История всегда была элитарной сферой знания.

Для того чтобы воспринимать исторические факты и процессы во всей их сложности, всегда требовались хорошее образование и недюжинные умственные способности. Но помимо высокой истории для интеллектуалов из века в век существовала ее сестричка, субретка рядом с трагической героиней. Количество желающих насладиться историей – со всеми ее рыцарскими походами, бурлением придворных страстей, битвами патриотизма и «тайнами выцветших строк» – с доброй неизменностью было, есть и, надо полагать, будет велико. Жаждущих любителей, т. е. непрофессионалов и не тех, для кого мысль – это жизнь, завлекает своими прелестями популярная, беллетризированная история. Субретка, одним словом.

Два – это бессмысленное число, застывшее между единицей и бесконечностью. Если существует идеал – единица, то вслед за оным не может не выстроиться длинная череда ухудшенных подражаний. В субретке нет еще ничего плохого: популярная история несет просветительскую функцию, иной раз играет роль «лампочки Ильича» во мраке темного невежества масс. Поп-хистори это весело и поучительно. Единица не столько ухудшается, сколько приобретает иное качество. Но далеко не всех удовлетворяет уровень доступности даже и субретки. Все-таки надобно поухаживать, понравиться, подарить цветочки… Проще с куртизанкой. Есть варианты похуже куртизанки, конечно, например, безобразная старая колдунья – история для политики, но здесь речь пойдет именно о куртизанке.

Как бы отрекомендовать ее на иерархической лестнице историй? Не история-первая – игра ума и наука для королей; не история-вторая – учеба и забава для любителей. Роль куртизанки играет история-третья, игрушка для толпы, чтиво охлоса. Условно можно называть ее фольк-хистори. Ах, как много ее в последние три-четыре года на лотках и в книжных магазинах! Просто-таки разверзлись хляби небесные.

Началось все с блаженного искателя великих истин писателя-фантаста Владимира Щербакова. Не подумайте, не к фантастике предъявляет счет автор этих строк; фантастика – явление уважаемое, да уже и просто солидное. Однако есть фантасты и фантасты. Щербаков в свое время вывел прекрасных, отчасти растениеобразных инопланетянок. На этом фундаментальном открытии и остановиться бы трепетному биению его исследовательской мысли. Но Щербаков разработал формулу эликсира бессмертия («Не буду, – сказал он на одном публичном выступлении, – делиться секретом, а то получится как это у нас обычно происходит: начнут злоупотреблять, не зная меры, а ведь это вредно»), обнаружил Асгард где-то в Прикаспии, а напоследок свел знакомство с Богородицей. Лейтмотив: историки – дурачье, шире надо мыслить, истины валяются под ногами, и лишь косность, догматизм, рассудочная узость мешают их воспринять. Еще разок на бис: историки – дурачье!! Откат нормальный.

Впрочем, Щербаков – закоренелый монстр фольк-хистори. Молодая поросль страховидл взошла на почве бытового и политического национализма, как постперестроечное явление. И такую силу, знаете ли, забрали эти самые властители широких и нетривиальных дум, что даже историки-профессионалы как-то заколебались: а может быть, все-таки в этом что-то есть? Белорусские коллеги сделали М. Ермаловича, дилетанта из дилетантов, «патриархом белорусской исторической науки». Другая поросль клюквенно заколосилась в питательной среде обличителей и разоблачителей. Иными словами, облачителей и разобличителей. Пал марксизм. Изрядная секция рушащегося здания упала прямо на историков. Слишком уж близко они стояли. Поэтому настоящий монстр фольк-хистори делает ставку не только, и даже не столько на то, чтобы увлечь массы доходчивым раскрытием исторических тайн и загадок, его главная пожива – историки, коими читателя следует заставить возмущаться, а лучше вызвать смех неуклюжестью оных бестолковых историков.

Пафос подобного рода монстров неизменно сводится либо к ниспровержению существующих представлений о тех или иных исторических событиях, либо к осуждению того, что уже свершилось в истории. Первый случай понятен, все то же: историки-дурачье (отсюда, кстати говоря, следует вывод о том, что монстр не может быть историком-профессионалом, знающим человеком – как же он тогда будет клеймить себе подобных?). Во втором случае монстр просто объясняет аудитории, как мерзко и неправильно вели себя далекие предки, и как надо было им себя вести, чтобы все было хорошо. И это производит впечатление. После крушения все того же марксизма в умах осталась некая пустота, брешь. Можно заполнить ее какой-либо другой, более современной теорией, можно заполнить ее нигилизмом, можно… впрочем, список будет длинным и скучным. Монстр фольк-хистори привлекателен для людей, ищущих готовые ответы на свои вопросы, причем такие ответы, которые не должны содержать слов «похоже на то, что» или «вероятно». Точно известно, как надо было делать, и все тут. Фольк-хистори представляет собой своеобразный отряд, штурмующий пустоты в умах.

Существует развлекательная литература. Разного рода боевики, например. После тяжелого трудового дня надо расслабиться. Лучше полсотни страниц детектива, чем пара стаканов водки. Боевичок не несет в себе скрытых ядов (разумеется, если там не насилуют и не расчленяют трупы на каждой странице). А вот фольк-хистори, взятая с книжной полки в минуту отдыха, может оказать на сознание человека расслабившегося, не готового к интеллектуальному отпору, отравляющее воздействие. Какой-нибудь Лавров с его кровообильными романами об эпохе Ивана Грозного, описывая очередную сцену массового убийства, попутно дарит читателю неправильные даты, имена, чины, хронологию событий и т. д. В силу собственного глубокого невежества. Или какой-нибудь Фоменко, одним махом аннигилирующий несколько столетий отечественной истории… В огромном большинстве случаев монстры фольк-хистори имеют очень расплывчатое представление об исторических знаниях, труде историков, методах работы с историческими источниками. Случайный набор книжек, ниспровергающая что-нибудь теорийка и несокрушимый апломб – вот орудия производства для монстров. «Чердак» нормального взрослого человека заполняется хламом, да еще и химически активным хламом, который способен портить стоящие рядом вполне «рабочие» предметы.

Фольк-хистори – это глобальный вред. Урон для культуры. Чудовище стозево и лаяй. Всех монстров наших дней даже перечислить трудно. Но с некоторыми выдающимися представителями читатель сможет познакомиться поближе в этой книге. Авторы книги будут удовлетворены результатом своих трудов, если оное тесное знакомство наведет на мысль о необходимости скорого прощания.

Я держала в руках книгу в изящной, ламинированной обложке и испытывала непреодолимое искушение поднести ее к свече, выпустить алого безжалостного мотылька на сероватые, почти газетные страницы. К свече… Жаль, что на дворе не «галантный» XVIII век и в доме уже не принято шутить с огнем! Поэтому ни казнь над старинным бабушкиным шандалом, ни торжественное сожжение в камине сочинениям Эдварда Радзинского от моей руки не грозило. Как писала Екатерина II: «Даже церковь считает себя удовлетворенной, если еретик сожжен. Моя записка сожжена, не захотите же вы предать огню и меня саму».