– …В Бегуницах? – гремел в трубке возбужденный голос Дениса. – Отвечай, ты в Бегуницах?…

– Бегуницы, – затравленно пробормотал Валентин.

– …Алло!!! Я не слышу!!! Алло!!! Свет, ты в Бегуницах?

– Да. Откуда знаешь, где я?

– Тот автобус, на котором ты ехала… – продолжал Знахарь так громко, что Света непроизвольно отстранила трубку от уха. – Короче, мы в Ивангороде допросили водилу…

– Он хоть живой?

– Водила? Да, все ништяк. Ну так вот. Водила нам рассказал, как ты сиганула за Мухой с автобуса. В этих… ну, в этих… Черт, в Бегуницах! Молодцом, Светка! Крутяк! А где прокуроришка?

– Здесь. В одной из квартир. Я знаю, в какой… Блядь! Да лежи ты, не вошкайся!

– Чего?!! Алло, Светка! Чего там «не вошкайся»?!

– Это я не тебе. – Конфетка пнула каблуком мамашу в затылок. По-доброму та просто не понимала. – Слушай, когда вы подъедете?

– Через четверть часа. Может, даже чуть раньше. Алло! Продержись пятнадцать минут!

– Хорошо, продержусь, – расслабилась Света, решив, что теперь наконец все проблемы для нее позади. Она бросила трубку назад в кресло; убрав ногу, позволила мамаше в свое удовольствие шариться по полу и, достав из сумочки кошелек, кинула Валентину две сторублевых купюры. – Короче, юродивый. Один стольник предкам, за то, что звонила с их телефона. Второй стольник – вашей шайке поганой на эту… ну, как ее… на «Снежинку». У меня все. Расплатилась. Засим откланиваюсь. – И, перешагнув через мамашу, Конфетка направилась к выходу. С чувством выполненного долга. В прекраснейшем настроении. Помахивая сумочкой и размышляя, известно ли алкашу Валентину слово «засим».

На улице опять шел густой снег.

Казалось, что ближе к утру похолодало еще сильнее.

Света поплотнее запахнула на груди шубку. И растерянно замерла, не зная, что делать.

Буквально в пятнадцати метрах от нее в стоявшую возле соседнего подъезда белую «Ниву» паковались прокурор Муха и какой-то мужик. Мужик за руль, прокурор рядом.

Вот так вот.

Абзац!

Жена и два малолетних Сашиных отпрыска спали в дальней комнате, разбудить их было проблематично, даже распевая хором застольные песни, но Александр и Владимир Владимирович, обосновавшись на кухне, все равно старались разговаривать чуть ли не шепотом.

В презент двоюродному брату Муха привез из Петербурга бутылку «Чивас Ригал». Александр покрутил подарок в заскорузлых ручищах механизатора. Покачал лысеющей головой. Хмыкнул:

– Хм, виски. Говорят, они это… значит, как самогонка.

И бутылка с дорогим элитным напитком оказалась на кухонном столике в компании двух граненых стаканов и незамысловатой закуски – банки домашних соленых огурчиков, буханки черного хлеба и четырех холодных котлет, извлеченных из холодильника.

Вот под эту бутылочку и поделился с двоюродным братом своими проблемами прокурор. Естественно, что-то скрыв, что-то добавив. Мол, сбежал из зоны один опасный бандит, которого пять лет назад сажал именно он, Муха. И вот теперь не дает покоя бандюга. Разузнал телефон и названивает прямо домой. Угрожает. Перепугал всю семью. Он бы, Муха, конечно, и плюнул. Не к лицу ему, работнику юстиции, бояться какого-то урку. Да вот только Галина прицепилась словно репей: «Уезжай да уезжай из Петербурга, пока не изловят паршивца». А сама забрала детей и дунула к своим в Новгородскую.

– Эх, бабы, бабы. Суетные оне, – качал лобастой башкой двоюродный брат Александр и, не скупясь, разливал по граненым стаканам золотистый напиток. – Вечно слона из му… м-мм… из слепня раздуют. – Он со знанием дела опрокинул внутрь свою порцию виски, похрустел соленым огурчиком. – Ты вот что, Володя… того… извини, что здесь принять не могу. Сам понимаешь: жена, ребятишки. Ремонт тут задумали. А на дачке, оно ничего. Дачка зимняя, теплая. Туда же и до магазина два километра. В деревне, значит, магазин. Туда же и банька. Вот отвезу тебя нынче, и стопим. А заодно и продолжим. Это, значит… – Александр приподнял над столом стремительно пустеющую бутылку «Чивас Ригал». – Ты гляди, чё есть у меня. – Он на цыпочках прокрался в комнату, притащил оттуда литровую бутылку с этикеткой «Ливиз – Охта – Водка – Санкт-Петербург» и с гордостью предъявил ее прокурору. – То не водка, не думай. Самогонка местного розлива. Кре-е-епкыя, значит. Хошь попробовать?…

Но бутыль с самогоном решили не починать. Зато надумали ехать на дачу не утром, как планировалось раньше, а прямо сейчас. Причина: не терпелось поскорее истопить хваленую баньку и перебить стоявший во рту привкус импортного «Чивас Ригала» отечественным самогоном «местного розлива». Повод: некуда определить почетного гостя в тесной двухкомнатной квартирке. Ну ни ложиться же на самом-то деле двоим мужикам вместе на старом диване, где обычно спит Саша!

– Что подумает Лидка, увидев утром такую картину: два мужика, значит, в одной постели? А подумает: или ночью нажрались как эти… или… того… – Александр хохотнул и разделил по стаканам остатки «Ригала». – Значит, заметано. Едем сейчас. А то, что выпимши за рулем, не смотри. Выпимши – это не пьяный. Да и ехать чуть больше двадцати километров. А ментов на дорогах там не бывает.

И он отправился в гараж за машиной.

Муха своим каллиграфическим почерком написал Лиде – жене Александра – записку. Извинился. Обещал, что еще обязательно свидятся. И, прихватив дорожную сумку с продуктами и кое-какими вещами, спустился вниз и встал возле подъезда, дожидаясь, когда подъедет Саша на своем «Жигуленке».

На улице опять шел густой снег.

Казалось, что ближе к утру похолодало еще сильнее.

В этот момент в одной из квартир в соседнем подъезде Конфетка наконец дозвонилась до Знахаря.

Она растерялась. Ситуация была из разряда тех, что называются непредсказуемыми. И более того, экстремальными. Свете опять предстояло принимать решение. При этом в условиях цейтнота. Она предпочла бы провести еще один бой с местными доходягами, но сейчас все было, как говорится, без вариантов.

«Как удачно, что я вышла из дома именно сейчас. Не пятью минутами позже, – была первая мысль, промелькнувшая у нее в голове. Вторая мысль: – Ну и что из того? Единственное, что я теперь знаю, что прокурор опять куда-то свалил. Но куда, на этот раз отследить не смогу. Не на чем. Он на машине, я на ногах, и здесь ничего не попишешь. Может, напасть на него и его дружка прямо сейчас, отрубить обоих и спокойно дожидаться Дениса?» Но у Конфетки на этот счет не было никаких конкретных инструкций – следить за Мухой, и все, – и она опасалась своим нападением на прокурора и его приятеля лишь напортачить, а потому решила: «Черт с ними, пусть убираются. Надеюсь, недалеко, и когда прикатит назад мухинский кореш, будет несложно его допросить – выяснить, куда отвез прокурора. Знахарь, скорее всего, так и поступит, и все возвратится на круги своя. Прокурор никуда не денется. Еще ничего не потеряно. Эх, и чего ж этому мудаку было не пуститься в путь десятью минутами позже, когда здесь уже был бы Денис с пацанами!.. Все, короче, заметано: пока оставляю Муху в покое; пусть валит, куда хочет».