробуем, Квазимодо.

Гвен скривилась, когда Дейв, заняв свое прежнее сгорбленное положение, вернулся к работе, затем обошла вокруг него.

— Ты суеверный?

— Давай, давай. Взгляни-ка. — Он махнул рукой в сторону рисунка. Мисс Стикерт отметила: «Пальцы в пятнах полдюжины оттенков пастели».

Гвен ахнула, увидев произведение Дейва, затем положила руку ему не плечо, мгновенно успокоив.

— Вот уж не думала про комиксы так, — протянула она. — Это просто…

— Ужасно?

Гвен медленно кивнула:

— В некотором смысле. Дейв повернулся и взглянул на нее, потом на свою работу.

— Ужасно — означает пугающе, — шепнула Гвен, взъерошив ему волосы. — Я-то думала, что пастель — нечто нежное, субтильное. Как бы там ни было, исполнено мастерски.

— Тебе не нравится кровь, хлещущая вот здесь, — указал Дейв огрызком красного мелка.

— Я полагаю, что это необходимо. Хочу сказать, меч, отсекающий э-э…

— Мистический перстень злого карлика. Тут он еще держится на пальце, вот внизу.

— Да, конечно, — Гвен сглотнула.

— Бели-Зар должна поступить так, иначе злой карлик будет править страной Амазонией еще тысячу лет.

— Этим все и объясняется.

— Она тебе нравится?

Гвен присмотрелась к Бели-Зар — Воинствующей амазонке. Если Дейву мерещатся такие женщины, то ей не о чем беспокоиться. В реальном мире рост рисованной Бели-Зар был бы равен шести футам и восьми дюймам. Ее груди развились до солидных 38 д, бедрами мог бы гордиться велосипедный гонщик, не говоря уже о чемпионских бицепсах, поднявших сверкающий меч.

— У нее полно волос, — пробормотала Гвен, глядя на живо изображенные кудри, вьющиеся вокруг женской головы.

— А у нее нет сходства с кем-нибудь? Теперь, когда он упомянул об этом… Гвен взглянула сквозь балконную балюстраду вниз в гостиную. Роберт разжигал огонь в камине, Шарлотта азартно черкала что-то в своем новом сценарии, волосы ее разметались над обеденным столом облаком чернильной черноты. К удивлению Гвен, там не оказалось никаких синих оттенков, как на рисунке.

Мисс Стикерт перевела взгляд на мольберт и… прикрыла рот рукой.

Дейв крутанулся на стуле, схватил Гвен за руку и приложил ее пальцы к своим губам.

— Наш секрет, — шепнул он, и дьявольские искорки запрыгали в его глазах.

В горле у Гвен зародился смешок. Она подавила его с той же решительностью, с какой Бели-Зар победила карлика. Взрослые женщины не хихикают.

— С недавних пор у нас полно секретов, — заметила она.

— И несколько еще прибавятся. — При этих словах губы Дейва скользнули по ее пальцам.

Ее пульс забился в ритме музыки, несшейся из включенного динамика, рядом с которым Дейв работал. Кожа Гвен покрылась рябью, как отсветы в волосах Бели-Зар, в чеканенных медных пластинках, служивших ей защитными доспехами.

— Этот металлический бюстгальтер не очень-то удобен.

— Мстительная ярость Шарлотты сочетается с телом Мадонны. Кто скажет, что комиксы не отражают реальной жизни?