В восемь часов вечера зазвонил телефон. Один из мужчин снял трубку: «Уголовная комиссия. Говорит Нейл». Потом он слушал, не прерывая и не задавая вопросов, только морщил лоб.

— Понятно, — сказал он в конце, — сейчас я кого-нибудь пришлю.

Взял карандаш, записал фамилию и адрес. Кроме него, в ярко освещенной комнате находились еще три сотрудника. Двое из них играли в карты, устроившись за столом, стоящим перед шкафами с документами. Третий — видный, крупный, с резко очерченным, умным лицом — ходил по комнате, заложив руки за спину. На скамейке у деревянного шкафа сидели полицейский и доставленный им негр. Негр был молодой и на вид очень сильный, но сейчас он был насмерть напуган и с мольбой глядел то на одного, то на другого полицейского.

Игроки отложили свои карты и наблюдали за Нейлом, который все еще писал: лицо его посуровело и сделалось серым. Один из них, Кармоди, пригладил свои и без того прекрасно лежащие волосы и устало поглядел в окно, за которым хлестал дождь.

— Так я и знал, что в такую погоду без дела мы не останемся.

Его партнер, Кейс, чье широкое лицо и сплющенный нос говорили о боксерском прошлом, пожал плечами.

— Я ничего другого от этого вечера и не ждал, — у него был на редкость мягкий голос, что совершенно не вязалось с его внешностью.

А третий, все еще мерявший комнату своими длинными ногами, улыбнулся им.

— Ну, а у меня уже есть дело, — он кивнул в сторону негра, — а то я с удовольствием побегал бы с вами под дождем.

— Да, Бурке, ты у нас везучий, — заметил Кармоди.

Нейл, низкий, рыжеволосый мужчина с лицом терьера, положил трубку и взглянул на часы, висящие над шкафом.

— Бэньон не говорил, когда они собирается вернуться?

Все невольно взглянули на часы. Бурке сказал:

— Около восьми. Он звонил из девятнадцатого отделения и передал, что еще зайдет.

Была одна минута девятого. Нейл нервно барабанил пальцами по столу, морщины на лбу не пропадали.

— Что случилось? — спросил Бурке.

— Звонила жена Тома Дири. Она сказала, что ее муж покончил самоубийством. Застрелился.

— Боже мой! — пробормотал Кармоди.

— Еще сегодня он был наверху, у инспектора, правда? — На этот вопрос Бурке никто не ответил.

— Почему он это сделал? — прозвучал мягкий голос Кейса.

— К сожалению, он не посвящал меня в свои планы, — устало проговорил Кармоди.

Нейл взглянул на него с упреком.

— Мы еще подождем несколько минут, и, если Бэньон не придет, я должен буду передать сообщение по инстанции. Они, конечно, потребуют подробного объяснения...

— Как всегда, когда речь идет о копе .

Бурке опять начал ходить по комнате. Кармоди закурил сигарету. В помещении было тихо, только дождь все стучал и стучал по стеклу. Молчание становилось гнетущим. Если коп умирает — это целое событие. В его отделении несколько дней приспущен флаг на мачте, в газете помещается некролог, мэр города и начальник умершего выражают соболезнование семье, но если коп кончает с собой — тут жди чего угодно! Это может означать, что он был слабодушным, чересчур нервным или просто дураком, во всяком случае, не тем человеком, который способен охранять жизнь и имущество жителей своего города. Или это может означать гораздо худшее, что поставит под угрозу существование всего участка, а то и всей полиции города.

— Он же был хорошим парнем, — сказал Бурке, замедляя шаги, — хорошим, прямым парнем.

— По крайней мере таким он казался, — согласился Кармоди и взглянул на часы. — А как это получилось, что его жена позвонила нам?

— Порядок она знает, — возразил Нейл. — Сперва она сообщила в центральную, а потом нам. Она знает, что мы обязаны совать свои носы во все эти самоубийства. Между прочим, что-то центральная долго не звонит...

В комнате опять установилась тишина. Все глядели на динамик, некоторое время не передававший никаких сообщений. И тут, будто напоминание Нэйла подтолкнуло кого-то, послышался голос:

— Девять восемьдесят, девять восемьдесят один! Ответ!

— Это, кажется, на его участке. Дири ведь живет в Вестене.

— Да, на Сикамор-стрит, — сказал Кейс, — они, наверное, уже послали туда свои машины.

Из динамика опять раздался голос:

— Машину с врачом на Сикамор-стрит, машину с врачом на Сикамор-стрит, машину с врачом на Сикамор-стрит! Ответ.

— Машину с врачом! — Нейл нервно засмеялся. — Сейчас ему ни один врач в мире не поможет.

Его пальцы опять забарабанили по столу, он взглянул на часы.

И тут распахнулась дверь, и в комнате появился моложавый мужчина в мокром плаще. Он бросил быстрый взгляд на лица всех троих.

— Что произошло, что случилось?

— Только что звонила жена Тома Дири. Она сказала, что Том покончил с собой. Пятнадцать или двадцать минут назад. Он застрелился, — сообщил Нейл.

— Ты ведь знал его, Бэньон, правда? — спросил Бурке.

— Конечно, я знал его, — медленно проговорил Дэв Бэньон, снимая мокрый плащ и укладывая его на спинку стула.

Это был высокий широкоплечий мужчина, лет тридцати пяти, с загорелым лицом и спокойными серыми глазами. Если он стоял один, то его рост как-то скрадывался. Но когда рядом с ним был Бурке, тоже высокого роста, оказывалось, что Дэв гораздо выше. Сложен он был пропорционально, и вряд ли кто-нибудь поверил бы, что он весит двести тридцать фунтов.

— У Дири были дети? — спросил Бурке.

— Нет, кажется, нет, — ответил Бэньон. Он знал Дири не очень близко, так же, как и многих других копов, работающих в других отделениях. Встречались в коридорах, здоровались, обменивались одной-двумя фразами, иногда сталкивались по какому-нибудь делу — вот и все. Он вспомнил, что Дири был стройный, хотя уже и не очень молодой человек: в волосах его было много седины.

Бэньон повернулся к Нейлу:

— Это все, что вам известно?

Тот кивнул.

— Ладно, — сказал Бэньон, — я поеду туда. Бурке, не составишь ли компанию?

Бурке указал пальцем на негра.

— У меня тут дело, Дэв. Ты ведь не хочешь, чтобы я опять упустил ниточку?

— А что такое?

— Гм... Может быть, это тот парень, что убил смотрителя бензобаков в северо-западном районе. Помнишь, на прошлой неделе?

— Я никого не убивал! — вскричал негр. Его большие костистые руки сжимались и разжимались. Он переводил взгляде одного на другого, как бы ожидая помощи, но взгляд у него был запуганный, беспомощный и безнадежный.

Бурке вопросительно посмотрел на Бэньона.

— Я мог бы выбить из него все за десять минут, если ты только...

Выражение лица Бэньона заставило его не продолжать.

— Ладно, ладно, нет так нет, — он пожал плечами.

— Я хочу, чтобы в мою смену о таких методах не было и речи, — подчеркнуто резко сказал Бэньон.

Бэньон приблизился к негру, который как бы почувствовал, что у него еще есть шансы выбраться отсюда.

— Я хочу услышать от тебя правду. Если ты не совершил преступления, тебе нечего бояться.

— Я ничего не сделал, — возбужденно заговорил негр, — я только пошел...

— Мы с тобой поговорим, когда я вернусь. Сейчас у меня нет времени. Бурке, дело остается за тобой. Ну, кто из вас? — он подошел к Кармоди и Кейсу. — Добровольцы — вперед.

— С тобой пойду я, Дэв, — Кармоди вздохнул. — А то жена Кейса выцарапает ему глаза, если он придет домой в мокрых ботинках.

Томас Фрэнсис Дири жил в западной части города. Сикамор-стрит — спокойная, тихая улица, вся в зелени. Не особенно респектабельная, но вполне приличная. Когда Бэньон подъехал к трехэтажному особняку, одна из квартир которого принадлежала Дири, у подъезда уже стояли две полицейские машины. Шел проливной дождь, но собралось десятка два любопытных, которые желали узнать, что и с кем случилось.

— Его квартира здесь, на первом этаже, — сказал Дэву один из полицейских.