— Здесь, только что.

Она нахмурилась.

— Я не люблю лжецов. Никто не может научиться танцевать зендов за один вечер.

— Я и не лгу. Я смотрел и учился.

Она прищурилась. Жесткие глаза на жестком лице.

— Вы не очень хорошо двигаетесь, — сказала она, — но знаете шаги. На самом деле это отлично, но, все же, Вы слишком жесткий. Ваши плечи слишком зажаты.

Эндор поклонился снова.

— Я запомню это. Быть может, ты научишь меня еще каким- нибудь тонкостям этого танца?

— Простите, но моя карточка переполнена.

— И даже в конце ночи нет места?

Музыка заиграла снова. Флотские офицеры, уже ожидавшие ее, начинали злиться.

— Не забудьте про амасек, — сказала она, — быть может в конце ночи.

В зендов-клубах конец ночи означал рассвет. Множество мужчин ожидало танца с изнеможенными девушками. Пока Эндор шел в уборную, он увидел трех или четырех танцовщиц без обуви, которые курили палочки лхо и растирали кровоточащие пятки и опухшие пальцы.

Он вышел на заснеженную улицу в поисках общественного вокс-автомата. Эндор набрал номер Любструма и вновь попал на голосовой автоответчик.

— Где тебя носит? — проорал он в трубку. — Где ты?

Два стакана стояли на барной стойке. В одном жойлик с медленно тающим льдом, амасек в другом. Было полпятого утра.

— Господин Титан?

— Тит, — поправил он, обернувшись. То, что ему открылось, заставило его забыть про пульсирующую боль в висках, — меня зовут Тит.

— Простите. Это для меня? — кивнула она.

Он улыбнулся. Мира немного пригубила амасек.

— Последний танец? — спросила она.

— Я ждал этого.

Что-то в ее взгляде сказало Эндору, как сильно она презирает мужчин, которые ожидают танца с ней.

Она отвела его на танцпол. Ее тело источало жар, как и прежде, но сама она была холодна. От нее больше не исходило тепла. Аромат дыма лхо и пота перебивал какой-то приглушенный нездоровый запах.

— Опустите плечи, — сказала она, как только заиграла музыка, — поверните голову. Не так сильно. Развернитесь вот так. А теперь поворот. Да. Назад и назад.

— У меня получается? — спросил он. Эндор чувствовал себя так, будто танцует с трупом.

— Ногами Вы работаете хорошо. Даже отлично. Спина же все еще слишком жесткая. Развернитесь, еще, вот так.

— Ты — хороший учитель.

— Я делаю то, за что мне платят.

— Ты устала.

— Каждый день такой долгий, — прошептала Мира, положив голову ему на грудь. Вдруг она резко посмотрела на него. — Пожалуйста, не говорите моему боссу, что я это сказала. Он урежет мне зарплату.

— И не собирался, — улыбнулся Эндор, искусно закружив ее, — я знаю, как долог твой день. Я был в Театрикале. Ты великолепно танцуешь.

— Здесь платят лучше, чем за то классическое дерьмо, — ответила она. Мира подняла на него глаза. — Вы за мной следите?

— Нет. Я просто пришел сюда и увидел тебя.

— И выучил зендов.

Он усмехнулся.

— Что-то вроде того. Мужчины в этом мире, наверно, все время следят за женщинами. Здесь вас слишком мало.

— Это стало проблемой, — подтвердила она.

— За тобой тоже следят?

— Я уверена, что так они и делают.

— И кто же следит за тобой? — спросил он.

Они сделали поворот и выполнили проход, после чего закружились снова.

— Как ты получила свой шрам?

Ее передернуло.

— Ненавижу, когда мужчины замечают его.

— Прости.

— Это не важно.

— Тогда ты все-таки расскажешь?

— Я получила его много лет назад, это все, что могу сказать.

Он кивнул и опять закружил ее:

— Прости, что спросил. У всех нас свои шрамы.

— И это правда, — согласилась Мира.

Музыка закончилась. Эндор отступил назад и посмотрел на нее.

— Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем больше, — сказала она тихо.

— Давай выпьем?

— Мои ноги просто убиты, господин Тит.

— Тогда, может быть, я буду первым в твоем завтрашнем списке?

— Так нельзя. Приходите завтра, и мы снова станцуем.

Она направилась прочь. Все постепенно расходились. Эндор пошел к бару, где бармен домывал последние стаканы.

— Зерновой жойлик со льдом и ломтиком цитруса, — заказал он.

Бармен вздохнул и принялся готовить напиток. Когда Эндор оглянулся, девушка уже ушла.

Он вернулся домой уже засветло. Снег медленно падал на землю, создавая белую непроницаемую завесу. Эндор бросил тетрадь на стол, снял пиджак и рухнул на кровать.

Ему снился Хапшант. Черви вылезали из его слезных протоков. Эндор пытался уничтожить их. Грегор кричал ему, что он дурак. Хапшант зашелся в спазмах, его каблуки стучали по паркету.

Он открыл глаза, но стук продолжился. Это было неожиданно, тем более так поздно вечером. Эндор сел, полностью одетый. Стук повторился, и это были не каблуки Хапшанта.

Эндор подошел к двери и приоткрыл ее.

Перед ним стоял Любструм.

— Почему? — спросил он.

— И тебе привет, — ответил Эндор.

Любструм прошел мимо него в комнату.

— Трон Терры, Тит! Почему? Почему Вы продолжаете делать это?

— Делать что?

— Звонить мне. Оставлять эти сообщения и…

— Где ты был? — спросил Тит.

Любструм повернулся и посмотрел на него.

— Вы опять забыли, не так ли?

— Забыл что? Следователь, я полагаю, что в последние недели, ты слишком часто пренебрегал своими обязанностями. Боюсь, что буду вынужден послать в Ордос выговор и…

— Опять, опять то же самое, — вздохнул Любструм.

— Опять что, следователь?

Любструм кинул ему инсигнию.

— Я инквизитор, Тит. Инквизитор.

— С каких пор?

— Вот уже четыре года. С того дела на Геспере. Вы сами выдвинули меня. Вы не помните?

— Нет, я этого не делал, — нахмурился Эндор.

Любструм сел на кровать.

— Трон, Тит. Вы должны прекратить делать это со мной.

— Я не знал.

Любструм с жалостью посмотрел на него.

— Что Вы здесь делаете?

— Преследую Гонрада Малико. Ты же знаешь.

— Мы схватили Малико пять лет назад. Теперь он в штрафной колонии на Иззакосе. Вы не помните?

Эндор задумался. Он подошел к столу и вылил из бутылки остатки жойлика в грязный стакан.

— Нет, нет, я не помню этого. Совсем.

— Ох, Тит, — пробормотал Любструм.

— Малико на свободе. Он здесь, и он на свободе. Я его почти поймал, девушка из Театрикалы и ложа «435»…

— Хватит! Остановитесь!

— Любструм?

Он поднялся с кровати и подошел к Эндору.

— Покажите мне свою инсигнию.

Эндор сделал глоток и достал из кармана футляр.

— Смотрите. Вы видите, Тит? — спросил Любструм, открывая кожаный футляр. — Здесь пусто. Вы были отлучены три года назад. Ваши полномочия отозваны. Вы больше не инквизитор.

— Конечно, я инквизитор, — ответил Тит, игнорируя пустой футляр, где когда-то была вшита его инсигния, — и работаю в условии Особых Обстоятельств.

Любструм печально покачал головой.

— Тит, я уже устал помогать Вам. О Трон, Вы должны прекратить вызывать меня. Хватит притворяться.

— Притворяться? Да как ты смеешь!

Любструм направился к двери.

— Это последний раз, когда я прибежал на ваш вызов, Вы поняли? Самый последний раз.

— Нет, я не понял. Твои манеры поражают меня, следователь. Малико все еще здесь.

Любструм обернулся и в последний раз взглянул на него.

— Нет, Тит. Его здесь действительно нет.

Остаток вечера Эндор прогуливался по парку. Черные деревья и кованые железные скамейки были покрыты мокрым снегом. Он задавался вопросом, как Малико добрался до Любструма. Что у него есть на следователя? Эндор сел на одну из скамей и начал строчить набросок отчета в свою тетрадь, в котором разоблачал связь Любструма с преступником, а так же рекомендовал немедленно задержать его и отстранить от занимаемой должности. Скамья была холодной и сырой, а от промокшей одежды у него разболелась голова, поэтому он зашел в ближайшее кафе, где заказал кружку горячего шоколада с капелькой амасека.