А каково читать моим коллегам из Казани «эта унизительная кличка «татары» (с. 316)? И об этом пишет человек, заявляющий, что он знаком с тюркскими руническими надписями, с китайскими описаниями соседних племен! Да ведь оттуда, от китайцев, из восьмого века, идет название «татары»,[14] и не «кличка» это, а название сложившегося народа.

Саксонцы и баварцы, оказывается, «в XVI веке еще говорили на тюркском языке, потому что это их родной язык», унаследованный от саксинов и аваров (с. 345). А на самом деле баварцы – от германского племени баваров, саксонцы – от германских племен саксов, от которых осталось «англо-саксы». Другое дело, например, что столица этой самой Саксонии Дрезден, возможно, носит славянское имя – от жившего здесь племени дреджан.[15] Но такого Аджи предпочитает не знать.

И почти в самом финале звучит: «Тюркские названия, как правило, развернутые и очень точные – «Ясная Поляна», «Бежин луг» (с. 344). Конечно, никаких объяснений при этом не дается, ибо через три с лишним сотни страниц промывания читательских мозгов любой и сам себе объяснит; «ясная» – от «яса», то есть «закон, постановление»; «поляна» – понятное дело, полслова от «половцев», дальше кипчакское местоимение «я» и кипчакский предлог «на». То есть «место, на которое должен был приходить каждый половец для принятия важнейших законоположений». Но и тут давайте уж доиграем до конца. Раз метод Мурада Аджи так прост, не объявить ли нам его имя-фамилию исконно русскими? Смотрите, как все просто: Мурад = Мура+Ад. Аджи = Ад+Жив. Стало быть, уже в имени автора заложено послание предков к читателю разбираемой книги: МУРА АДСКАЯ, АД ЖИВ! И да простят меня знакомые и незнакомые носители имени Мурад и фамилии Аджи – такая расшифровка обретает смысл, если имеют хоть какой смысл «полынные» трактовки десятков беззащитных слов и топонимов современного русского языка.

И вот потянуло запахом серы… Это наш дорогой кандидат экономических наук, знаток промышленных комплексов БАМа и Сибири вступает в область религиоведения. В руках его – крестик, который, как он свято божился на страницах газет, европейцам «принес Атилла». Крестик такой маленький, что на ладошке ему не тесно.

– Что это у вас в руках, дорогой Мурад?

Ответ потрясает:

– Это Георгиевский крест, один из кипчакских орденов, известных еще с алтайских времен – их находили в курганах… (с. 184–185, 216).

Ну-ка, посмотрим поближе… Голубчик, да ведь железяка, похожая на крест, – это всего-навсего деталь конской узды! Такие действительно находят в тех курганах кочевников, где коня в упряжи хоронили рядом с хозяином. Такие встречаются и в позднеримских древностях. «Георгиевский крест», оказывается, украшал и фиксировал перекрестие ремешков конской узды – это хорошо заметно и на римских конных статуях. Поэтому и находят «крестики» у конского черепа. Все это не представляет никакой тайны и давно обобщено и описано археологами.[16] А наш Мурад Аджи обожествляет и даже выносит на обложку именно такого рода крестик (VI века от Рождества Христова!) да еще подписывает «рунами»: Тенгри. Очень образная иллюстрация: бляшка от узды из могильника, руны с камня из другой эпохи, а вместе – «смешение стилей XX века», попытка одурачить читателя уже на обложке.

Вот также и со всеми построениями в области религии: Мурад божится, что «крестик», «святыня», ан смотришь – опять: то ли от упряжи кусочек, то ли от конского хвоста, то ли вообще такая ерундовина, что и назвать стыдно.

Вообще, привести в порядок и хоть как-то прокомментировать построения Аджи по поводу истории христианства очень трудно ввиду полной неосведомленности в этой области автора «книги-полыни». Он путает век вторжения Атиллы (400-е годы, то есть V) с IV веком, когда христианство стало официальной религией Римской империи, и утверждает, что до вторжения Атиллы настоящего христианства и даже настоящего креста в Европе не было. Крест был (на чем Христа-то распяли?), а по поводу его формы действительно споров много, однако все аджиевские построения перевешивают маленькие римские монетки IV века, времен императора Валентиниана – на них как раз и изображен крест. Это уж не говоря о том, что четырехконечный крест вообще называется «греческим», еще в античные времена он встречался в орнаментах, а на надгробиях в Аркадии он был символом смерти. Но утверждение Аджи, что до V века в Римской империи «отсутствовал не только символ религии, но и канон» (с. 199), просто заставляет заподозрить, что в арсенале этого смелого ниспровергателя истин нет ничего, кроме пары советских атеистических брошюр «для села». Ведь черным по белому сказано о деяниях Никейского (Первого Вселенского) собора 325 года: «Несомненными плодами деятельности этого собора следует считать символ веры, 20 канонов и соборное постановление».[17] И ведь Мурад Аджи где-то что-то слышыл об этом соборе! Только он почему-то дважды относит его к 381 году (с. 203 и 213) (но мы уже видели, что он не по годам – по векам прыгает, как по лужам).

Есть и конкретные рукописи, отражающие распространение христианства в «догуннской» Римской империи. Среди наиболее известных – Хронограф 354 года, считающийся иллюстрированным справочником для высших имперских чиновников. Среди массы полезной справочной информации – список пасхальных дней, список римских епископов и христианских праздников… Кроме того, приводится список римских пап с указанием дня смерти[18] – в то время как Мурад Аджи весьма безапелляционно заявляет: «Становится понятным, почему именно до IV века в Римской империи вообще отсутствовал институт папства» (с. 204).

Еще один фокус Аджи – поменять местами таблички «вход» и «выход». Известно, что христианство начало распространяться среди крымских готов после 258 года, что воспитанный в Риме епископ Вульфила (Ульфила), сторонник арианства, перевел в середине IV века Библию на готский язык, что на Никейском соборе присутствовал готский епископ Феофил и что Отец церкви Иоанн Златоуст на рубеже IV–V веков посвятил в епископы готов некоего Унилу. Все это вполне создает картину влияния римского христианства на северо-восточных соседей (к кипчакам не имеющим отношения). У Мурада Аджи происходит такой поворот мышления: остготов он объявляет кипчаками, тюрками и кочевниками, хотя они относились к германским племенам и жили только в Европе. Затем он объявляет, что «кипчакский» представитель присутствовал на Первом вселенском соборе (почему-то 381 года), чем ознаменовал поддержку «кипчакским духовенством» арианства. После этого Библия на кипчакском языке (как раз перевод Ульфилы) объявляется древнейшим памятником христианской письменности и чуть ли не источником для всего остального. И вывод: конечно, все это от кипчаков. Вот только, Мурад, голубчик, готы, они, того, э-э, не кипчаки, и не тюрки вообще… И к Тенгри никакого отношения не имеют.

Мудрствования по изобретению религии «тенгрианства» и перевода ее в другое изобретение – «древлеправославие» настолько полны противоречий, что сами себя опровергают. Аджи хочет представить нам «монотеизм» кипчаков, причем, конечно, «один из самых первых, если не первый» (с. 211). А получается сбивчивый рассказ (по мотивам статей «Мифологического словаря») об одном из языческих культов «человека-неба» и «человека-солнца», помимо которого (вот тебе и монотеизм) была еще богиня Умай (с. 217), с которой европейцы якобы «срисовали» образ Богоматери; старец Ульгень (перво-Дед Мороз) и «более древний» бог Йер-су (с. 237 и 249). Одного этого достаточно, чтобы даже не брать в руки «Мифологический словарь» – главный источник Аджи по тенгрианству – и уже не верить всем творческим потугам главы о «монотеистической» религии. А уж если взять в руки «Мифологический словарь»… Ульгень окажется немыслим без Эрлика (Эрлик-хана), сына Гужин-тенгри и Эхе-нур-хатун, сам Тенгри происходит от матери Этуген, а еще есть верховный бог Хормуста, который борется с Ата-Улан-тенгри, главой злых восточных тенгри, из-за обладания Себдеком, нейтральным божеством… Да еще выяснится, что персонифицированный бог Тенгри появился не раньше VII века… В общем, «древнейшая монотеистическая религия» не получается никак.