Глава двадцать девятая
Телефонные войны продолжались.
В маленькой квартире на Приморском проспекте прозвенел телефонный звонок.
Звонка ждали. Юра Арутюнов поспешно снял трубку; на том конце хорошо знакомый ему голос произнес длинную очень странно прозвучавшую фразу на очень странном языке. Взгляд Арутюнова остекленел. Разгладились морщинки на коже лица; оно приняло отчужденное выражение.
— Ты слышишь меня?
— Да, я слышу вас.
— Ты знаешь, что нужно делать?
— Да, я знаю, что нужно делать.
На том конце провода положили трубку. Под монотонный звук коротких гудков, Юра пересек комнату. Свою трубку он оставил на столике, аккуратно положив ее рядом с аппаратом.
Он направился на кухню, выдвинул ящик кухонного стола и несколько минут с тупым недоумением изучал его содержимое. Там было два десятка прекрасно заточенных столовых ножей. Ими удобно резать, но не колоть: концы их были затуплены. А это не устраивало Юру.
Задвинув ящик на место, он перешел в ванную комнату и там — все с тем же тупым недоумением — долго разглядывал безопасную бритву. Потом выронил ее — бритва громко цокнула о кафель.
Арутюнов нашел себе подходящее оружие в ящике письменного стола. Рассматривая его в лучах майского солнца, проникавших в гостиную комнату через широкое окно, удовлетворенно кивал, что-то бормоча себе под нос. Окажись в комнате посторонний, он вряд ли понял бы хоть слово из этого бормотания: бессвязный набор звуков, странно искаженных слов, подобно тому, что бессвязно бормочет во сне легко возбудимый человек.
Выбрав оружие, Юра Арутюнов уселся на диван и приготовился ждать.
Аналогичный звонок оторвал Люду Ивантер от домашнего задания по английскому. Фраза, произнесенная на том конце провода, несколько отличалась от той, которую услышал Юра десять минут тому назад. И последующие действия ее поэтому тоже отличались.
Оружия Люде искать не пришлось. Под стопкой белья в задвижке шифоньерки у нее была спрятана коробка с гигиеническими пакетами. Под пакетами там лежала простенький деревянный футляр, закрывающийся на ключ. Люда извлекла футляр, открыла его и с минуту разглядывала маленький очень изящно сработанный револьвер. «Брон-спорт». Калибр: 6,35. Подарок Герострата.
Потом Люда застелила тахту в гостиной комнате свежими простынями, спрятала револьвер под подушку, разделась и приняла душ. Тщательно вытерлась и долго стояла у зеркала, внимательно изучая свое обнаженное тело. Затем улеглась на тахту и приготовилась ждать.
В таком виде и застала ее мать, вернувшись с работы.
— Ах ты! — чуть не задохнулась она, увидев дочь голой и расслабленной на свежих простынях.
Люда засунула пальцы под подушку.
Еще один, третий по счету, и очень похожий на два предыдущих звонок прозвучал в рабочем кабинете одного из замов министра внутренних дел.
Не многим из граждан Российской Федерации дозволено было звонить по этому номеру, минуя секретаря. А для у тех, кому этот номер был доверен для пользования, должна была бы найтись очень веская причина, прежде чем они решились бы позвонить.
Замминистра внутренних дел был занят. В Москве, по подтвержденным уже сведениям, в очередной раз собирались «авторитеты», представители из всех стран бывшего Союза; шла интенсивная подготовка к новой войне за передел сфер влияния. Летом опять загремят в Москве выстрелы, думал замминистра, листая подшивку рапортов.
Внезапный звонок вызвал понятное раздражение. Что там опять стряслось? Замминистра поднял трубку:
— Слушаю.
Представляться по этому номеру не надо.
— САЙРОН ЛИТО-ПА АРУЗ ОК.
Замминистра застыл.
Взгляд его не остекленел, как Юры Арутюнова или Люды Ивантер. И выражение лица осталось прежним. Но все равно теперь в кресле сидел совсем другой человек. Этот человек не умел раздражаться по поводу внезапных звонков; этот человек не умел устало размышлять о возможных мерах пресечения предстоящей бандитской «разборки». По большому счету, он вообще не умел думать. Он умел только подчиняться. Но подчиняться деятельно, используя весь свой многолетний опыт, весь спектр своих связей и полномочий. Как исполнитель он был гораздо ценнее, чем тот же Юра Арутюнов, и поэтому располагал большим количеством степеней свободы. Но в момент получения инструкций мало чем отличался от любого рядового члена Своры.
— Ты слышишь меня?
— Да, я слышу вас.
— Ты знаешь, что нужно делать?
— Нет, я не знаю, что нужно делать.
Далее комбинация цифр, произносимых четко:
— Один-четыре-восемь-девять-шесть-шесть-один-семь-четыре-етыре-етыре-оль-ять-дин-дин-ять-оль-емь-вадевять-евять-есть-етыре-есть.
И опять:
— Ты слышишь меня?
— Да, я слышу вас.
— Ты знаешь, что нужно делать?
— Да, я знаю, что нужно делать.
Короткие гудки.
Замминистра вернулся к работе. Но теперь он не думал о съезде авторитетов; с какой-то даже брезгливостью он оттолкнул от себя через стол подшивку рапортов. Он вызвал секретаря.
— Немедленно свяжите меня с Петербургом, — распорядился замминистра внутренних дел. — С прокурором города. Лично!
— Слушаюсь, — вышколено отвечал секретарь.
Замминистра приготовился ждать.
Сидя дома за письменным столом, полковник Хватов просматривал папку. Папка не имела ни грифа, ни регистрационного номера. Обыкновенная частная папка. И очень ценная для определенного круга людей.
В папке были собраны материалы по Своре. Здесь были фотографии (Бориса Орлова, в том числе), выписки из разного рода документов, ксерокопии отчетов Эдика Смирнова.
Сверившись с многостраничным списком, Хватов выбрал из папки две фотографии, посидел над ними, потирая виски, после чего придвинул к себе через стол телефон и стал медленно набирать номер.
Телефонные войны продолжались.
Глава тридцатая
Что такое: два конца, два кольца, а посередине — гвоздик? Ножницы? А мне доказали, что это лучшее оружие для убийства.
Но по порядку.
Звонок от Герострата остановил меня, когда я спускался по лестнице. В другой ситуации это меня удивило бы: не думал, что радиотелефоны могут работать в сложенном состоянии — но тогда мне было не до возможностей импортной радиотехники.
— Как, милый мой, ты уже в курсе? Тебе понравилось?
Я принялся ругаться. Злобно, громко, вычурно. Поднимавшаяся мне навстречу соседка с продуктовыми сумками в руках шарахнулась в сторону. Герострат злорадно хохотал в ответ.
— Проняло, а? — спросил он, когда я задохнулся от переполняющей ненависти. — Ух ты какой у меня нервный, оказывается. Кто б мог подумать? Не появилось еще желание спалить к черту весь этот прогнивший, погрязший в страстишках мир? Не захотелось примкнуть к очищающему акту? Свора тебя примет. С радостью.
— Ублюдок!
— Не расстраивайся так, дорогой. Все только начинается. За мной ход. Пешка: Н7-Н5. Что ты на это скажешь?
— Слон: А4-С6, — ответил я. — Шах.
— Да-а, — протянул Герострат. — А слона-то я и не заметил. Не зря тебе, Борька, разряд дали. Молодец.
Скушал, подонок? Подавись!..
— Ну я подумаю тут еще часок, да? Позвоню.
Он отключился, и я устало спрятал радиотелефон под куртку. Подышал носом, ртом, опять носом — дыхательная гимнастика, чтобы успокоиться. И вышел из подъезда.
Топтуны были тут как тут. Выглядели свежо. Как хорошо выспавшиеся.
Я шагнул к бородатому.
— Все ваши меры — дерьмо, — сказал я четко. — И цена им — дерьмо в квадрате.
Бородатый отвел взгляд. Наверное, тоже был в курсе.
Я пошел своей дорогой.
Они, естественно, следом. Что ж, я не собираюсь более играть в «убегалки-догонялки». Выслеживайте помаленьку. Помочь вы мне, как я уже убедился, не можете. Но хоть не мешайте!