Зато есть свежие новости об аналогичных преступлениях в Южной Корее. Правда, и тут виновные всячески пытаются уйти от ответственности, действуя по схеме "ничего не знаю, а что знаю - не скажу". В этой стране после очередной долгой задержки возобновился суд над двумя директорами национальной разведывательной службы (NIS), уличенными в массовом прослушивании телефонов бизнесменов, политиков и прочих корейских граждан. Оба бывших директора ранее уже получили по три года тюрьмы за содеянное, но во всей этой истории осталось множество невыясненных обстоятельств, в которых и пытается теперь разобраться новый суд. Однако нынешний директор NIS Ким Ман Бок прибегнул к уловке в законодательстве и, пользуясь своей властью, категорически запретил всем бывшим и действующим сотрудникам разведки давать показания в суде, найдя для этого занятный аргумент - "дабы не раскрывать личности коллег и не подвергать опасности их жизни".

Еще один похожий скандал кипит на Филиппинах, где в рамках сенатского расследования дает показания бывший сотрудник национальной военной разведки Видал Добль. По приказу своего руководства и при содействии десятка "помощников" из телекоммуникационных фирм Добль в свое время организовал прослушивание телефона президента Филиппин Глории Аройо и ряда других видных политиков страны. Тут, правда, причиной скандала стали не сами факты незаконного шпионажа, а попавшие в СМИ записи прослушки, из которых очевидно, что Аройо настойчиво требовала от руководства избиркома так подделать результаты президентских выборов, чтобы у нее было не меньше миллиона голосов перевеса над главным конкурентом…

Завершим наш экспресс-обзор грязного политического белья парой скандальных разборок в США.

Недавно президент Буш заявил, что не подпишет новый закон о перехвате (расширяющий полномочия разведки) до тех пор, пока там в явном виде не будет прописан "ретроактивный иммунитет" от преследований для фирм связи, обеспечивавших спецслужбам несанкционированный сетевой шпионаж в те времена, когда законы это запрещали. Буша и его окружение, естественно, волнует не столько судьба каких-то провайдеров, сколько собственное будущее. Ибо если руководство этих компаний начнут трясти в судах, быстро выяснится, что власть склонила их к нелегальному сотрудничеству вовсе не после терактов 11 сентября 2001 года (как всегда твердили), а на много месяцев раньше - еще в феврале того же года. Иначе говоря, как только в Белом доме утвердилась новая госадминистрация.

Это, собственно, еще один скандал, всплывший при разборках вокруг истории с преследованиями главы телекоммуникационного гиганта Qwest Джозефа Накчио. Фирма Qwest, как выясняется лишь теперь, была единственной категорически отказавшей спецслужбам в феврале 2001-го, после чего с нею были разорваны крупные госконтракты АНБ США, а исполнительного директора привлекли к суду по сфабрикованному обвинению в махинациях с акциями компании…

И если всю эту историю, много лет тщательно скрывавшуюся, вытащить на поверхность, станет ясно, что трагические события 9/11, якобы "изменившие всё", были вовсе не причиной, а лишь очень удобным поводом для очередных игр в мировое господство.

Автор: Киви Берд

В экономике, как в физике или химии, самой престижной наградой давно считается Нобелевская премия. Злопыхатели, правда, норовят подчеркнуть, что изобретатель динамита, составляя завещание, про экономику не упоминал. Премия в области экономических наук действительно учреждена лишь в 1969 году - Банком Швеции в честь столетия Нобеля. Но что это, собственно, меняет, коль скоро и лауреатов выбирает тот же самый Нобелевский комитет, и награда ничуть не меньше, чем в других науках?..

На сей раз лауреатами в области экономики стали три американских профессора: Леонид Гурвич, Эрик Мэскин и Роджер Майерсон. Как сказано в решении Нобелевского комитета, ученые награждены "за основополагающий вклад в теорию построения экономических механизмов" ("Mechanism design theory" на языке оригинала). Созданная Гурвичем и развитая Мэскином и Майерсоном, эта теория дала науке новый интеллектуальный инструментарий для широкого анализа экономики - не столько ради увеличения прибыли и расширения рынка, сколько для роста благосостояния общества и стимулирования социального прогресса. В стандартные экономические теории не так просто включить, скажем, заботу о чистоте воздуха и окружающей среды, а в теорию построения экономических механизмов подобные вещи входят органично и естественно.

Помимо прочего, работа новоиспеченных нобелевских лауреатов пересекается со сферой инфотехнологий. Например, экономисты Гарварда (где в 1970-е готовили свои докторские диссертации Эрик Мэскин и Роджер Майерсон) в настоящее время тесно сотрудничают с учеными-программистами Делфтского университета, совершенствующими технологии пиринговых файлообменных сетей.

Но особого упоминания заслуживают исследования Мэскина в области защиты интеллектуальной собственности применительно к сфере инфотехнологий, причем акцент ученый ставит на патентах для программного обеспечения. Мэскина, в частности, заинтересовало, каким образом такие индустрии, как софтверная, компьютерная и полупроводниковая - для которых исторически характерна слабая патентная защита изобретений, - сумели оказаться столь динамичными и новаторскими? Ведь традиционная экономическая наука по сию пору учит, что быстрый прогресс и расцвет инноваций возможны лишь там, где новаторов стимулируют надежной правовой защитой их изобретений.

Мэскин же и его коллеги показали, что рынок программного обеспечения (и смежные с ним секторы) - это такие области, где инновации имеют тенденцию быть последовательными и комплементарными. "Последовательность" инноваций означает, что они строятся в тесной связи с работами предшественников, а "комплементарность" - что новаторы могут прокладывать множество различных маршрутов к одной и той же цели. В условиях таких рынков, по заключению аналитиков, патенты практически никак не стимулируют прогресс, а, наоборот, начинают выступать в качестве барьеров, препятствующих инновациям. Для подтверждения своих выводов экономисты выстроили простую модель, наглядно демонстрирующую, каким образом в динамично развивающейся индустрии патенты могут сокращать общий объем инноваций и тем самым негативно отражаться на социальном благосостоянии. Обширный проверочный материал для этой модели предоставил естественный эксперимент, который идет в мировой экономике с тех пор, как патентную защиту начали распространять на программное обеспечение в 1980-е годы. Стандартные аргументы экономической науки предсказывают, что интенсивность и продуктивность исследований-разработок должны нарастать среди фирм, практикующих патентование. Однако, как показала жизнь (и предсказывает модель Мэскина), такого наращивания в действительности не происходит ["Sequential Innovation, Patents, and Imitation" by J. Bessen and E. Maskin, January 2000].

Как уже сказано, классическая экономическая теория интеллектуальной собственности утверждает, что закон должен определять границы и обеспечивать защиту прав собственника ради того, чтобы стимулировались и поддерживались инновации. Ибо без такой юридической защиты, полагает теория, у творцов нет стимулов тратить силы и средства на новаторские работы. Грубо говоря, зачем вообще разрабатывать что-то новое и вкладываться в продвижение идеи, если знаешь, что ею безнаказанно воспользуются конкуренты? А потому стандартная теория уверенно предсказывает вялое внедрение инноваций там, где закон об интеллектуальной собственности не защищает новые идеи.